– Тоа… – Шёпот Миреи дуновением нежданного летнего ветерка посреди фолиабря влетает в мои навострившиеся уши. – По моему сигналу тихо снимай инкогнитор…
Мне не послышалось? Что она задумала? Или это очередной подвох? Она продолжает:
– Я возьму на себя гвардейцев… Готов?
Я делаю микроскопическое движение головой.
– Хорошо. Тогда… Давай!
Моя правая рука, прикрывающая голову сзади, нащупывает прохладную выпуклость диска инкогнитора над ухом и, сжав его пальцами, незаметно отлепляет устройство от вцепившихся в него волос. Сию секунду все девять гвардейцев оживают; один из них объявляет усиленным портативным громкоговорителем голосом:
– Всем оставаться на местах! Вы обвиняетесь…
– Сейчас! – кричит кому-то Мирея, и эфир пронзает резкий птичий щебет. Я оглядываюсь на клетку с тремя канарейками, но та уже опустела, а сами птицы взмыли под потолок и начали стремительно множиться, отпочковываясь друг от друга, прямо как их хозяйка во время своего выступления в амузале. Через какое-то время вся гостиная заполнена густым облаком из десятков мечущихся «желтков», с истошными криками бросающихся на бойцов Гвардии. Особого вреда они им не наносят, но этот манёвр даёт нам окошко времени для того, чтобы оценить обстановку и понять, что делать дальше.
Локс, не раздумывая, кидается с кулаками на ближайшего гвардейца и заодно пытается вырвать дубинку из его рук. Юна, кажется, только и ждала, когда подвернётся момент размять кости и испытать на деле приёмы, подсмотренные у Аарона. Её руки и ноги мелькают так быстро, что трудно уследить, кого и как именно она обрабатывает в отдельно взятый момент, а гвардейцы, в свою очередь, взвывая и хватаясь руками за свои повреждённые конечности, валятся на пол вокруг неё, как переспелые плоды вокруг дерева.
Мирея, ускакав за диван, использует его как баррикаду и отстреливается от гвардейцев своей пушкой, которая оказывается неизвестным мне видом оружия, выпускающим из своего дула что-то вроде электрических разрядов. Достигнув цели, они пронзают гвардейцев, лишая их возможности двигаться и роняя их контуженные тела на пол. Я, разумеется, тоже вношу свою лепту и, перекувыркнувшись по полу и избежав по пути ударов рассекающих эфир дубинок, свистящей спиралью из своей плазмодрели отправляю двух гвардейцев в затяжной полёт до диванного стеллажа. Мирея реагирует на их внезапное прибытие, окончившееся разрушением её ценной коллекции, оглушительным визгом. Останки наград разлетаются по комнате.
– Довольно!
Голос подобен взрыву.
Освещение в комнате вдруг начинает меняться и постепенно багровеет, пока каждый предмет не приобретает кроваво-красный оттенок, от которого в глазах появляется неприятное давление. Канарейки в стае лопаются одна за другой, а три оставшиеся, оригинальные, мчатся обратно в клетку, унося свои хвосты и перья от невидимого врага. Два уцелевших гвардейца, не понимая, что происходит, потерянно озираются по сторонам, а затем снова лишаются способности двигаться, замерев каменными изваяниями среди бездыханных тел своих поверженных товарищей.
Вся комната начинает вибрировать, и разбросанные по ней предметы – стаканы, стулья, клетка с птицами – вопреки гравитации отрываются от пола и поднимаются в эфир. То же делает и Мирея: её тело медленно плывёт вверх, пока сама гимнастка, лицо которой обрамлено «ожившей» копной таких же красных, как и комната, волос, невидящими глазами смотрит перед собой. Её рука, крепко сжимающая электрический бластер, плавно поднимается и утыкается ей в подбородок.
– Видит Сейвер, я дал тебе множество шансов! – гремит изо всех стен голос ИИТ, в котором начинают проскальзывать какие-то неестественные, потусторонние ноты. – Больше, чем ты заслуживаешь. Это последний…
– Тоа…
Локс смотрит на меня из противоположного конца осатаневшей гостиной. Юна, стоящая ближе ко мне, не может решить, за кем ей следить: за хилером, который что-то хочет мне сказать, за мной, оцепеневшим и вросшим ногами в трясущийся пол, или же за Миреей, которая вот-вот выстрелит себе в голову «рукой» ИИТ.
– Он там… Ты сможешь, – выдыхает Локс, пронзая меня чёрными глазами, которые в алом освещении комнаты походят на две бездонные дыры.
Я уже знаю, что мне нужно делать.
