Дело о Чертовом зеркале

– Хватит так на меня смотреть!

– Я не в этом смысле. Откуда у тебя все это? «Витязь»? Ахмет?бей? «Зеркало шайтана»? Ты же никогда этим не интересовалась, и даже… Даже когда я уезжал на раскопки с Ваней Гусевым и профессором Смородиновым, ты считала это дурацкой блажью и…

Тут Родин осекся и замолчал, пристально глядя на Катю.

– Так… Ну да, все лежало на поверхности. Ваня? Ваня Гусев?

Брюнетка покраснела, но гордо вскинула голову.

– Да! Да, Ваня Гусев! А чему ты удивляешься? Мы же выросли вместе: я, ты и он, играли на одной улице и вместе слушали истории Ваниного отца… Только ты считал себя героем-любовником, красавцем и храбрецом, а его – сельским дурачком на ярмарке. А потом, потом, уже когда мы с тобой расстались, я случайно встретила Ваню в университете, у нас же кафедры на одном этаже… Разговорились, и я поняла, что именно он – тот, кого я ждала и искала всю жизнь, через ошибки, слезы и боль…

– Премного рад вашему счастью, – сухо прервал ее Родин. – Засим прошу не мешать моему завтраку, ко мне через час придут пациенты.

– Ты не понял, Георгий. Ты в самом деле ничего не понял. – Брюнетка вдруг вскинула голову, тряхнув копной роскошных волос, и заговорила совсем другим голосом – низким и волнующим грудным контральто. – Выслушай меня.

– Катерина! – Родин смутился. – Это не самый честный прием, ты это знаешь. Я всегда терял голову от твоего голоса… Но сейчас тебе это не удастся. Все, что между нами было, давно прошло и не вернется. Тем более что-то делать ради Ивана, и даже не ради Ивана, а ради твоей любви к нему? Да и что делать-то? Пойти туда не знаю куда и так дальше? Давать такие поручения очень на тебя похоже, но будь добра, отдавай их не мне, а своему, с позволения сказать, жениху. Вот. – И он, немного смутившись от такого напора, подлил себе в стакан чаю.

– Иван стал сам не свой после этих событий. Словно проклятие этих ужасных Черных скал преследует Ивана с самого детства. Не мне тебе об этом говорить, ты и сам прекрасно все знаешь.

Родин насупился. Он в самом деле знал и помнил все: как отец Ивана, профессор Афанасий Гусев, околдовал этой легендой мальчишек – Ваню и Георгия, как взял их в Крым на раскопки, но не успел приблизиться к разгадке тайны – что вход в сокровищницу находится в скале, – как сорвался и разбился насмерть практически на глазах сына и его маленького друга.

– После гибели отца, когда Ваню взял под опеку Смородинов, они как одержимые искали эти сокровища, и вот когда нашли, да, я повторю, нашли два главных ключа в пещеру, оба ключа пропали! Старый профессор слег, а Иван сам на себя не похож. Бледный, глаза горят, кулаки сжимает… Я не знаю, что он с собой сделает… Говорит – пора в дорогу, пора… А куда? Некуда! Георгий, ради нашей любви, ради того, что между нами было, помоги своему лучшему другу! Помоги мне, ведь я люблю его и так хочу видеть счастливым! Я хочу, чтобы он нашел свое счастье со мной, и не могу видеть, как он мучается!

– Когда намечалась свадьба? – хмуро спросил Родин.

Катерина засмеялась, грустно и горько.

– Какая свадьба, Георгий? На что? Ваня – нищий адъюнкт, и я бесприданница. Мы оба верили. что он найдет сокровища, пусть не как в легенде, в это никто не верит, даже он. Хотя бы небольшие, чтобы хватило на домик на берегу Волги, чтобы просто жить как люди, преподавать в университете, состариться и умереть! Теперь этого ничего не будет, никогда!

Катерина подошла к Родину, и он вдруг обратил внимание на непозволительно глубокий вырез на платье.

– Георгий, я прошу тебя. Помоги найти сокровища, и я все сделаю для тебя… – она склонилась и вдруг поцеловала Родина, совсем не так, как раньше, робко и неумело, а с жаром и страстью безысходности.

Молодой мужчина отстранил красавицу.

– Катерина, не надо. Я, возможно, не самый порядочный человек, но все же не настолько.

Брюнетка вернулась на стул, и по ее выражению лица трудно было понять, что она испытывает: разочарование или облегчение. Хозяин налил чаю во второй стакан, капнул насколько капель темного пахучего бальзама из глиняной бутылки.

– Тебе два куска сахару? Как всегда?

Катерина кивнула.

– Выпей и успокойся. Теперь давай по существу.

