Любовные похождения Меченосца
– По—всякому, бывало сердце в пятки так и шарахалось, – ответил Меченосец, – а глотнешь из фляги глоток или два, и оно обратно возвращается.
– Значит, с ентим делом, – показал Емельяныч на бутылку, – и на фронте половчей.
– А то, как же, – тоном бывалого солдата заявил Меченосец, – без спирта на фронте ни ногой. Как в атаку, так сто грамм, ну, а если, например, в окружении, так все двести.
– Неужь двести? – неподдельно удивился Емельяныч. – Двести, а иногда и поболе, – подтвердил Меченосец. – Ну, что ж, – перехватил инициативу Емельяныч, – тогда за вас, за фронтовиков.
Они выпили по второй, и Емельяныч попросил поставить пластинку с Лидией Руслановой.
Меченосец поставил пластинку, и в комнате раздался звонкий голос певицы:
Живёт моя красотка
В высоком терему,
А в тот высокий терем
Нет входа никому.
И тут Емельяныч расправил плечи и подхватил:
Я знаю, у красотки
Есть сторож у крыльца,
Но он не загородит
Дороги молодца.
И вот нежданным гостем
Войду я в терем к ней.
Была бы только ночка
Сегодня потемней.
Здорова будь, красотка,
Сбежим, моя краса,
Из терема на волю
В дремучие леса.
Пойдём там пир горою
В большом густом лесу,
И атаман женою
Возьмёт себе красу.
Давно готова тройка
Лихих, серых коней.
Была бы только ночка
Сегодня потемней.
Пока Емельяныч пел, Меченосец налил в стопки по третьей, и по окончании песни предложил выпить за Лидию Русланову, которая своими песнями была с ними на передовой.
Емельяныч с удовольствием выпил за любимую певицу и даже немножко прослезился.
Пришедшая с работы Татьяна застала в комнате умилительную сцену. Маленький, тщедушный Емельяныч смотрел снизу вверх на могучего Меченосца и непрерывно повторял:
– Пашка, как я тебя уважаю. Ты настоящий мужик, Пашка.
Увидев Татьяну, Емельяныч засобирался на выход, но она остановила старика и предложила выпить за его здоровье.
На этом поллитровая бутылка закончилась, а открывать вторую было не с руки.
После обеда Татьяна повела Меченосца в Зимний дворец. От его великолепия челюсть у Меченосца отвисла и он, как контуженый, только частично разбирал Татьянины слова.
До закрытия они смогли посмотреть только одну пятую часть этого уникального музея.
А завтра предполагался выходной, который они хотели полностью посветить Зимнему.
Но завтрашнее посещение Зимнего оказалось под угрозой.
В этот вечер Меченосец сделал большую глупость, пригласив Татьяну в Летний сад.
Там его громко окликнула напомаженная Вика:
– Павлуша, – обратилась она к нему, – значит, ты уже уволился из доблестной армии?
Меченосец сделал вид, что совсем не знает обратившуюся к нему женщину, но Вика подошла к нему вплотную и проворковала:
– Павлуша, не хорошо забывать про свои обещания. Или тебе их напомнить?
Татьяна вырвала свою руку из руки Меченосца и пошла, не оглядываясь, к выходу.
Меченосец собрался последовать за ней, но Вика вцепилась в рукав Меченосца и жалобно пропищала:
– Павлуша, не оставляй меня. Я так ждала этой встречи.
Меченосец попытался вырваться из цепких Викиных рук, но та еще крепче вцепилась в лацкан пиджака.
– Хорошо, – пообещал Меченосец, – послезавтра я жду тебя здесь же в половине восьмого.
– А не обманешь? – с надеждой посмотрела на него Вика.
– Если сказал, значит приду, – еще раз пообещал Меченосец.
– Ну, что ж, тогда до послезавтра, – сказала Вика и выпустила лацкан его пиджака.
Меченосец стрелой бросился из Летнего сада и только на углу Белинского и Литейного догнал Татьяну.
– А ты, парень не промах, – сказала Татьяна, когда Меченосец попытался взять ее под ручку, – не успел, как следует Ленинград посмотреть, а уже нарасхват.
– Таня, это какое-то недоразумение, – стал оправдываться Меченосец.
– Ничего себе недоразумение с полной запазухой титек, – возмутилась Татьяна и, передразнивая Вику, – Павлуша, ты же мне обещал.
