Пропаганда 2.0

19. On Mosco street: an interview with Vincent Mosco // journals.fcla.edu/demcom/article/download/76485/74114

20. Herbert Schiller // en.wikipedia.org/wiki/Herbert_Schiller

21. Maxwell R. Herbert Schiller. – Oxford, 2003

22. Thinking with James Carey. Essays in communications, transportation, history. Ed. by J. Parker a. o. – New York, 2006

23. List of American rusyns // en.wikipedia.org/wiki/List_of_Rusyn_Americans

24. Guback T. Counterclockwise: Dallas Smythe’s contribution to communication policy and research // web.asc.upenn.edu/Gerbner/Archive.aspx?sectionID=95&packageID=711

25. Guback T. A tribute to Dallas Smythe: confronting communication under capitalism // web.asc.upenn.edu/Gerbner/Archive.aspx?sectionID=95&packageID=711

26. Artz L. Media relations and media product: audience commodity // journals.fcla.edu/demcom/article/download/76591/74207

27. Artz L. Global entertainment media. A critical introduction. – Chichester, 2015

28. Prodnik J. A. An interview with Janet Wasko // www.triple-c.at/index.php/tripleC/article/view/543/640

29. Young J. R. An investigation of commodity theory and its application to critical media studies // www.bookpump.com/dps/pdf-b/5856402b.pdf

30. Mosco V. Th future of journalism // jclass.umd.edu/classes/jour698m/mosco.pdf

31. Mosco V. Introduction. Information in the pay-per society // Political economy of information. Ed. by V. Mosco, J. Wasko. – Madison etc., 1988

32. Gilens M., Page B. I. Testing theories of American politics: elites, interest groups, and average citizens // scholar.princeton.edu/sites/default/files/mgilens/files/gilens_and_page_2014_-testing_theories_of_american_politics.doc.pdf

33. Bartels L. Rich people rule! // www.washingtonpost.com/blogs/monkey-cage/wp/2014/04/08/rich-people-rule

34. Cassidy J. Is America an oligarchy? // www.newyorker.com/news/john-cassidy/is-america-an-oligarchy

35. Kapur S. Scholar behind viral ‘oligarchy’ study tells you waht it mean // talkingpointsmemo.com/dc/princeton-scholar-demise-of-democracy-america-tpm-interview

36. Study: US is an oligarchy, not democracy // www.bbc.com/news/blogs-echochambers-27074746

4.4. Анекдоты и слухи при переходе от книжного мира в мир Интернета

Сегодня человечество делает переход от информационного общества к обществу знаний. Точно так, как до этого был сделан переход передовых стран от индустриального общества к информационному. Постсоветское пространство пока не сделало этого последнего перехода, «застряв» на индустриальной стадии, что выражается в том, что ВВП здесь вырабатывается индустриальными механизмами. Другой статус знания в этом новом обществе заставляет нас пристальнее взглянуть на более традиционные способы хранения и передачи знаний, которые также сохранились в этом новом обществе Интернета.

В отсутствие СМИ слухи функционировали в роли основного информационного потока. Есть фиксированный здравый смысл, который записан в голове каждого. И есть здравый смысл, который передается путем народной молвы. В этом случае достоверность обеспечивается тем, что это все говорят. То есть выделяются два типа социально значимых информационных объектов, получающих обоснование из социального функционирования. Это знания и коммуникация:

– здравый смысл: все знают;

– слухи: все говорят.

Элементом, стоящим между ними, являются анекдоты, фиксирующие такой аспект знания, формулировка которого из-за его юмористического акцента способна передаваться в устных сетях.

Анекдоты создают неофициальную историю только своей страны, именно акцент на своем и на неофициальном создает в них «энергетику», необходимую для осуществления устной циркуляции. Тем более что «антисоветский» анекдот в советское время мог распространяться исключительно по социальной сети с высоким уровнем доверия к тому, кому он пересказывается, поскольку за рассказывание таких анекдотов полагалось уголовное наказание.

Политические анекдоты всегда являются контркультурой, они невозможны в официальных контекстах, поскольку противоречат тому, что тиражирует власть. Удивительно, что эта устная культура сохраняется во времени и пространстве (см. современные исследования политического анекдота [1—10]).

Знания, кроме тайной формы, например оккультной, все же стремятся к открытости. Сегодня даже крупные университеты выставляют в сети циклы своих лекций.

Знания тоталитарных государств строились на очень четкой своей собственной идеологической матрице. И только такие знания признавались единственно истинными. Например, «кванты» знаний, которые им противоречили, могли в советское время существовать только в виде анекдотов. Брежнев, читающий по бумажке, становится героем анекдотов, в то время как Брежнев-оратор был героем советских СМИ. Сводки НКВД фиксируют анекдоты о Сталине уже с 1925 г. И это понятно, в 1924 году умирает Ленин, и начинается новая эпоха, в которой появились новые точки активности, как позитивной, так и негативной.