Сосредоточив всё внимание на Мирее, тело которой взяла под контроль всесильная машина, я заставляю себя забыть о существовании всего, что находится вокруг, – этой комнаты, доктора и Юны, – и вгрызаюсь мыслями в убежище ИИТ, каждым импульсом своего сознания стараясь пробить защитную стену и войти в его цифровую крепость. Изображение комнаты, отпечатанное на сетчатке моих глаз, сужается, и, заметив напоследок, как палец Миреи, словно в замедленной съёмке, сдавливает сенсор на рукоятке бластера, я оказываюсь в чём-то вроде туннеля, который поглощает меня целиком и тащит куда-то со сверхзвуковой скоростью. По краям воронки дрожат и скачут мелькающие ярко-красные полосы, а в центре разверзается чёрная бездна, затягивающая меня в своё прожорливое нутро.
«Полёт» оканчивается резко: я обнаруживаю свою шею зажатой в стальных пальцах, принадлежащих чёрной дымоподобной фигуре без конца и начала. Существо безжалостно душит меня, пока я с хрипом трепыхаюсь в его мускулистой руке.
– Упрямый наглец! – рычит оно миллионом разнокалиберных голосов. – Забыл своё место? Ну так я тебе напомню…
Мои ноги повисают в эфире и отчаянно трепыхаются, пока руки пытаются ухватиться за чёрную лапу, но скользят сквозь неё, словно та и впрямь соткана из дыма. В то же время пальцы, сомкнутые на моей шее, начинают как будто расти и расползаться дальше по телу – на плечи, грудь и руки. Чёрная тень поглощает меня заживо, «заражая» собой мой подбородок и подбираясь ко рту и носу. Вскоре одни лишь глаза, похлопывая, остаются на поверхности, но и они через мгновение тонут в чёрной массе, после чего я оказываюсь один на один с полным отсутствием чего-либо: только я и темнота.
– Простите, доктор Локс, – скулю я, рухнув на возникшую из ничего терру, упёршись в неё руками и склонив голову вниз. – Я не смог… Не смог…
Горячие слёзы брызжут из глаз.
Я чувствую всепоглощающую слабость и жгучую обиду от того, что я всех подвёл. Теперь они умрут, а я наверняка окажусь последним – тем, кому выпадет «честь» наблюдать гибель всего, что я так и не сумел уберечь, прежде чем как самому сделать последний вдох и окончательно провалиться в забвение…
– Тоа! Тоа, дружище, ты как?
Я едва могу соединить звуки, которые слышу, в слова, а те, в свою очередь, – в чей-то отчётливый голос. Знакомый голос.
– Х-Хэрон?
Я сам не верю, что произношу это имя.
Он здесь? Как такое может быть?
Слабо шевелю разбухшими веками, прищуриваюсь и сквозь влажные ресницы вижу расплывчатое, но знакомое лицо моего друга на фоне ослепительно яркого света. Тот уставился на меня обеспокоенным взглядом своих карих глаз.
– Хэрон… – Говорить трудно из-за сковывающей боли в груди.
– Не шевелись, – просит он, кладя широкую ладонь на моё плечо.
Кажется, я лежу где-то, а он стоит надо мной. Его серьга в ухе отбрасывает мне в глаза пронзительные звёздочки света из неясного источника.
– Где… Где я?
– В госпитале, – отвечает друг. – Тебя нашли еле живым у разрушенной шахты. Тоа, что ты там делал?
У шахты? О чём он говорит?
– Хэрон, ты… Ты что-то путаешь… Я был в аполисе…
Тот смотрит на меня каким-то странным взглядом, как будто он… разочарован во мне. За матовым стеклидом кабинета суетливо снуют неразборчивые тени.
– Вы были правы, – тихо говорит Хэрон кому-то, ссутулив могучие плечи. – Всё, как Вы и говорили.
В прозрачном пластидовом мешке над моей головой звенит упавшая в чёрную жидкость капля. Звук такой резкий, что заставляет меня поёжиться.
Что это за дрянь?..
– Не расстраивайся, Хэрон.
Этот голос я тоже узнаю.
Звуки разносящихся эхом шагов, и вот с противоположной от Хэрона стороны надо мной вырисовывается силуэт доктора Локса. Тот почему-то одет в защитный белый костюм, полностью покрывающий его тело, совсем как в том воспоминании из инкубатора. Видимой остаётся лишь пара его чёрных, как смола, глаз, пристально всматривающихся в меня из-за мутноватого защитного экрана.
– Что же делать, доктор Локс? – спрашивает у него Хэрон. Он выглядит как никогда подавленным.
– Мы уже не вернём твоего друга, – сообщает ему аполл и снова смотрит на меня, одновременно извлекая из-за спины что-то, чего я не могу разглядеть. – Нам придётся прекратить его страдания. Это лучшее, что мы можем сделать для него…
– Хорошо. Только давайте быстро. Не хочу, чтобы он мучился.
Хэрон отходит в сторону, покидая поле моего зрения.