Почти как люди

Мы, как и в другие вечера, когда встречаемся с ним поговорить, сидим в ресторанчике на набережной, пьем вино и смотрим на море.

– Этот эксперимент проводился пару веков назад. Молодую самку шимпанзе учили говорить на языке жестов. Ей показывали какой-либо предмет или действие, а затем складывали её пальцы в соответствующий жест. Выучив восемь слов-знаков, она сразу начала их комбинировать. Позже ее словарный запас достиг 160 слов. Она смогла овладеть языком и увязывать слова с объектами и узнавала не только реальные объекты и обозначала их словами, но и изображения на картинках. Эта шимпанзе стала активно использовала знаки для общения с людьми и достижения своих целей. Но самое интересное, что в итоге она стала относить себя к людскому роду, а других шимпанзе называла «чёрными тварями»…

Свен смотрит на меня и молчит. Никакой реакции, только пристальный слегка ироничный взгляд.

– Ты не понимаешь, к чему я это? – спрашиваю я его.

– Кажется понимаю, Алекс – отвечает он – Ты начинаешь думать в правильном направлении.

– Я стал сомневаться – честно признаюсь – Я не понимаю, какие плюсы нам дало это Разделение.

– Ну это ты у своего деда должен был спросить – с легкой усмешкой говорит Свен.

– Пока дед был жив, такого вопроса у меня не возникало – вздыхаю я.

– А в чем ты, все-таки, видишь проблему? – спрашивает Свен.

– В первую очередь, в возникновении этой ненависти со стороны примитивов. И в барьере, который выхолащивает обе стороны и снижает многообразие, замедляя, я уверен, развитие человечества.

– Ты только меня заинтересовал и уже сразу разочаровываешь… А иначе этой ненависти бы не было? Была бы, только ты бы постоянно находился внутри нее – на каждого такого же как ты вокруг всегда нашлось бы еще двадцать, ненавидящих тебя. Разделяющие барьеры стали возникать еще несколько веков назад в виде закрытых клубов, в которых такие как мы с тобой могли общаться с подобными себе. Просто с подачи твоего деда произошло полное разделение и барьеры стали почти непроницаемыми. В свое время, пытаясь решить проблему гетто, власти некоторых стран принудительно смешивали, как потом оказалось, несмешиваемые среды, заселяя представителей «низших» слоев среди более успешных.

– И к чему это приводило?

– Большие гетто просто дробились на маленькие, никуда не исчезая. Границы ведь здесь не территориальные, они – ментальные, они – в нашем сознании.

– А какую же тогда ты видишь ключевую проблему в Разделении?

– Не отвлекай меня – дай насладиться морем. Я вот, кстати, задумался о том, почему мы перемещаем детей именно в семилетнем возрасте? Ты, наверное, знаешь ответ?

– Потому что в более позднем возрасте детей, выросших в среде примитивов, уже научат нас ненавидеть, а дети, выросшие в нашей среде, уже не смогут адаптироваться к укладу примитивов.

– Вон оно что. Ты действительно так думаешь? Очень интересно…

– А ты видишь это иначе?

– Да, иначе. Я считаю, что здесь вопрос не в ненависти, а, скорее, в любви.

– Пояснишь?

– Как-нибудь в другой раз. К слову, я не вижу в Разделении каких-либо концептуальных проблем. Для меня связанные с этим проблемы – исключительно личного характера.

Свен замолкает и смотрит вдаль, в море.

– Полагаю, что сегодня я не узнаю ничего об этом.

– Не узнаешь, Алекс. И напоследок о разделении: знаешь, один из римских императоров решил одеть всех рабов Рима в единую одежду, этакую униформу, чтобы всем сразу было видно, кто раб, а кто господин. Но, в итоге, он отказался от своей идеи.

– Почему?

– Просто он понял, что когда рабы поймут, насколько их больше, чем господ, осознают свое численное превосходство, они могут решить, что им по силам истребить господ.

Канцелярия созидателей

Нужно отдать им должное – меня не томили длительным ожиданием. Через десять минут вышел руководитель канцелярии и пригласил к себе в кабинет.

– Итак, я весь во внимании – начал он – Какой вопрос Вы хотели обсудить?

– У Вас мой сын Миша. Его забрали месяц назад…

– Да, я знаю – прерывает меня он – Я изучил Ваше досье перед приемом. Так какой вопрос Вы хотели обсудить?

– Я хочу, чтобы он вернулся к нам. Мы просто не можем без него. Это неправильно. Нельзя вот так отнимать детей у родителей.

– Ну не нам с Вами обсуждать в данном случае, что правильно, а что нет… Вот скажите, Вы верующий?

– Да, но какое отношение это имеет к моему вопросу?

– Вы рассуждаете на тему того, правильно ли то, что написано в Ваших святых писаниях?

– Нет, но какое отношение…

– Вот и я не рассуждаю – снова прерывает меня он – Для меня Декларация Разделения и Социальных Лифтов является тем же, чем для Вас является Ваше Святое Писание. И не мне рассуждать о его правильности. И, уж простите, Декларация не предполагает никаких иных сценариев, кроме состоявшегося с Вами. Хотя я понимаю Ваши чувства…

– Сомневаюсь.

– Поверьте, понимаю. У нас с женой также забрали ребенка и теперь он живет где-то среди вас. Он еще не повзрослел, мы даже увидеться с ним не можем и ничего о нем не знаем на данный момент.

– И как же Вы можете мириться с этим?

– Вы знаете, я просто верю в то, что это единственно правильный вариант. И эта вера облегчает страдания, которые вначале были невыносимы. Вот и Вы поверьте.

– Как же можно верить в такое?

– Ну Вы же верите и в более сомнительные вещи… – ждет моей реакции, но я просто пристально смотрю на него – Возвращаясь к Вашему исходному вопросу, могу сказать, что удовлетворить Вашу просьбу абсолютно невозможно. У Вас есть еще какие-либо вопросы?

Не отвечая, встаю и иду к выходу.

Часть 2. Решение

Пролог

Поставив цель, бежал к ней долго,
Не знав покоя, с чувством волка,
Которым голод только движет:
На цель как на Луну я выл.

Усталость преодолевал с надрывом,
И лишь в момент, когда прорывом,
Когда скачком мне удавалось