Перетекание из сферы контркоммуникации в сферу официальной коммуникации очень осложнено, если невозможно, особенно в условиях тоталитарного государства, которое как раз призвано удерживать одну точку зрения. СССР в этом плане как раз было коммуникативным государством, где значительная часть усилий была направлена на удержание единой точки зрения на все события.

Я. Плампер в своей статье «Запрет на двусмысленность» пишет [11]: «В 1930-е годы на советскую цензуру была возложена дополнительная обязанность – борьба с двусмысленностью. Между тем, в течение всего советского периода цензурная практика была направлена на ликвидацию инакомыслия».

На цензуру можно посмотреть как на вариант антиплагиата. Если борьба с плагиатом ведет ко множеству разных текстов, то цензура, наоборот, занята тем, что пытается вывести все тексты из одного, наказывая остальных за отступления от канонического текста.

Идеальной моделью для описания советской схемы циркуляции информации можно признать круг, когда циркулирует тот же набор все время. Интернет представляет собой линию, где каждый раз можно ожидать новую информацию. Знания при этом представляют собой также круговую передачу в случае образования, поскольку образование достаточно консервативно и допускает к себе только устоявшиеся типы информации/знаний.

Если в античности были люди устного типа, создавшие все в устном виде и хранившие все это в учениках или в рабах, поскольку тексты еще не умели фиксировать в более долговечном виде, то в советское время тоже были люди устного типа, уходившие в такое функционирование, поскольку или их направления, или их идеи не совпадали с идеологическим мейнстримом, а то и противоречили ему.

Советская система порождала не диалог, а монолог. А это не является плодотворной средой для порождения нового. Если посмотреть на новые акценты в информационной политике разных развитых государств, то можно заметить, что они отличаются от прежних. С одной стороны, повторяется старый тезис важности свободы слова, только теперь речь идет об экономической выгодности этой свободы. С другой – возник новый тезис, особенно при обсуждении обратной практики интернет-поиска, о важности получения разнообразной информации, подаваемой в том числе о разных политических событиях, чего требует интенсификация креативности. А акцент именно на креативности и креативном классе стал весьма значимым после фиксации этого положения в книге Флориды [12]. В новом исследовании продемонстрировано разное расселение в городах креативного класса, обслуживающего класса и класса рабочего [13–14].

Практически те же акценты на важности многообразия можно увидеть в современных исследованиях по историко-антропологическим анализам возникновения первых городов, идущих даже из такого института, как Санта-Фе, где города рассматриваются с точки зрения теории сложных систем [15–21]. Именно в городах имеет место мультипликация произведенного результата, гораздо большего, чем число добавленных жителей.

Л. Беттанкур [22–23] пишет [24]: «Города всегда были первичными создателями и пользователями информационных и коммуникативных технологий: от ежедневной газеты и почтовой службы до телеграфа и мобильного телефона. Поэтому не должно удивлять то, что новые информационно-коммуникативные технологии будут первично усиливать города, а не конкурировать с ними». Л. Беттанкур назвал города социальными реакторами [25]. Правда, там не только растет позитив, но и негатив, например преступность. Но город все равно является источником разнообразия, что и позволяет именно ему совершать прорывы в будущее.

Япония хочет раскрыть свое образование для привлечения иностранных профессоров и отправки своих студентов за рубеж на учебу, видя в этом создании многообразия залог своего успеха [26]. Япония уже имела успешный опыт такого раскрытия в эпоху Мэйдзи, который позволил ей произвести модернизацию [27–29]. Интересно, что в предыдущую эпоху – в эпоху Токугава, которая характеризовалась закрытием от внешнего мира, морю в той системе ценностей приписывались положительные смыслы, поскольку именно оно отделяло «культуру» от «варварства».

Слухи ориентированы на отрицательные события, поскольку именно они более важны с точки зрения выживания, чем события позитивные. Поэтому, например, рассказы о негативном опыте распространяются многократно сильнее. К негативу существует совсем другая чувствительность у массового сознания. Индивид действует точно так же. Известно, что первой реакцией на хруст ветки в лесу за спиной будет ожидание приближающейся опасности, хотя потом это может оказаться просто естественным событием.

Слухи – это дестабилизатор, в то время как ритуалы, вплоть до первомайской советской демонстрации, призваны быть стабилизаторами социосистем. Слухи несли негатив о советской системе, поскольку о позитиве она могла рассказать и сама.