– Да ничего я ей не обещал, – взорвался Меченосец, – подсела ко мне как-то раз, выклянчила кружку пива, так теперь уже обещал.
Уж лучше бы он этого не говорил.
– Так ты еще и пиво с ней пил, – по—новой завелась Татьяна.
– Не пил, а только угостил, – уточнил Меченосец.
– Ах, он только угостил, – опять возмутилась Татьяна, – он любезно угостил шлюху, которую знает пол Ленинграда.
– Откуда я знал, что она шлюха, – продолжал оправдываться Меченосец.
– Верю, что ты не знал, что она шлюха, – уже мягче произнесла Татьяна, – но обещать даже не шлюхе негоже, если встречаешься с другой женщиной.
– Танюша, да я ей, честное слово, ничего не обещал, – заглянув Татьяне в глаза, проникновенно заявил Меченосец.
Узкие щелки Татьяниных глаз превратились в голубые овалы, и она облегченно вздохнула:
– Хочу верить, что так оно и было.
В подъезд они входили молча, но их молчание говорило о многом. В их недолгой совместной жизни произошел первый надлом, который только по Татьяниной бабской отходчивости не завершился разрывом.
Этой ночью они легли, подвернув друг другу мягкие места, но через полчаса Меченосец не выдержал и, повернувшись к Татьяне, положил свою горячую руку на ее округлое бедро. Несколько минут они лежали без движения, потом Татьяна повернулась на спину и рука Меченосца, будто бы невзначай, соскользнула на ее мягкий лобок.
– Глупенький ты, мой, – прошептала Татьяна и впилась в его губы своими горячими губами.
Ангелине Ивановне сегодня снова было не до сна.
Живя с Татьяной, Меченосец совсем не задумывался над вопросом трудоустройства.
Ему иногда приходила в голову мысль о том, что негоже находиться на иждивении молодой женщины, но всякий раз он отгонял эту мысль, оправдываясь тем, что Татьяна сама этого хочет. А Татьяна не то, чтобы этого хотела, но все же побаивалась отпускать его от себя, даже на время работы. Только поэтому она не затевала с ним разговора о трудоустройстве, оттягивая его на лучшие дни. А дни эти все не приходили и не приходили.
Весна сменилась летом, а лето осенью. От ничего не деланья Меченосец как-то заскучал, пластинки ему уже изрядно поднадоели. В обществе Емельяныча он стал чувствовать себя некомфортно, поэтому, как только тот заходил к нему в комнату, старался найти причину, чтобы отвязаться от старика.
В кухне он стал все чаще встречаться со Светочкой и однажды, когда Татьяна была на работе, напросился к ней в гости. И причину же нашел подходящую – хочу, мол, попробовать поступить в техникум, а знаний не хватает.
Светочка, без задней мысли, обещала ему помочь, и Меченосец стал ее навещать.
За учебником математики они чуть лбами не сталкивались, и, в конце концов, он погладил ее по волосам.
Светочка от неожиданности отскочила от Меченосца и, посмотрев осуждающе в его глаза, произнесла:
– Не надо, Павел, это совсем нехорошо.
В этот вечер Меченосец вернулся в свою комнату раньше обычного, но еще долго на своей ладони ощущал тепло прикосновения к Светочкиным волосам.
Светочка у себя в комнате тоже не могла выйти из оцепенения. Ее еще ни разу так нежно не гладили по волосам.
В эту ночь она долго не могла уснуть, а когда все же уснула, то приснился ей сон, будто стоит она под струей теплой воды, а чьи-то нежные руки гладят ее по волосам, опускаясь все ниже и ниже. И когда эти нежные руки опустились на ее живот, она резко вскочила и больше уже не смогла уснуть.
На следующий вечер Меченосец не постучался в Светочкину дверь, не постучался он и потом. Зато потом в его дверь постучалась сама Светочка.
«Что же Вы не заходите, Павел, – проворковала она, – так Вы никогда не поступите в техникум».
Меченосец очень обрадовался, увидев Светочку, но внешне своей радости не показал. Они прошли в Светочкину комнату и уже через час отвлеклись от предмета под названием «Математика».
Их приятная близость была продолжительной и сверхтемпераментной. Кто бы мог подумать, что в тихой Светочке таится такой запас нерастраченной энергии. Во время оргазма ее хрупкое тело так подбрасывало могучие телеса Меченосца, что тот хватался за спинку кровати и всем своим передом старался припечатать Светочку к матрацу. И от этих движений Светочка вновь и вновь улетала в блаженство, стараясь удержать на себе Меченосца как можно дольше.
