Одна

– Я об Алене и ее набивании цены. Прям бесит! Что ты! “Звезда полей – кукуруза!” Ты просишь с дочкой увидеться, а она выпендривается! Если не конченная дура, то согласится. Жди! Со дня на день.

– Откуда столько злости, Лия?

– Это не злость. Правда жизни, Рустем!

– Правда жизни? Откуда ты этого набралась? Или по себе судишь?

– Я тут боюсь и слово пикнуть в телефонную трубку, когда ты злишься. Боюсь впасть в твою немилость! А кто-то даже разговаривать с тобой не хочет, и ты все равно стучишь в эту дверь, а она еще делает вид, что думает! Просто кому-то все дается вот так легко, просто по рождению, по самому факту наличия богатых родителей. А кому-то приходится для этого учиться много и работать не покладая рук. И то! Вариантов взлететь почти нет! Ну это так, мысли вслух. И знаешь?! Зачем вообще тебе этот ребенок? У нас с тобой будут свои дети! Хватит нам своих проблем!

– Интересно ты заговорила. Что значит, зачем мне этот ребенок? Это не просто ребенок, а мой. И если ты хочешь быть со мной и дальше, то тебе придется принять этот факт.

– Да-да, принять факт. Я понима-аю. Придется принять факт, что вся твоя большая семья будет виться вокруг тебя, как змеи. Надеюсь, твой отец правильно все расписал в завещании, иначе этот клубок затянется на шее, мама не горюй!

– Что ты говоришь?! Я тебя не узнаю, Лия.

– А надоело сопли жевать! Ты ничего не видишь и не замечаешь! Твоей бывшей сестричке вообще ничего нельзя оставлять! И рубля! Она же прокутит это в раз, и пыли денежной не останется. Только одни воспоминания! Эх! Жаль, что твой папа только одного не учел.

– И чего же? Позволь узнать.

– А того, что ты не такой, как он! Ты ко всем добренький, милый, хороший. Все садятся тебе на шею. А эта звезда и подавно! Есть, как говорится, чем и кем тянуть из тебя. Будет пожизненный балласт, – Лия с шумом выдохнула. – Нужно вообще заняться твоим окружением и общением с бывшей, от которой у тебя дочка. Она всегда будет шантажировать общением с ребенком. Если говорить своим языком, то будет буквально продавать дочь. К тому же, после стольких публикаций, где ты буквально селебрити, начнут спихивать на тебя свои приплоды все, кого ты… А то гулял-то ты на славу!

– Гулял на славу?

– Насколько ты помнишь, мы раньше с тобой дружили, и ты многое мне рассказывал…

– Вот именно! Дружили, Лия. А друзья – это те люди, которые не используют информацию, полученную от сердца и души, против тебя. Я думал, ты сделаешь выводы другого характера!

– Знаешь, Рустем, я и сделала выводы! А потому-у пытаюсь обезопасить свое. То, что создано мною.

– Тяжело тебе, видимо.

– Непросто. С тобой все непросто!

– Да. Похоже-е… – с тяжелым вздохом произнес я.

– Что? Ну что еще?! – растерянно воскликнула Лия. – Что?!

– Я устал.

– Устал?!

– Устал. Устал быть не тем, кем являюсь на самом деле. Устал быть не с теми, с кем хочу быть на самом деле. И еще! Ты права. Дело не в смерти отца.

Я вновь оправдывал свою натуру. Бесценные жизненные основы, о которых мы много дискутировали с Лией, на деле оказались голимой показухой, а высокие речи, когда с пеной у рта я просил дать мне второй шанс, изменив ей впервые прошлой осенью, – всего лишь пустомельством.

Еще когда я набирал номер своей девушки, во мне уже билась тревога. В голове крутилась встреча с Кирой, когда она, вся заплаканная, впорхнула в мои объятия, а я от этого только возбудился. Помню, как прижимал к своему телу с силой хрупкий желтый ирис, да так сильно, что ее стебелек немного хрустнул, и думал лишь о том, как затащить ее в постель. Помню, как смотрел на ее ямочки на щеках, которые, как оказалось, появлялись на ее лице не только от улыбок, но и от печали, и думал только о пороке. И ни мысли о разговоре по душам или моей девушке Лие, которой я обещал мне довериться…

После напряженного диалога почти на повышенных тонах я оглушил Лию своим молчанием. В определенной тональности мое дыхание было красноречивее многих несказанных мною же фраз. Она все поняла. Я снова ей изменил. Доверие ушло мгновенно по-английски. А разговор про деньги и бывшую явил мне суть Лии, которой еще недавно не было. Между нами все было кончено.

Я помню раньше, что любой звонок от Лии был наполнен множеством улыбок. Помню, как радовался, что эта девушка всегда излучает солнечное настроение, оптимизм и влюбленность в жизнь. И признаки ее милой улыбки без труда читались сквозь расстояние и даже через легкое недовольство в трубке телефона. Я наслаждался этим. Правда, Лия и тогда не прекращала свои попытки тотального контроля над моим здоровьем, но мне это поначалу даже нравилось. Ей доставляло огромное удовольствие следить, что я ем и когда, а также за приемом всех витаминов или лекарств строго по часам. Я должен был чуть ли не при ней выпить их, иначе она не верила мне на слово.