Санстейн, известный своей книгой «Подталкивание» («Nudge»), написанной вместе с Р. Талером (см. биографию Санстейна [30–31]), пишет в своей книге о слухах [32]: «В последние годы многие американцы верили, что Барак Обама был мусульманином, что он не родился в Соединенных Штатах, что он “дружит с террористами”. Слухи широко распространяются о якобы ужасных актах, представлениях и мотивациях официальных лиц и о якобы скандальной частной жизни не только этих лиц, но и многих известных людей. Слухи также могут повредить экономике. Если возникают слухи, что компания может упасть, акционеры могут испугаться и продать акции. Из-за слухов компании могут падать. Слухи влияют и на сам фондовый рынок, даже если они безосновательны».

Он подчеркивает, что люди принимают слухи, поскольку слухи базируются на их страхах или их надеждах. Тогда одновременно нам придется признать, что и слухи, и анекдоты активно управляют нами, поскольку в них есть полное соответствие того, что люди хотят услышать, тому, что они получают.

Санстейн, кстати, пишет о методологии государственного подталкивания населения к правильному поведению в своей новой книге «Зачем подталкивать?» [33]: «Учитывая то, что в некоторых контекстах люди склонны к ошибкам, патерналистские интервенции сделают их жизнь лучшей». Поэтому и подзаголовок книги звучит как «политика либертарианского патернализма».

В книге о слухах он перечисляет ряд слухов, которые дают почву для конспирологических теорий. Это причастность ЦРУ к убийству Кеннеди, что СПИД создан сознательно докторами, что изменение климата – это преднамеренное мошенничество, что Мартин Лютер Кинг был убит федеральными агентами, что высадка на Луну – инсценировка, а Великая депрессия была придумана богачами, чтобы уменьшить зарплаты рабочим.

В СССР слухами пользовалось ведомство Андропова, чтобы расчистить путь наверх своему шефу. Эти слухи рассказывали о неправедной жизни его конкурентов в борьбе за пост генсека: Романове и Гришине. Одной рукой Советский Союз боролся со слухами и анекдотами, а другой, как видим, сам же их и распускал, когда это требовалось.

Следует подчеркнуть, что наиболее сильным недостатком подхода Санстейна, который задает во многом направление его интересов и соответствующей критики, является заранее принятая и необсуждаемая гипотеза о том, что слухи порождаются со злым умыслом. Но такого большого числа коммуникативных «злоумышленников» в принципе быть не может.

Это видно в самом уже выборе слова для распространителей слухов – пропагандисты [34]. И первым же типом таких пропагандистов для него становятся те, кто хотят навредить конкретнму лицу или группе. Представителей этого типа он задает как имеющих узкую самозаинтересованность. Следующие имеют широкую самозаинтересованность. Этот типаж не ставит цель навредить другому, а хочет привлечь к себе внимание. Именно он характерен, с его точки зрения, для Интернета. Третьих он считает альтруистами. Когда они распространяют фальшивые слухи, то делают это ради общего блага. Они чаще всего проявляются в области политики, присутствуя в Интернете и на ток-шоу.

Санстейн продолжает свой рассказ в книге о слухах, связывая их с понятием каскада: «Каскад имеет место, когда группа первых передающих говорит или делает нечто, а другие люди повторяют этот сигнал. В экономике слухи могут питать спекулятивные пузыри, существенно раздувая цены, и реально спекулятивные пузыри несут ответственность за финансовый кризис 2008 г. Слухи также ответственны за многие варианты паники, когда страх быстро распространяется от одного человека к другому, создавая пророчества, которые могут накликать беду. Если соответствующие слухи могут вызывать сильные эмоции типа страха или отвращения, они будут распространяться с большей вероятностью».

Он говорит о групповой поляризации и в книге, и в статье, что она имеет место, когда одинаково мыслящие люди начинают спорить, то все завершается более экстремальной версией того, о чем они думали до начала разговора. Сюда можно добавить, что, вероятно, это является причиной столь мощных «драк» на телевизионных ток-шоу.

Санстейн видит два источника поляризации [35]. Один касается социального влияния в поведении, другой лежит в области ограниченного набора аргументов, куда могут двигаться члены группы. Все это ведет к тому, что обсуждение может ухудшать, а не улучшать ситуацию.

Он пишет: «Результатом является то, что группы часто принимают более экстремальные решения, чем это было бы в случае типичного или среднего индивида в группе («экстремальный» понимается внутренне, исходя из отсылки на исходную позицию группы). Есть прямое отношение между групповой поляризацией и каскадными эффектами: поляризация и каскад имеют дело с информационными и репутационными влияниями. Но ключевое различие лежит в том, что каскадный эффект строится на повторении имеющейся тенденции, в то время как поляризация – на переходе к более экстремальной точке в том же направлении».