Гианэя

– Сейчас два часа дня! Дня, а не ночи, как ты, несомненно, думаешь.

– Два часа?

– Да, по местному времени. Синицын как-то сразу сник.

– Хорошо, – сказал он, – принимаю твой ультиматум. Выходит, – прибавил он, улыбаясь, – что я «терзаю» машину не тридцать часов, а более чем пятьдесят. То-то она так нагрелась.

– Еще того лучше. Двое суток без сна и пищи! И этот человек хочет решить сложную математическую задачу! Да тут не только твоя машинка, а и электронно-вычислительный мозг Института космонавтики не поможет.

– Он и не может помочь. Ничто не поможет, если я сам или ты не дадим правильной предпосылки. Сто двадцать семь вариантов! – воскликнул Синицын.

– Сто двадцать семь! И всё впустую.

– Одевайся! – Муратов поднял вторую портьеру, выключил машину и погасил свет. – Не пойдешь же ты домой так. Здесь не пляж.

Синицын стал медленно одеваться.

Что-то вроде сожаления или досады шевельнулось в душе Муратова. Сергей ляжет и проспит часов десять, не меньше. А что же делать ему все это время?

– А если совсем коротко, – нерешительно спросил он, – в общих словах? В чем дело?

Синицын удивленно взглянул на друга, и оба рассмеялись.

Над континентом Южной Америки звездным покрывалом раскинулась ночь. Луны не было. В окно кабинета хорошо виден блестящий Южный Крест. Непривычные созвездия мерцают в бархатно-черной бездне. Где-то там, между ними, но близко, совсем близко от Земли, проплывает, быть может именно сейчас, таинственная загадка.

Муратов медленно шагает по кабинету, в несчетный раз пересекая его наискось. Окна раскрыты настежь. Горит только одна настольная лампа, освещающая часть стола и панель вычислительной машины.

В кабинете образцовый порядок. Программные карточки, разбросанные Синицыным по всей комнате, собраны и тремя аккуратными стопками лежат на краю стола. На другом краю возвышается порядочная стопка новых, использованных уже самим Муратовым.

Все тщетно! Загадка остается загадкой.

Сто двадцать семь вариантов Синицына и семнадцать Муратова. А воз и ныне там!

Днем они проговорили два часа. К Сергею вернулось спокойствие и присущая ему точность. Подробно и обстоятельно он познакомил Муратова со всей проблемой. Теперь Виктор знает столько же, сколько Сергей.

Конечно, можно обратиться за помощью в Институт космонавтики. Но Сергей не хочет, и Виктор хорошо понимает друга. Сам начал, сам доведи до конца. В институт обратиться все равно придется, но одно дело явиться с законченным открытием, и совсем другое – с пустыми руками. Сознаться в своей беспомощности всегда неприятно. Сергей, прав! Он, Виктор, не в счет. Друг от друга у них никогда не было секретов. Если загадку разгадает Виктор, это все равно что сам Сергей.

Но как разгадать ее?

Внешне Муратов спокоен. Но внутри него клокочет буря. Вот уже десять часов, как Сергей непробудно спит. А он все топчется на одном месте и ни на шаг не приблизился к разгадке. Такого еще не бывало. Правда, и с такой задачей он встречается впервые.

А кажется, все так просто. В течение одной недели радиолокатор восемь раз показал в пространстве неизвестное тело. Восемь точек орбиты! А ведь и трех достаточно, чтобы быстро и точно рассчитать любую.

…Но расчеты неизменно заходят в тупик, вступают в вопиющее противоречие с законами небесной механики.

Может быть, тело не одно? Может быть, их два, три или больше? Но Сергей считает, и Муратов согласен с ним, что это невероятно. Несколько тел вблизи Земли, и ни одно не попало до сих пор в поле зрения телескопа. Немыслимо! Скорее всего, тело все же одно.

Сергеем рассчитаны всевозможные орбиты для одного и двух тел во всех мыслимых сочетаниях известных восьми точек. Ни одна не подошла. Муратов начал было производить расчеты для трех, но вскоре оставил эту затею.

К разгадке надо подходить другим путем. Муратов знает: задача проста. Иначе быть не может. Она только кажется трудной. Стоит напасть на верную мысль, и расчеты не составят труда. Но где она, эта верная мысль? В чем тут дело?

Муратов садится на диван, откидывается на мягкую подушку, закладывает руки за голову. Так лучше думается.

Из окна веет приятной прохладой. Тропический зной ушел вместе с Солнцем на другую половину планеты.

Часы показывают девять. Но это для меридиана Москвы. По местному времени сейчас два часа ночи.

Муратов усмехается. Погнал Сергея спать, а сам… занял его место и не спит вот уже двадцать пять часов.

Но он ни за что не ляжет, пока Сергей не выспится. Сменяя друг друга, они будут работать до тех пор, пока не решат задачу или не найдут хоть сколько-нибудь приемлемую гипотезу. А тогда уже можно не краснея обратиться в Институт космонавтики.

Итак, что известно?

