Доживем до понедельника. Ключ без права передачи

– Это для конспирации.

Наташа спросила, чтоб растормошить его:

– Да, мы не доспорили: так как насчет «дистанции», Илья Семеныч? Держать ее… или как?

Мельников ответил серьезно, не сразу:

– Не знаю. Я, Наталья Сергеевна, больше вам не учитель.

– Вижу! – огорченно и дерзко вырвалось у нее.

Помолчали.

– Где же наши? – Наташа оглядывалась и не находила никого из девятого «В».

– Пишут сочинение. У меня отобрали под это урок.

– Вам жалко?

– Жалко, что не два.

Слова были сухие и ломкие, как солома.

– Пойдемте посмотрим, – предложила Наташа, и Мельников пожал плечами, но пошел за ней к двери девятого «В» – по инерции, что ли…

Наташа заглянула в щель:

– «Мое представление о счастье»… Надо же! Нам Светлана Михайловна таких тем не давала, мы писали все больше про «типичных представителей»… А физиономии-то какие: серьезные, одухотворенные…

Слышит ли он ее? О чем думает?

– А Сыромятников списывает! – углядела Наташа. – Чужое счастье ворует…

– Это будет перед вами изо дня в день, налюбуетесь, – отозвался Мельников.

Гудела, бурлила, смеялась большая перемена. Ребячья толкотня напоминала «броуново движение», как его рисовали в учебнике Перышкина.

– Не понимаю, как они пишут такую тему, – вздохнула Наташа. – Это ж невозможно объяснить – счастье! Все равно что прикнопить к бумаге солнечный зайчик…

– Никаких зайчиков. Все напишут, что счастье в труде, в борьбе…

Он был сейчас похож на праздного, постороннего в школе человека. Что это – позиция? Поза? Тоска?

Открылась дверь, выглянула Светлана Михайловна. Дверью она отгородила от себя Наташу, видела одного Мельникова.

– Может быть, зайдете? – предлагает она. Но, перехватив его взгляд, оборачивается: ах вот что! Воркуете? Но нельзя ли подальше отсюда, здесь работа идет, сказал ее взгляд. Резко закрылась за ней дверь. Прозвенел звонок.

– У меня урок, – говорит Наташа.

– А я свободен, – с шалой усмешкой, с вызовом даже отвечает Мельников, словно он неприкаянный, но гордый люмпен, а она – уныло-старательный клерк.

И они разошлись.

* * *

Девятый «В» писал сочинение второй урок подряд, не разогнувшись и в перемену.

Молча протянула Светлане Михайловне свои листки Надя Огарышева, смуглая тихоня.

Генка взял себя в руки и дописал наконец первую фразу: «Счастье – это, по-моему, когда тебя понимают».

Когда он поднял голову, Светлана Михайловна растерянно глядела в сочинение Огарышевой.

– Надюша… золотце мое самоварное! Ты понимаешь, что ты понаписала, а? Ты себе отчет отдаешь? – Она сконфуженно, натянуто улыбалась, глядя то в листки, то на ученицу, а в глазах у нее была паника. – Я всегда за искренность, ты знаешь… потому и предложила вам такую тему! Но что это за мечты в твоем возрасте, ты раскинь мозгами-то…

– Я, Светлана Михайловна… думала… что вы… – Надя Огарышева стоит с искаженным лицом, наматывает на палец колечко волос и выпаливает наконец: – Я дура, Светлана Михайловна! Ой, какая же я дура…

– Это печально, но все-таки лучше, чем испорченность. – Светлана Михайловна говорила уже мягче: девочка и так себя казнит…

Класс с интересом следил за разговором, почти все оторвались от своей писанины.

– А чего ты написала, Надь? – простодушно спрашивает Черевичкина.

– Ну не хватало только зачитывать это вслух! – всплеснула руками Светлана Михайловна и строго окинула взглядом растревоженный класс: – В чем дело, друзья? Почему не работаем?

– А почему не прочесть? – напирал Михейцев. – А вдруг мы все, вроде Огарышевой, неправильно пишем?

– Успокойся, тебе такое в голову не придет…

Понятно, что такие слова только подогрели всеобщую любознательность… Даже сквозь смуглоту Надиной кожи проступила бледность. Она вдруг сказала:

– Отдайте мое сочинение, Светлана Михайловна.

– Вот правильно! Возьми и порви, я тебе разрешаю. И попробуй написать о Катерине, может быть, успеешь… И никогда больше не пиши такого, что тебе самой же будет стыдно прочесть!

– А мне не стыдно, Светлана Михайловна. Я прочту!

– Ты… соображаешь?! – всплеснула руками Светлана Михайловна. – В классе мальчики!

– Но если вам можно знать, то им и подавно, – объявила Рита.

Класс поддержал ее дружно и громко.

– Замолчите! Отдай листки, Огарышева!

– Не отдам, – твердо сказала Надя.

– Ну хорошо же… Пеняй на себя! Делайте что хотите! – обессилев, сказала Светлана Михайловна и, высоко подняв плечи, отошла в угол класса…