Его сообщение встревожило Беляка. Проводив Микулича, он улегся на кровать, но долго не мог заснуть.
«В чем дело? – думал он. – Чего надо от меня этому типу? Почему он так любезно со мной разговаривал? С кем он мог беседовать обо мне? Кто эти два типа, о которых говорил Микулич?»
Можно было предположить всякое. Двое неизвестных могли быть сотрудниками управы и посетить Брынзу в связи со взиманием с него налога. В управе все знали Беляка.
«Надо выяснить завтра, кто имеет касательство к комиссионному магазину, – решил Беляк. – Может быть, это прольет какой-нибудь свет…»
Заснул он уже под утро, окончательно измученный мрачными мыслями и предположениями, и спал чутко, беспокойно.
С утра шел ровный, сухой снег, смягчивший крепкий мороз, державшийся больше недели. К вечеру, когда Беляк возвращался из управы домой, погода изменилась. Холодные снежинки щекотали лицо, вызывая у Беляка тревожное, волнующее чувство. Каждый раз, как только снег покрывал землю, он вспоминал родную Сибирь, где провел свою юность. Вот так же засыпаны улицы, такие же снежные шапки торчат на трубах, так же воробьи копошатся на мостовой в поисках пищи. Прошло уже немало лет с тех пор, как Беляк перебрался в здешние края, но о Сибири он вспоминал часто.
Сблизившись на подпольной боевой работе с Микуличем, Беляк нередко делился с ним воспоминаниями, рассказывал о своих молодых годах, когда он партизанил в Сибири в отряде дедушки Каландарашвили, знакомил старика с обычаями людей сурового севера. «Ты бы посмотрел, где я родился и вырос, – говорил он вдохновенно. – Представь себе реку, такую, как Днепр, да еще и пошире. Один берег высокий, крутой, и на нем, у самого обрыва, прилепилась деревенька в одну улицу. Небольшая деревенька, чистенькая, домики один в один, точно орешки. Тайга стеной подходит к ней, теснит и, кажется, готова столкнуть ее в воду. Наша изба стояла у самого края деревни, вплотную к лесу и отличалась от других. Сложил ее мой дед своими руками по-старинному, с углами, срубленными не в лапу, а в чашу. К летней избе пришил зимнюю. Там такой порядок. И вот встанешь, бывало, осенью до света, возьмешь ружьишко – и в тайгу. Тишина, безветрие. Чувствуешь каждой жилкой, как дышит тайга. Любил я наблюдать рассвет. Дед меня приучил к этому. Он говорил, что человек, не видевший восхода солнца, никогда не будет иметь в жизни счастья. Вот выберусь, бывало, я на полянку и поджидаю солнышко, а кругом тайга непроходимая, мохнатая. Сосны в три-четыре обхвата, черноплечие красавицы лиственницы, густолапые ели, пушистый кедр, нежные березки, заросли таежные. А зверя и птицы там, а рыбы в реках!.. Ну, как не любить такую сторону! Как ее забыть!»
Шагая по городу, Беляк мечтал: «Хорошо бы сейчас зайчишку потревожить или тетерку подкараулить!» И вздыхал: не до охоты пока.
После обеда Беляк хотел, по обычаю, прилечь на часок, отдохнуть, но в дверь кто-то громко постучался. Он вышел в переднюю, отбросил крючок – и едва не вскрикнул от удивления. Перед ним стоял и улыбался запорошенный снегом Брынза.
Этот неожиданный визит смутил Беляка. В голове мгновенно промелькнуло множество тревожных догадок. Зачем он явился? С чьим поручением? Неужели кто-то из подпольщиков попал в поле зрения гестапо? Но кто же: Микулич, Найденов, он сам или новые друзья – Кудрин, Багров? Беляк смотрел на улыбающегося Брынзу и не знал что сказать.
Брынза, очевидно, заметил смущение хозяина и начал первым:
– А я к вам, господин Беляк. Можно?
– Прошу, – коротко ответил Беляк и пропустил в дом нежданного гостя. «Закрою дверь получше, на всякий случай», – подумал он, накинул дверной крючок, щелкнул ключом и спрятал его в карман.
Брынза быстрыми маленькими глазками оглядел комнату, потом, не спросив разрешения, прошел во вторую и, убедившись, что в квартире, кроме них двоих, никого нет, спросил:
– Обе ваши?
– Да, мои, – ответил Беляк, начиная приходить в себя. В душе он уже ругал себя за слабость и минутную растерянность.
– Замечательно! Скромно и уютно, по-холостяцки. Вы, Дмитрий Карпович, конечно, удивлены моему приходу?
– Да, удивлен немного, – ответил Беляк и подумал, что другого сейчас, пожалуй, и нельзя было сказать. – Прошу садиться.