– Мне так нравится этот твой серьезный голос! Он успокаивает лучше любого бальзама! Да-да, я все расскажу! Вот посмотри в эти записи!

Вдруг она замерла и посмотрела на Родина с восхищением.

– Самое главное, что эти сокровища реальны и что мы всего в шаге от того, чтобы взять их в руки!

– Ты знаешь, Катя, я готов помочь тебе и Ване ради вашего счастья, и старику Смородинову тоже, а сокровища меня особо не интересуют. Слава богу, какой-никакой доход имею…

– Ты не понял, ты опять ничего не понял, – брюнетка снова стала серьезной. – Ты же помнишь про «Зеркало шайтана»?

– Которое может уничтожить весь мир? Ну, вы с Ваней что, всерьез верите в эти сказки? Как зеркало вообще может что-то уничтожить?

– Зеркало – это всего лишь поэтический образ мощнейшего оружия древности… Мы не смогли разгадать загадку, что это было – греческий огонь, беккерелевская самопроизвольная радиоактивность солей урана, лучевые параболоиды, либо что-то иное…

Родин фыркнул.

– Да! – Девушка вскочила. – Мы изучили все хроники, все летописи: выжженная земля, взорванные города и горы трупов на пути «Зеркала шайтана». Реально! Реально, повторю! Если оно попадет в руки злодеев наших дней, то грядет небывалая бойня в мировой истории! Понимаешь, сейчас, когда грядет великая война, «Зеркало шайтана» может спасти нашу несчастную страну или навеки ее уничтожить.

Родин снова фыркнул, но на сей раз менее скептично.

– Если сопоставить это с тем, что Стрыльников получил какой-то крупный заказ от военного министерства… что искал «Зеркало» как одержимый… А теперь он убит, военный завод строиться не будет, карта украдена…

Брюнетка подошла к Родину и снова его поцеловала, но теперь как мать, благословляющая сына на ратный подвиг.

– Спаси нашу страну, Георгий! Порази дракона!

* * *

Георгий принимал пациентов, как всегда внимательно выслушивая каждого, пальпируя, ставя диагноз, выписывая рецепты, и только самые близкие люди, такие, как няня Клавдия Васильевна, могли увидеть, что его мысли где-то далеко. Но старушка лишь улыбалась: она всегда радовалась, когда ее барин начинал превращаться из аптекаря в удалого ушкуйника.

Она улыбалась, и на ее мутноватые глаза начинали наворачиваться слезы:

– Не зря, чать, Пётра жизнь на него положил…

Муж ее, Петр Егорович Щекин, бывший разбойник и отставной солдат, вырастил юного Георгия в новгородской усадьбе, когда от мальчика отвернулся отец и братья, считая его виновным в гибели матери.

А сам Родин думал, что же ему делать. Он тоже вспоминал свое детство, когда остался один, окруженный холодным отношением своей семьи, и спасли его от одиночества соседи по улице – Ванюша Гусев с отцом. Мальчики часами слушали истории про несметные сокровища, крымских разбойников и отважных казаков. А потом Гусев-старший разбился в горах, и доселе счастливый Ванюша оказался вдруг куда несчастнее своего приятеля Георгия, и поиск сокровищ стал для него (равно как и для его опекуна Дениса Смородинова) единственным смыслом жизни.

В груди Родина снова стал теплиться огонек азарта, зажженный еще в детстве дедой Пётрой: ничего не бояться, всегда лезть вперед, «а то так и будешь, как батюшка, – аптекарем. То-то он и не улыбается никогда: мужчине не в склянках надо копаться, а на коне скакать, саблей рубиться да на кулаках драться».

– Нянюшка, – сказал наконец Георгий, отпустив последнего пациента.

– Что, касатик? – Клавдия Васильевна подошла быстрым, легким шагом и погладила воспитанника по голове.

– Нянюшка, идти? Или не идти?

Старушка улыбнулась. Она не спросила «куда идти», ей и так был прекрасно понятен смысл этого вопроса. Идти – это значит встать с уютного места и променять его на такое, где придется спать на голой земле, пить растопленный снег, есть грибы и гадов, а то и сырую могильную землю. Зачем? А ни за чем. Мужчины не задают такие вопросы. Они просто идут.

Она перекрестила Георгия и поцеловала его в лоб с той же радостной улыбкой.

– Главное, возвращайся, Енюша.

Да он и сам понимал, что идти надо. Не только ради Кати и Вани, ради Афанасия Гусева и Дениса Смородинова, и, конечно, не ради сокровищ и даже не ради мира на земле и существования самое России, сколько ради вольного духа дороги, азарта охотника и счастья свободного мужчины.