Московское царство

В своем конфликте с членами аристократических фамилий царь Иван IV до сих пор воздерживался от смертной казни. Князь Иван Дмитриевич Вольский, первосоветпиик Боярской Думы,[234. Максимович. Первосоветник, с. 149.] который был обвинен в намерении бежать в Литву, был арестован, но после двухмесячного заключения прощен при вмешательстве митрополита Макария. Он, однако, должен был произнести особую клятву верности, сопровождающуюся гарантиями многих его друзей (1562 г.).[235. Веселовский. Иссл. опр., с. 112-113,124-125.]

В тот же год два князя Воротынских, известный воевода Михаил Иванович (участник Казанской кампании) и его брат Александр, были обвинены в некоем предательстве. Царь конфисковал их владения. Оба были арестованы и высланы, Михаил – на Белоозеро, Александр – в Галич. Александр был прощен в 1563 г., получил царское порицание еще раз в 1564 г. и затем принял монашеский обет. Михаил был прощен и получил назад часть своих владений в 1564 г.[236. Там же, с. 113.]

Один из выдающихся бывших членов Избранной рады, князь Дмитрий Курлятев был за неизвестно какое предательство арестован со своей женой, сыном и двумя дочерьми. Всей семье пришлось принять постриг.[237. Там же, с. 113-114.]

В мае 1563 г. дьяк князя Владимира Андреевича Старицкого обвинил князя и его мать, княгиню Евфросинью, в заговоре. Царь вызвал епископов, чтобы получить их согласие на суд. Это было необходимо, поскольку Владимир Старицкий был владетельным князем царской крови (двоюродным братом Ивана IV). Митрополит Макарий и епископы посоветовали Ивану IV простить Старицких. Иван IV послушался, но вслед за тем взял бояр, дьяков и других придворных князя Владимира на свою службу и заменил их людьми, в чьей верности он мог быть уверен. Это было равноценно организации слежки за князем Владимиром.[238. ПСРЛ, 13, часть II, 368.]

Все эти казни и репрессии привели в замешательство высших представителей русской армии и администрации, которые вместе составляли правящий институт – двор (двор как центр армии и администрации государя). Никто не считал себя в безопасности.[239. Веселовский. Иссл. опр., с. 114.] Мораль была подорвана. Некоторые думали о побеге в Западную Русь, т.е. в Великое княжество Литовское.

Единственным человеком, который оказался способным в силу своего морального авторитета сдержать нрав царя, был престарелый митрополит Макарий. Его смерть 31 декабря 1563 г. была великой потерей как для царя Ивана IV, так и для России.

Литовские князья хорошо знали об этой ситуации. По их совету Сигизмунд Август начал посылать секретные послания тем московитским боярам и чиновникам, которые явно намеревались бежать от царя Ивана IV. Он пригласил их перейти на литовскую сторону и обещал высокое положение и владения в Литве.

В начале 1564 г. такое послание получил князь Курбский. После ареста и смерти Адашева положение Курбского стало ненадежным. После смерти же митрополита Макария Курбский потерял все надежды относительно восстановления нормальных отношений между царем и правящим классом в целом (не только бояре были затронуты царскими репрессиями). 30 апреля 1564 г. Курбский бежал из Юрьева (Дерпт), где он занимал пост воеводы, к литовской заставе Вольмар (Валмиера) в Латвии. Он проследовал в Вильно и был радушно принят королем Сигизмундом Августом.[240. См.: Россия в средние века.]

V

Разногласия между царем Иваном IV и правящим институтом царства, за которые сам царь был более ответственен, чем кто-либо другой, стали особенно опасными для России" поскольку они имели место в период участия Москвы в войне с Литвой, поддерживаемой Крымом.

Война с Литвой началась в начале 1562 г. Сначала внимание Москвы было отвлечено набегами крымского хана Девлет-Гирея, который разграбил Мценск, Одоев, Белёв и многие другие города.[241. Новосельский, с. 428.]

И лишь в декабре мощная русская армейская группа, усиленная татарами и кабардинцами, была собрана для основного похода против Литвы. Высшее командование принял сам царь Иван IV. С ним вместе были князь Владимир Старицкий, царь Симеон Касаевич (последний царь Казани) и многие татарские царевичи, включая Тохтамыша и его брата Бекбулата.[242. О Бекбулате см.: Вельяминов-Зерцов, 2,4-11.] Князья Иван Бельский и Петр Шуйский были двумя старшими русскими воеводами. Князь Андрей Курбский был одним из командиров арьергарда.[243. ПСРЛ, 13, часть II, 349.]

