Старик и смерть

– Я не понимаю одного, – продолжила Смерть, – а что мешало тебе вложить что то такое не в роман, а в своих детей? Неужели ты не хотел сделать их чуточку лучше? Или тебе непременно надо облагодетельствовать миллионы? Ты уж меня извини, но это уже тщеславие!

– Ты жестока! – старик посмотрел на Смерть. – Тебе тяжело возражать. Но скажи, что я мог сделать тогда? Я был слишком молод, я многого не понимал, зато теперь я могу объяснить людям то, до чего дошел на закате своей жизни. Как я мог объяснить это своим детям тогда? Как я мог сделать их лучше?!

– А, может быть, нужно было начать с себя? И как знать, возможно, все повернулось бы по иному…

– Мне нечего тебе сказать. – Старик поднялся со стула и, подойдя к окну, прикрыл форточку. – А ты все же неучтивый гость!

– Извини, – ответила Смерть, – не хотела тебя обидеть. Просто вырвалось.

– Да ладно, в чем-то ты права… – старик, заложив руки за спину, ходил из угла в угол по темной комнате.

– А о чем твой роман?

– Тебе и вправду интересно?

– Теперь ты ведешь себя неучтиво! Или ты думаешь, что я кроме работы ничем уже и не интересуюсь?

Старик остановился и обернулся к креслу. – Я пишу о жизни.

– О!

– Это что, насмешка?

– Нет. Но что ты о ней помнишь? Ты живешь один уже столько лет, твой круг общения ограничивается продавцом в магазине, почтальоном, приносящим тебе пенсию да редкими встречами с соседями по подъезду. Да, ты прав, ты никому не нужен, но ответь, нужен ли кто-нибудь тебе? – в голосе Смерти послышались металлические нотки. – Неужели я не права?

– Даже если ты и права, так что же?! – голос старика сорвался на крик. – Я полжизни не был никому нужен, так почему же теперь я должен в ком-то нуждаться? Да, я уже стар, но я многое понял! И я хочу докричаться до людей, способных меня понять! Мне этого достаточно!

– И какой в этом смысл? – тихо спросила смерть.

– Что значит, какой смысл? – не понял старик.

– Ты же пишешь роман о жизни… И что же ты хочешь объяснить про жизнь другим людям? Как ты можешь рассказывать о жизни после долгих лет одиночества? Что такого ты понял?

Старик прошелся по комнате взад-вперед. Он молчал очень долго, нервно теребил в руках ни в чем не повинный коробок спичек, но, наконец, кинув его на стол, тусклым голосом произнес:

– Я понял, что жить без любви нельзя.

– Но ты живешь без любви! Ты забыл, что такое любовь женщины, твои дети не помнят про тебя, даже собаку, и ту себе не завел.

– Об этом я и пишу, – прошептал старик и устало опустился на стул у окна. – Об этом я и хотел написать…

Дрожащими пальцами он нащупал в темноте клавиши пишущей машинки и несколько раз ударил по пробелу. Облако пыли слетело с пожелтевшего листа и достигло небольшого круга света, отбрасываемого лампой. Каретка устало дернулась, тяжело переместилась на несколько позиций левее и замерла. Старик заплакал.

Смерть поднялась с кресла и неслышными шагами направилась в сторону двери.

– Ты куда? – удивился старик.

– Я ухожу. – ответила Смерть.

– А я?

– А ты остаешься. Если тебе так надо. Я имею на это право. Считай это моей благодарностью за чай. Ну, до встречи! – Смерть шагнула в дверь.

– Погоди! Постой! – закричал старик, мучительно пытаясь подняться и догнать своего неучтивого гостя.

Темная фигура в дверях остановилась, с удивлением обернулась. – Ты чем-то недоволен?

– Нет, то есть да! – в глазах у старика застыли слезы. – Забери меня с собой!

– Но ты же умрешь! – Смерть непонимающе смотрела на странного человека, которому она подарила жизнь.

– Да, я умру.

– А как же роман?

– А что роман, – усмехнулся старик сквозь слезы. – Наверное, ты все- таки права. Нужно ли это кому-нибудь? Не мне решать, что человеку необходимо, и без чего он вполне сможет обойтись. Пусть решают сами, ведь это их жизнь. А мое время уже ушло. Наверное, я действительно давно уже мертв. Так чего тянуть?

Смерть молча подошла к старику и легонько коснулась его кончиками пальцев. В неярких отблесках света настольной лампы на мгновенье показалось, что рука ее дрогнула, но, наверное, это была, всего лишь, игра теней.

*****

За окном наступила ночь. Ветер гнал по асфальтовым дорожкам палую листву, слышалось только ее негромкое шуршание да шум теплого осеннего дождя. В тусклом свете уличного фонаря можно было различить фигуру старика, сидящую на стуле перед окном. Пальцы его лежали на клавишах пишущей машинки, но слов, напечатанных им на пожелтевшем от времени листе было не разобрать. А, может быть, их вовсе и не было. На умиротворенном лице старика застыла легкая улыбка. Старик был мертв.

Июнь 2001г.