Если бы не обстоятельства, она не дала бы покоя Меченосцу всю ночь и даже весь следующий день. Она и представить себе не могла, как прекрасны мгновения близости с мужчиной, который умеет удовлетворять женщину. Удовлетворять ее так, что она открывает в себе постоянное желание его ощущать.
Татьяна не сразу заметила изменения, которые произошли с ее молодой соседкой. Но через неделю она обратила внимание на то, что Светочка, как-то уж больно неуклюже, ее сторонится. Стоит Татьяне прийти на кухню, как Светочка стремится тут же из нее уйти.
Да и Ангелина Ивановна подлила в огонь подозрений ехидного маслица.
– Ну, что, милочка, – начала она, выйдя на кухню вслед за Татьяной, – все работаешь?
– Работаю, Ангелина Ивановна, а куда ж денешься, – вздохнула Татьяна.
– Как это куда денешься, – продолжила Ангелина Ивановна, – пора бы уж и кобелине твоему поработать, а то измаялся без дела-то.
– Да он вроде бы учиться собирается, – сообщила Татьяна.
– Собирается, – подтвердила Ангелина Ивановна, – только уж больно хорошо его консультируют.
Сказав это, Ангелина Ивановна взяла со стола чайник и ушла к себе в комнату.
– Так вот почему от меня Светочка шарахается, – подумала Татьяна.
Отпросившись с работы, она пораньше вернулась домой и, не найдя в своей комнате Меченосца, постучалась в Светочкину дверь. Дверь долго не открывали, надеясь на то, что постучат и отстанут, но Татьяна настойчиво продолжала колотить в дверь. Услышав шум, из своей комнаты высунулась Ангелина Ивановна.
– Стучишь, милочка, – спросила она, – стучи, стучи, они уже давно там.
Наконец, дверь отворилась, и смущенная Светочка появилась на пороге. Отодвинув ее, Татьяна вошла в комнату и, увидев склонившегося над учебником Меченосца, гневно спросила:
– Ну, что, занимаетесь, – и, не дожидаясь ответа, продолжила, – хорошо устроились. Кошка в двери, мышки в пляс.
Поняв, что его застукали и оправдываться бессмысленно, Меченосец решил пойти в нападение:
– Ты меня, что ли, мышкой считаешь?
– Да уж, какая из тебя мышка. Ты кот, точней, бессовестный котяра, – не сдерживая себя, заголосила Татьяна, – присосался, как пиявка, да еще и гадишь.
– Ты, Татьяна, не кричи, – попытался урезонить ее Меченосец.
И тут за спиной у Татьяны заговорила Ангелина Ивановна:
– Ишь, какой проходимец. Можно сказать, застукали на месте преступления, а он еще и харахорится.
Меченосец понял, что оправдываться бесполезно, поэтому закрыл учебник математики и встал из-за стола.
Светочка, заткнув уши, удалилась на кухню. И правильно сделала, потому что Ангелина Ивановна и Татьяна в два крикливых голоса продолжили накачку провинившегося Меченосца.
В общем, накачка закончилась тем, что выставила Татьяна за порог вещмешок Меченосца, и пошел он на все четыре стороны.
С Викой не соскучишься
Точнее, пошел наш оскорбленный Меченосец целенаправленно в Летний сад, где намеревался встретиться с Викой и, хотя бы на время, приютиться у нее.
И, действительно, пьяненькая Вика прогуливалась по аллеям Летнего сада, в поисках нового хахаля, как говорили местные старушки. Увидев Меченосца, она раскрыла свои объятья, еще четче обозначив округлость грудей, и пошла ему навстречу.
– Павлуша, я так рада тебя видеть, – обнимая Меченосца, заворковала Вика, – обманщик, ты все же пришел ко мне.
Говоря это, она дыхнула на Меченосца дешевеньким перегаром и обдала таким же дешевеньким ароматом духов. В ту пору гулящие женщины в нашей победившей фашистов стране не ценились так дорого, как сейчас, может быть потому, что не назывались тогда проститутками.
Да, если бы Вику назвали проституткой, она бы очень обиделась. Свое ненасытное влечение мужчинами она объясняла особенностями характера и чуткой душой.