Русское наступление было направлено на Полоцк. Оно было успешным, и Полоцк сдался 15 февраля 1563 г. Москва таким образом получила точку опоры на Западной Двине, которая была важным торговым путем к Риге.

Царь, следуя практике Адашева, в своих инструкциях воеводе князю Петру Ивановичу Шуйскому, которого он назначил править Полоцком, и его помощникам, приказал изучать древние обычаи справедливости и управления Полоцка и разрешить полоцким дворянам самим избирать судей.[244. АИ, 1, No163; Бестужев-Рюмин, 2,273; Россия в средние века.]

Натянутость отношений между царем и его подданными выглядела даже на этой ранней стадии войны с Литвой зловещей. На пути к Полоцку Иван IV в порыве гнева избил до смерти князя Ивана Шаховского. Дворянин Богдан Колычев дезертировал и поскакал в Полоцк предупредить власти о приближении царской армии. Ему не поверили.[245. Веселовский. Иссл. опр., с. 114-115.]

В июне 1563 г., как раз через три месяца после успешного возвращения царя из Полоцка, он приказал арестовать и привести к нему в Александровскую слободу князя Владимира Старицкого и его мать Евфросинью. Благодаря вмешательству митрополита Макария царь простил Старицких, но лишил Владимира его свиты и поместил под пристальный присмотр своих агентов.

Евфросинья, видя крушение своих надежд, обратилась к царю с просьбой разрешить ей принять монашество. Просьба была удовлетворена, и 5 августа она стала монахиней, выбрав своей обителью Воскресенский монастырь на Белоозере. Царь приказал содержать ее в хороших условиях и назначил следить за оказанием ей всевозможного уважения трех чиновников. Предположительно, они были проинструктированы наблюдать за ней и мешать ее связи с противниками Ивана IV.

В январе 1564 г. литовцы разбили русские войска под командованием князя Петра Ивановича Шуйского на реке Улла к юго-востоку от Полоцка. Сам Шуйский был убит в битве.[246. Россия в средние века] А в апреле Курбский бежал в Литву.

В октябре крымский хан Девлет-Гирей с армией, предположительно достигавшей шестидесяти тысяч, атаковал Рязанскую землю и основательно разграбил ее, не встретив практически никакого сопротивления. Огромное количество людей попало в плен и было уведено татарами. Подмога из Москвы прибыла слишком поздно. Татары уже вернулись домой с многочисленными трофеями.[247. Новосельский, с. 428-429.]

Для предотвращения возможности нападения со стороны Швеции, Иван IV должен был согласиться на продолжение шведско-русского перемирия еще на семь лет (1564-1571 гг.), в течение которых шведы сохраняли Ревель (Таллинн) и Пернов (Пярну).[248. Королюк.с.62.]

Литовское нападение на Полоцк в октябре 1564 г. было отбито, но дезертирство бояр и дворянства продолжалось.[249. Веселовский. Иссл. опр., с. 122.] Тем временем многие из тех бояр и сынов боярских, что оставались верными царю, во главе с новым митрополитом Афанасием попросили у Ивана IV прекратить казни, заключить мир с Литвой и обратить свое внимание на Крым.

Это должно было означать возвращение к программе Адашева, а для Ивана IV – признание провала его политики и соглашение на ограничение его самодержавной власти.[250. Там же.с.116.] Психологически это было для него невозможно. В то же время, он осознал зловещее значение разрыва между ним и управляющим институтом папства; Он не только был разозлен; он был напуган. Стоявший перед ним выбор состоял либо в отставке, либо в усилении царской диктатуры.

Царь нашел выход из тупика, учредив опричнину.

Иван IV решил рискнуть и отречься от престола, но сделать это так, чтобы его отречение не было принято народом, и он в результате получил бы полную власть и смог бы безжалостно расправиться со своими врагами, реальными или предполагаемыми.

Дабы обеспечить все наверняка, он начал тихо собирать группу служилых людей, которым он мог абсолютно доверять. От них он потребовал особой клятвы верности. Он намеревался создать из них опричный двор, который станет его личным войском, а также внутренним институтом для наблюдения за деятельностью официальной национальной администрации.