А потом я начал ловить себя на мысли, что от этого сильно устаю. Стоило мне стать кем-то ближе, чем человеком, с которым она отводила душу как доктор, она всепоглощающе пустилась в непомерную заботу. Мне иногда казалось, что она не только врач-эндокринолог, но и психиатр. Она умела подводить меня к нужному ей трепетной, игривой интонацией, выжимая необходимые и правильные для нее предложения.

Именно в глазах Лии цвета светлого не заваренного чая в ту непростую пору я увидел новое начало. Они излучали тепло и нежность. Словно шепотом просили не обижать ее. И это не было притворством. Цвет глаз Лии не был темным омутом с тиной, грязью и не был похож на крепко заваренный чай. Это был томный цвет благородного коньяка из новой дубовой бочки. Искры в глазах играли переливами полудрагоценного коричневого камня с названием топаз. Взгляд был с необычным глубоким оттенком подвяленного на солнце изюма. И хоть ее глаза были достаточно глубоко посажены, я все равно сумел разглядеть их цвет, так похожий на бронзовые глаза волка. В них задумчиво застыло таинственное пламя огня, превратив смолу в янтарь.

Она сделала все, что было в ее силах, только чтобы я больше не просыпался с дрожью в коленях от мыслей о бывшей. И я смог похоронить на время прошлые чувства к бордовому цветку заживо. Но чем больше я думал об этом, тем сердце яростнее ревело, потому что сложно забыть соль режущих глаз, опущенные руки от бессилия и потрескавшиеся искусанные собою же губы. Все потому, что память не стереть.

Мне уже давно не снится блаженная прошлая любовь, и я не встречаю с болью рассвет. В зеркале меня больше не ослепляют грустные синие глаза с тревогой полуночного зверя. У порога больше не бьется от истерик мое отчаяние, и давно затянулись все раны, в которые сыпался острый перец. Я очень давно не скитаюсь ночами в снах и не ищу ответы на свои вопросы у одинокой луны. Я больше не шепчу имя бывшей возлюбленной, и ее силуэт не стоит перед моими глазами туманом, но я все равно думаю о ней иногда…

С Лией у меня другие отношения. Она не похожа ни на одну из тех, кто был со мной раньше, даже на часовые утехи. Увидев ее впервые, я не мог и подумать, что когда-то у нас может с ней случиться даже секс. Начиналось все банально, как в классическом слезливом романе, – Лия была моей подругой, на груди у которой я забывал о больной любви. Я много ей рассказывал. Мне казалось, что так будет проще: выплеснуть свою боль и наполниться чем-то новым.

С Лией я не играл никакие спектакли. С ней моя душа разучилась страдать. Она не делала каждый раз сочувствующие глаза, но в то же время чувствовал ее тревогу. Рядом с ней мне становилось легче. Она ощущала, что я тянусь к ней. Видела в этом свое особое предназначение. И я, устав от бурной молодости, безропотно плыл к берегам дружбы с этой девушкой.

Мне было удобно с ней. Потому что притяжение, которое обволакивало нас, не было от желания трахаться. А ей нравилось, что я больше не трачу на всякую ерунду и глупости свое свободное время. Но притяжение друзей разного пола все равно привело в постель.

Полгода назад мы встречали с ней закат, находясь в разных странах…

– При-ивет! Я так рада тебя слышать! Так ра-ада! Чем ты занимаешься?

– Да ничем. Сижу на балконе, смотрю на город.

– Покажешь мне вид с балкона?

– Могу, если хочешь. А ты чем занимаешься?

– Я наконец-то дома. Погуляла с собакой. Не стала тебе звонить заранее, хотелось побыстрее закончить все дела, чтобы ты был весь вечер мой-мой-мой.

– Хы. А я уже был готов потерять тебя. Долго не было. Думал, что сложный зачет.

– Да нет. Все как обычно. Студенты стараются, делают вид, что много читали, и оттого все забыли и напутали. Хотя знания не спрятать и ни с чем не спутать! Мне остается им подыграть. Сделать вид, что верю им. А потом ставлю ту оценку, на которую они мне наврали. Почти у всех семь-восемь, девять редко. Кое-кому придется пересдать. Все такие умные, хотят быть ударниками за просто так. Но я, даже в лучшем случае, не могу им натянуть на пятерку. Медицина – не та область, где можно закрыть глаза на незнание.

– Ну да. Но у нас в стране пятерка – это отличная оценка!

– Ну извините, у вас пятибалльная система оценивания студентов, а у нас десяти. Есть где разгуляться! Да ну этот зачет! Давай лучше о тебе?! Ты больше вредности не ел?

– Лия! Ну, может, хватит?!

– Просто скажи: ел или нет? Ну, Русте-ем, – голос ее с трепетом дрожал. – Ладно! Отстану! Так ты когда к папе летишь?

– Ты решила сменить тему. Так лучше! Завтра. Я уже купил билет на самолет. Вылет в обед.

– Ты мне обещаешь согласовать свое меню с кухней?

– Уф!

– Ну, пожалуйста-а… – снова сладко тянула она.

– Ну, хорошо. Я попробую.