Беляк зажег свечу в подсвечнике. Сели за стол. Освещенный свечою Брынза оказался еще более неприятным. Под глазами висели тяжелые мешки, лицо обрюзгшее, какого-то свинцового цвета, нос большой, мясистый, иссиня-багровый. «Выпить, видимо, не дурак», – подумал Беляк и спросил гостя:
– Чем могу служить?
– Видите ли, любезный Дмитрий Карпович, я буду с вами откровенен. Я в прятки играть не намерен.
Брынза показал явную осведомленность как о самом Беляке, так и о его служебных делах. Он польстил ему тем, что начальство и, в частности, заместитель бургомистра Чернявский о нем хорошего мнения. Но дело в том, что Беляк как местный человек, «абориген», – так именно и выразился Брынза, – хорошо знающий город и его округу, да к тому же и охотник, может принести еще больше пользы германскому командованию. В полной лояльности Беляка к существующему порядку он, Брынза, не сомневается, в противном случае он бы и не пришел.
Беляк начинал догадываться о цели визита. Это его успокоило окончательно, к нему вернулось обычное самообладание.
Догадки его вскоре подтвердились. После длинного предисловия Брынза предложил Беляку сотрудничать с гестапо, ссылаясь на собственный опыт, уже приобретенный им на этом поприще.
Беляк быстро оценил ситуацию и мысленно набросал для себя план действий.
– Я хочу знать, господин Брынза, от кого исходит инициатива облечь меня таким доверием? – спросил он гостя.
– Как от кого? – вопросом на вопрос ответил Брынза и сделал удивленное лицо. – Конечно, от меня.
– Кто еще знает о вашем намерении привлечь меня к такой секретной работе?
Брынза пригнулся к столу и сказал:
– Боже упаси! Никто, никто не знает и пока не должен знать.
– В таком случае я согласен, – спокойно сказал Беляк.
– А почему так, смею спросить? – поинтересовался Брынза. Ответ был уже продуман. Беляк объявил, что он не считает себя вполне подготовленным к такой серьезной роли и, пожалуй, не согласился бы принять предложение, если бы оно исходило не от самого Брынзы, а, допустим, от его начальства.
– Уж если работать, так работать, – сказал Беляк. – Начальство должно вначале получить какие-то результаты, а потом уже узнать, с кем за них надо расплачиваться. Я считаю, что лучше побыть в тени, поработать, а потом уже показаться на глаза начальству и сказать, кто ты таков. А вообще хорошо ему и вовсе не показываться. Я предпочитаю роль подпевалы, а уж вы как человек искушенный и умудренный опытом будьте запевалой.
Все это Брынзе понравилось.
– Вы знаете, Дмитрий Карпович, – произнес он, захлебываясь от радости, – у меня от этого разговора душа сразу просветлела, точно после исповеди.
– Еще одно непременное условие, – продолжал Беляк. – Я буду помогать вам не один, а со своими приятелями, людьми вполне надежными и очень нуждающимися.
– Сколько их? – спросил Брынза.
– Двое, – ответил Беляк.
– Замечательно! Просто великолепно! Лучшего я не мог ожидать, – восторгался Брынза.
Удовлетворенный результатами беседы, он разоткровенничался и за рюмкой самогона, предложенного Беляком, кое-что выболтал.
Оказалось, что его шеф, обер-лейтенант Бергер, особо доверенный работник гестапо и непревзойденный специалист по партизанским делам.
– Он очень отзывчивый человек, – расхваливал Брынза обер-лейтенанта, – и хотя весьма требователен, но денег не жалеет и за хорошие дела расплачивается щедро.
Брынза рассказал далее, что надеется съездить в Европу – в Германию и Францию. Эту поездку ему обещал устроить Бергер.
– Экскурсия, так сказать, – пояснил Брынза. – Неплохо прокатиться по свету, себя показать и людей посмотреть. Поедем вместе с женой.
Жена у Брынзы, по его словам, была молодая, двадцати пяти лет, в то время как ему пятьдесят два.
– Но жизни ее, – похвалялся Брынза, – может позавидовать любая княгиня. В доме у меня полнейшее благополучие, всегда полно гостей, и не хватает лишь птичьего молока. Теперь, надеюсь, и вы, Дмитрий Карпович, будете моим постоянным гостем?
Беляк молча поклонился в знак согласия.
Беседа затянулась допоздна. Условились снова встретиться завтра вечером. Беляк пообещал познакомить Брынзу со своими друзьями, а Брынза должен будет ввести всех в курс предстоящих дел.
Как и в предыдущие ночи, Беляк долго не мог заснуть, но теперь уже иные мысли беспокоили его.
Следующего дня вполне хватило для того, чтобы тщательно, во всех деталях, подготовиться к встрече. В подготовке принимали участие Микулич и Багров. Последнего Беляк привлек как человека, не живущего в городе, почти никому не известного и к тому же обладавшего внушительной внешностью и недюжинной силой.