Иван IV боялся объявить о новом институте – опричнине – в Москве, где попытка такого государственного переворота могла быть предотвращена существующим правящим институтом бояр, дворян и дьяков. Поэтому он решил временно оставить столицу и удалиться туда, где он будет лучше защищен своими телохранителями – «бандой сатаны», как именовал их Курбский.[251. Историю государственного переворота см.: ПСРЛ, 13, часть II, 391-395; Карамзин,9,76-85; Соловьев, 6,550-553; Ключевский, 2, с.173-176;Шмурло, 2, часть 1,106-107; часть II, 62-78 (обзор мнений историков об опричнине); Зимин. Опричнина, с. 127-134. Лучший анализ дан Веселовским. Иссл. опр., с. 133-144.]

3 декабря 1564 г. царь со своей семьей покинул Москву и направился в деревню Коломенское к югу от города, а оттуда двинулся на моления в Троицкий монастырь. Но это не было обычным паломничеством. Царь приказал избранной группе бояр, дворян, боярских сынов и дьяков, в чьей благонадежности он не сомневался, сопровождать его. Он также приказал отряду провинциальных дворян и боярских сынов следовать за ним в боевом порядке. Среди того, что он взял с собою, были царская казна, иконы, ювелирные изделия и одежда.

21 декабря царь и его кортеж отъехали из Троицкого монастыря в Александровскую слободу на ярославской дороге. Здесь они остановились и укрепили стены и башни.

Обычно, когда царь покидал Москву даже на короткое время, он назначал какого-нибудь боярина для присмотра за столичными делами и административными формальностями в его отсутствие. На сей раз ничего подобного сделано не было. Результатом стали напряжение и замешательство, усиливавшиеся с каждым днем.

3 января 1565 г. Иван IV послал в Москву гонца с письмом митрополиту Афанасию и боярам. В этом письме царь обвинил весь управляющий институт – бояр, сынов боярских и дьяков – во многих преступлениях, таких, как разграбление государственной казны, захват земель, Уклонение от военной службы и предательство. Иван IV также винил иерархов церкви во вмешательстве в пользу виновных, которых хотел наказать. Он объявил, что по причине всего этого он должен оставить трон и просить Бога указать ему подобающее место уединения.

Одновременно с этим письмом посланник Ивана IV привез и другое, адресованное купцам и простолюдинам Москвы, заверявшее, что царь благорасположен к ним. Иван IV приказал зачитать это послание публично.

Очевидно, что царь попытался внести смятение в умы московских жителей, настраивая простых горожан против чиновников и высших классов. Угроза народного восстания, подстрекаемого царем, была реальной. Правящий институт капитулировал.

Митрополит Афанасий отказался лично поехать в Александровскую слободу, но согласился послать туда в качестве своих представителей архиепископа Новгорода и архимандрита Чудова монастыря, с тем чтобы просить царя вернуть свое расположение боярам, дьякам и всему народу, не оставлять трона, править по своему усмотрению и наказать предателей по своему разумению.

Царь выиграл эту рискованную игру. Его нервное напряжение в ходе этих судьбоносных событий может быть оценено по донесению ливонца Иоанна Таубе, отмечавшего, что ко времени своего возвращения в Москву в феврале, царь потерял все волосы на голове.[252. Таубе, с. 34; Веселовский. Иссл. опр., с. 137-138.]

5 января царь великодушно простил духовенство, бояр и народ и объявил об условиях возвращения на трон в специальном указе, который устанавливал режим опричнины.[253. Общий текст указа в летописи см.: ПСРЛ, 13, часть II, 394-395. Оригинальный документ не сохранился. Он хранился а царском архиве, см. каталог документов царского архива, составленный предположительно около 1572 г. «Описи царского архива» под ред. С.0. Шмидта. Москва, 1960, с. 37.] Эти условия гласили:

1. Царь будет обладать полной свободой власти наказывать и, если необходимо, казнить предателей и конфисковывать их собственность.

2. Царь создаст внутри государства свой собственный отдельный двор. Он изберет персонал своего двора – от бояр до мелких слуг – среди доверенных людей.