Что касается особенностей характера, то их у Вики было предостаточно, и количество этих самых особенностей объективно зависело от полноты налитого стакана. От малой дозы она румянилась и становилась беззаботно веселой. По мере наполнения спиртным, ее веселость переходила в малую, а потом и в большую агрессивность. А от большой агрессивности ее чуткая душа моментально захлопывалась, и открывались шлюзы эротического беспредела. В таком состоянии Вика могла удовлетворить мужчину любыми способами и в любом месте. На публике сексуальные игры ей даже больше нравились. Каждая пара любопытных глаз вносила в ее жаждущее тело дополнительную волну возбуждения.
В тот момент, когда Меченосец встретил Вику, она была в состоянии легкого подпития, и до большой агрессивности было еще далеко.
Зайдя в кафе, они заказали бутылочку вина и нехитрую закуску.
За бутылочкой портвейна Меченосец наплел Вике красивую историю о том, что его, как опытного специалиста, не хотели увольнять из войск. Чтобы уволиться, ему пришлось переспать с женой военкома, и та устроила все в лучшем виде.
Услышав о женщине, Вика нахмурилась, но потом, что-то вспомнив, спросила:
– Это не та ли коза, с которой я тебя в прошлый раз застукала.
– Она, – соврал Меченосец, – ты в тот раз чуть не сорвала мой план увольнения.
– Ну, прости меня, Павлуша, я же не знала о твоих планах, – пьяненько извинилась Вика.
– Тогда выпьем за мое удачное увольнение, – предложил Меченосец.
– Давай, – с удовольствием согласилась Вика и, чокнувшись с Меченосцем, отпила из стакана большой глоток портвешка.
Закусив конфеткой, она спросила:
– А где же ты теперь остановился?
– Пока нигде, – ответил Меченосец, – сегодня пересплю на вокзале, а завтра пойду искать общежитие.
– Зачем на вокзале, – возмутилась Вика, – пойдем ко мне, у нас с матушкой трехкомнатная квартира на Гороховой.
Глотнув портвешка, Вика разоткровенничалась и рассказала о том, что ее матушка работает в домоуправлении, и когда во время блокады их соседка, имевшая две комнаты из трех, умерла, она сумела оформить на себя освободившиеся комнаты.
Еще Вика сообщила Меченосцу о том, что работает в парикмахерской и «Павлушину небритость и косматость» берет на себя.
Допив бутылку, они покинули Летний сад и направились в сторону Гороховой.
Ухватившись за локоть Меченосца, Вика шла с высоко поднятым подбородком, озорно посматривая на прохожих. Ей было кайфово не только от выпитого спиртного, но и оттого, что рядом с ней шел красивый и здоровый мужчина.
На углу Загородного и Гороховой они не прошли мимо продовольственного магазинчика, где затарились спиртным и кой-ка кой закуской.
Викина матушка уже готовилась ко сну, когда Вика с гостем завалилась в квартиру.
Почуяв запах застолья, Антонина Федоровна, а именно так звали Викину матушку, приоделась и помогла дочери накрыть на стол.
А за столом завязалась оживленная беседа, во время которой Меченосец поближе познакомился с Антониной Федоровной и несколько раз ловил на себе ее лукавый взгляд.
Только в два часа ночи женщины угомонились и, убрав со стола, разошлись по комнатам. В спальне на своей дореволюционной кровати утихомирилась Антонина Федоровна, а на кровати другой комнаты возбужденная Вика скрупулезно исследовала голое тело расслабившегося Меченосца. От Викиного исследования тело Меченосца начало напрягаться и медленно поворачиваться в сторону Вики. Одно из напряжений уперлось в Викино бедро, потом стало медленно перемещаться в сторону живота. Одновременно губы Меченосца нащупали Викины соски, и она, застонала, не сдерживая чувств. А когда напряжение Меченосца вошло в лоно напряженности Вики, ее стоны стали усиливаться, а кровать начала интенсивно прогибаться.
Бедная Антонина Федоровна, Викины стоны рисовали в ее воображении мельчайшие детали половой игры, и она испытывала от этого неописуемое возбуждение. Как тут не испытаешь, если, закрыв глаза, она ощущала чье-то горячее прикосновение ниже пупка, а ее соски пытались выпрыгнуть из—под простыни. А впрочем, зачем простынь, ну ее ко всем чертям, Антонине Федоровне и без простыни жарко. Она сбросила простыню на пол и, в охватившем ее экстазе, стала метаться по широкой кровати. И это не мудрено, ей шел только сорок шестой год, а, устами народа говорит истина: «Если бабе сорок пять, баба ягодка опять».