3. Даже становясь главой своего личного суда и личных войск, царь сохранит власть как глава государства.

4. Бывшая государственная и военная администрация будет продолжать функционировать, но бояре должны будут адресовать все важные дела царю.

Таким образом, должно было быть введено двоевластие: царская опричнина и земщина. Национальная администрация сохраняла свои традиционные формы, но была подчинена абсолютной диктатуре царя.

Опричнина давала царю средства реализации своей диктатуры и обеспечивала его личную безопасность. В то же время она означала глубокий раскол в близком окружении царя – среди его родственников и крупных бояр. Например, Захарьины-Юрьевы (по линии первой жены Ивана IV) и князь Михаил Черкасский (брат второй жены Ивана), равно как и бояре Алексей Басманов и Иван Чеботов, безоговорочно следовали царю. Другие, находившиеся в брачных отношениях с царской родней, подобно князю Ивану Мстиславскому, князю Александру Горбатому и Головиным, а также бояре Иван Федоров и князья Дмитрий, Петр и Иван Куракины оставались в стороне.[254. Веселовский. Иссл. опр., с. 147.]

Расправа с предполагаемыми предателями началась немедленно после обнародования указа. В феврале 1565 г. были казнены князь Александр Борисович Горбатый, его сын Петр, два других князя и окольничий Петр Головин. Князья Дмитрий и Иван Куракины были насильственно пострижены в монахи. Многие дворяне и бояре были высланы в Казань. Вся их собственность была конфискована.[255. ПСРЛ, 13, часть II, 395-396; Веселовский. Иссл. опр., с. 145-149.]

С целью создания экономической базы для опричнины к опричным приказам были приписаны и поставлены под их прямой контроль многие города и районы с их землями и доходами.

Александровская слобода оставалась главным оплотом опричнины, но в самой Москве был также построен опричный, двор и к нему была приписана значительная часть города.

Многое из провинциальных городов, взятые в опричнину, были в центральной части Московии: на запад и юго-запад от Москвы – Вязьма, Можайск и Медынь; на юг – Малоярославец и две части Перемышля; на восток – Суздаль и Шуя. В дополнение под опричную власть отошли многие города и районы на севере Московии, такие, как Тотьма и Устюг, район Ваги.[256. ПСРЛ, 13, часть II, 394-395; Всссловский. Исся. опр., с. 162-163.] Со временем еще многие города были присоединены к опричнине.

Институт опричнины обладал сильной личной армией Ивана IV численностью в одну тысячу опричников. Среди них были князья, бояре, дворяне и сыны боярские. Впоследствии опричный корпус был увеличен. К 1570 г. он включал около шести тысяч человек. Многие иностранцы – ливонские немцы, подобные Иоанну Таубе, и немцы из Германии, такие, как Генрих фон Штаден – были приняты в рады опричников.

Хотя агенты английской Русской компании в Московии не участвовали в опричнине индивидуально, они обратились к царю с просьбой принять в опричнину всех английских купцов. Они сделали это, чтобы застраховать себя и собственность компании против любого вмешательства опричников. Царь нуждался в английских технических специалистах и импорте английских товаров, включая оружие, и поэтому принял компанию под свою защиту.

По тем же причинам богатейшие русские купцы и промышленники того времени, Строгановы с Урала, попросили царя принять их в опричнину. Они были приняты, и поскольку их финансовая помощь была существенна для царской казны, Строгановым не досаждали.

Судьба русских землевладельцев и землепользователей в районах опричнины была особой. Они были насильственно изгнаны из своих владений, дабы освободить место опричникам. Взамен им отдавались земли в районах земщины, в основном в Среднем Поволжье. Высылка земских землевладельцев в Казанский регион имела две цели: убрать ненадежных бояр и сынов боярских из центральной части Московии и колонизировать вновь приобретенные районы. Следует отметить, что в районах, первоначально взятых в опричнину, было мало боярских вотчин. Изгнание, таким образом, в основном затронуло дворянство.

Поскольку опричники должны были получить большие по размеру поместья, нежели сыны боярские, число изгнанных должно было быть по крайней мере на 50 % больше, нежели опричников, расселенных в бывших владениях изгнанных. Итак, когда число опричников достигло шести тысяч, число изгнанных должно было достигнуть девяти тысяч.[257. Веселовский. Иссл. опр., с. 185.]