А поутру они проснулись. Точнее, первой встала Антонина Федоровна. Она вышла в гостиную и, увидев приоткрытую дверь в комнату дочери, невольно заглянула туда.
На широкой кровати, разметав руки в стороны, лежал на спине голенький Меченосец, а у него под мышкой, свернувшись клубочком, сопела Вика.
На Вику Антонина Федоровна внимания не обратила, так как ее прищуренные глазенки впились во внушительное хозяйство Меченосца и ничего другого замечать не хотели.
Так она простояла минуты три, потом, вспомнив о своих домоуправских обязанностях, заторопилась на кухню и, попив чайку, тихо вышла из квартиры.
– Да, – размышляла про себя Антонина Федоровна, следуя на работу, – не обидел Павлушу бог ни силой, ни подживоточным хозяйством. Не по годам крепок мужичок.
Она еще долго бы размышляла о достоинствах Меченосца, но повстречавшаяся ей товарка отвлекла Антонину Федоровну от этих размышлений.
– Привет подружка, – поздоровалась товарка, – что это ты так задумалась?
– Ничего, – смутившись, ответила Антонина Федоровна, – думаю про сегодняшний распорядок, с чего начать, чем продолжить.
– Да уж, полно тебе, – поддержала разговор товарка, – о себе бы подумала, а то все работа, да работа.
– А чего о себе думать, за меня теперь Вика думает, – произнесла Антонина Федоровна.
– А ты, что ж, совсем про любовь забыла? – спросила товарка.
– Да полно тебе, какая уж в моем возрасте любовь, – ответила Антонина Федоровна.
– Как это какая любовь, – возмутилась товарка, – да в твои-то годы от мужиков только перья должны лететь.
– А где теперь мужиков-то возьмешь, – с грустью произнесла Антонина Федоровна, – не все мужики с фронта-то вернулась, да и те калека на калеке.
– Что это тебе все калеки попадаются? Я куда ни посмотрю, одних богатырей вижу, – весело заявила товарка.
– Богатырей видишь, а сама все одна столуешься, – сказала Антонина Федоровна.
– А я, может быть, разборчивая очень, – стрельнув глазками, воскликнула товарка.
– Вот и я, видать, разборчивая, – произнесла Антонина Федоровна.
– Из-за своей разборчивости так и останемся в старых девах, – подытожила товарка.
На том они и расстались.
А Вика, пригретая Меченосцем, проспала все на свете. Если бы не утренний массаж, который сделал ей Меченосец, она, вообще, ни за чтобы не проснулась.
А Меченосец, с трудом открыв заспанные глаза, провел ими по интерьеру комнаты, перевел их под свою подмышку и, обнаружив там Вику, запустил в ее кудрявые волосы свою широкую ладонь.
Вика неохотно зашевелилась, что-то промямлила и подвернула Меченосцу свой соблазнительный зад.
Фантазии у Меченосца тут же разыгрались, а вслед за фантазиями по его телу пробежала возбудительная волна столбняка.
– Ну, что с ним поделаешь, – подумал Меченосец и, пристроившись к Викиному заду, попытался ее растормошить.
Не одну минуту пришлось тормошить ему Вику, наконец, она выгнулась и руками помогла ему в нее войти.
А потом были подъем переворотом, кульбит с завыванием, мах ягодицами и глубокое погружение. И завершился этот спортивный набор победным воплем двух удовлетворенных людей.
Как хорошо, что Антонина Федоровна не слышала этого вопля.
Этого-то она не слышала, а вот другие придыхания ей снова пришлось выслушивать, так как вечером, повторив застольные процедуры, они вновь разошлись по комнатам.
И снова Антонина Федоровна металась по своей кровати в поисках мужской руки, которая в мыслях доводила ее до безумия. До безумия ее доводила не только вся рука, но и отдельные ее пальчики. Они аккуратно массировали ее соски, заставляя их набухнуть, нахально лезли то в рот, то под живот и нежно дотрагивались до вихляющих бедер.
Но это блаженство было отчасти виртуальным, а Антонине Федоровне хотелось реального блаженства с участием конкретного мужчины. А так как в ближайшем ее окружении из мужчин убедительно маячил только Меченосец, то все ее женское обаяние переключилось на него. Она и до этого посматривала на Меченосца зовущими глазами, но после нескольких бессонных ночей ее глаза стали излучать трепетно—умоляющие импульсы.
Около месяца Меченосец никак не реагировал на эти импульсы, и тогда Антонина Федоровна решила перейти к решительным действиям.
В один из дней, когда Вика была на работе, она вернулась из домоуправления значительно раньше. Сняв в прихожей пальто, Антонина Федоровна вошла в гостиную.
Меченосец, как всегда, валялся на диване с книжкой в руках и нехотя перелистывал ее страницы.
Увидев Антонину Федоровну, он попытался встать, но Антонина Федоровна остановила его, сказав:
– Лежи, лежи, я сегодня немного пораньше.
Пройдя в свою комнату, она разделась и, громко охая, легла на кровать.
Меченосец то ли не услышал ее оханий, то ли, просто, не отреагировал на них, и тогда Антонина Федоровна с придыханием воскликнула:
– Павлуша, принеси мне водички.
Услышав просьбу, Меченосец сходил на кухню, наполнил в кружку кипяченой водой и прошел в комнату Антонины Федоровны.
Протянув кружку, Меченосец поинтересовался:
– Антонина Федоровна, вам плохо?
– Да, Павлуша, знобит меня что-то, потрогай мою голову, у меня, кажется температура – тихо поведала Антонина Федоровна.
Меченосец постоял в нерешительности несколько мгновений, потом осторожно опустил свою широкую ладонь на лоб Антонины Федоровны.
Ему показалось, что никакого жара у Антонины Федоровны не наблюдается:
– Да, вроде, нет у Вас никакого жара.
Сказав это, он стал убирать свою ладонь с ее лба, но Антонина Федоровна схватила его руку и приложила его ладонь к своей левой груди:
– Павлуша, разве ты не чувствуешь, что я вся горю?
Вот теперь Меченосец, действительно, почувствовал, что Антонина Федоровна вся дрожит. Его рука уже не стремилась убраться с дрожащего женского тела, наоборот, она даже как-то напряглась.
Антонина Федоровна, почувствовав напряжение Меченосца, стала перемещать его руку в низ живота, а когда он к ней наклонился, обхватила его за шею и притянула к себе.
Срывая в беспамятстве его одежды, она все сильней ощущала мужской аромат молодого тела, и этот аромат, пробудив в ней состояние половой неудовлетворенности, окончательно завладел ее рассудком.
Срывая одежды, она покрывала оголившееся тело Меченосца жаркими поцелуями, вынуждая его к ответным действиям. Его ответные действия были не менее жаркими и эмоциональными.
Обоюдное перевозбуждение привело к тому, что их любовная игра была искрометной, а оргазм сногсшибательным.
В эту ночь Антонина Федоровна спала, как убитая, но под утро ей приснился прекрасный сон, будто идет она с Меченосцем по розовой аллее, на ней белоснежное платье и развивающаяся на ветру изумрудная вуаль. Вдоль аллеи стоят ее знакомые, они приветливо машут букетиками цветов и искренне радуются. А больше всех радуется ее товарка.
Но в жизни все получилось значительно прозаичней.
Не так часто Антонина Федоровна могла уходить с работы пораньше, да и Вике надоело кормить Меченосца только за то, что он удовлетворял ее похотные желания. За неимением денег он никуда ее не приглашал, а сидеть постоянно дома Вике не очень-то и хотелось. Намеками Вика пыталась пробудить в Меченосце чувство мужчины, который должен быть не только мерином, но и добытчиком, но эти намеки Меченосец не понимал, а, может быть, понимать не хотел.
Перед Новым годом у них состоялся нелицеприятный разговор, свидетельницей которого была и Антонина Федоровна.
Вика в открытую заявила о том, что Меченосцу уже давно пора подумать об устройстве на работу.
– Сколько можно бить баклуши, – спросила она, – все мужики, как мужики, а ты только и знаешь, что валяешься на диване, да забиваешь козла во дворе.
Меченосец попытался ей что-то возразить, но Вика еще больше распалилась и в эту ночь прогнала его на диван.
Предчувствуя беду, Антонина Федоровна уговорила Меченосца пойти на работу и даже предложила ему должность слесаря в домоуправлении.
Лучше бы она этого не предлагала.
После Нового года Меченосец вышел на работу и, попрактиковавшись у опытных слесарей пару недель, стал самостоятельно выходить на запросы рассерженных жителей.