Муратов вспоминает рассказ друга…

Первый намек появился еще в двадцатом веке. В 1927 году К. Стермер заметил необъяснимое отражение радиолуча от какого-то тела, находившегося недалеко от Земли. Какого? Это осталось неизвестным. Тогда почему-то не обратили внимания на сообщение Стермера. Через пятьдесят лет история повторилась. И снова никто не заинтересовался странным явлением – радиолуч отражается как будто от пустого места. Оба факта объяснили ошибкой наблюдателя. В самом конце двадцатого века произошел едва не ставший трагическим случай с рейсовым —звездолетом «Земля – Марс». В двухстах тысячах километров от Земли звездолет встретился с неизвестным небесным телом, приближение которого к кораблю не было своевременно замечено очень точными и чувствительными приборами штурманской рубки. Что-то скользнуло по борту, оставив след в виде глубокой вмятины. По счастью, все обошлось благополучно, звездолет не успел еще развить полной скорости. «Естественное» объяснение нашлось и здесь – метеорит, неисправность локаторов. И вот совсем недавно появился четвертый факт. И снова это случилось на звездолете. Грузовой корабль взял старт на Венеру. На борту находились строительные материалы и научное оборудование для сооружаемой на планете станции службы Солнца. Экипаж корабля состоял из командира, штурмана и радиста. Почти сразу после вылета поступило сообщение, что локаторами обнаружено какое-то тело, диаметром в сорок метров, летящее наперерез курсу корабля. Скорость опять-таки была еще незначительной, и это дало возможность вовремя затормозить звездолет и избежать столкновения. Штурман успел направить имевшийся на борту небольшой телескоп точно по лучу локатора, но ничего не увидел. Радист корабля сообщил, что по мере того как неизвестное тело приближалось к звездолету, ослабевал сигнал на экране локатора, а в момент наибольшего сближения совсем исчез. Это было уже никак необъяснимо. «Отделаться» ссылкой на метеорит или на неисправность приборов на этот раз было совершенно невозможно – факт подтверждали записи автоматов. В Институте космонавтики встревожились. Неведомое тело, грозящее безопасности межпланетных путей, надо было найти во что бы то ни стало. Обсерватории приступили к поискам. Синицын включился в них с самого начала. В его распоряжении находилась очень мощная новейшая радиолокационная установка, с помощью которой на обсерватории велись работы по «лунному профилю». Круглые сутки, днем и ночью, невидимый луч прощупывал пространство в радиусе четырехсот тысяч километров от Земли. И вот неделю тому назад, придя утром на работу, Синицын увидел на ленте самопишущего прибора долгожданный сигнал. В три часа пятьдесят девять с половиной минут на высоте в двести восемнадцать тысяч километров пролетело какое-то тело СОРОКА метров в диаметре. Оно двигалось с востока на запад, то есть навстречу вращению Земли. Через двое суток, но уже днем, на том же участке неба, но на другой высоте, локатор вновь «увидел» что-то того же размера, что и в первый раз, но летящее с другой скоростью. И так восемь раз. Все наблюдения сходились в отношении размеров, но расходились в высоте и скорости. Ни одного полного совпадения. Попытка увидеть, наконец, таинственное тело в визуальный телескоп не привела ни к чему, его не удалось обнаружить. Это никого не удивило: телескоп направляли приблизительно, да и тело было очень мало. К тому же его орбита неизвестна. В Институте космонавтики уже знали, что первый успех достигнут, и там ждут от Синицына подробного донесения…

Неужели придется все-таки расписаться в своей несостоятельности?..

Муратов больше часа сидит не меняя позы, и напряженно думает. Первоначальное убеждение, что тел не может быть несколько, постепенно бледнеет, заменяясь уверенностью, что их именно несколько. И не три или четыре, а два. К такому выводу приводит мысленный анализ всей работы, проделанной Сергеем и им самим. Два, только два! Они вращаются вокруг Земли, находясь всегда напротив друг друга по обе стороны планеты.

Но ведь такое предположение приходило в голову и Сергею. И он занимался вычислением возможных орбит. И пришел к бессмыслице.

Усомниться в правильности вычислений друга Муратов не может, такая мысль даже не возникает. У Сергея все правильно, все, кроме…

Муратов вскакивает с дивана и подходит к столу. Да, надо проверить и такой вариант, даже если он выглядит фантастическим. Сергей исходил из предпосылки, что они имеют дело с двумя естественно возникшими телами, движущимися по законам тяготения. Тогда, конечно, ни одна из мыслимых орбит не будет соответствовать фактическому движению тел, но если они… искусственные…

А в пользу подобного предположения говорит многое.

Во-первых, тела невидимы в визуальный телескоп даже с близкого расстояния (случай на грузовом звездолете). Это можно объяснить тем, что они окрашены в абсолютно черный цвет и не отражают лучей Солнца. Естественные тела не могут иметь такой окраски. Во-вторых, локаторы «видят» их издали и не «видят» вблизи. Это объяснить труднее, но можно предположить (фантазировать, так до конца), что те, кто запустил их, хотели затруднить людям нахождение этих тел. Как это сделано, – вопрос другой. И, в-третьих, тела движутся навстречу движению планет, навстречу вращению Земли. Такое явление, правда, встречается в природе, но очень редко.

Итак, искусственные спутники Земли, запущенные откуда-то со стороны!

Цепкая память Муратова услужливо напоминает, что такая гипотеза была высказана в двадцатом веке. Когда-то он читал о ней. Как фамилия автора? Муратов напрягает память. Да, Брейсуэлл.

«Но ведь искусственные спутники, созданные людьми, движутся по законам тяготения, – думает он. – Да, но только потому, что они летят по инерции, не имеют двигателей. При наличии посторонней силы орбита может принять самые причудливые очертания».

Облегчает ли задачу эта новая предпосылка? Нет, скорее, затрудняет. Как угадать траекторию, если совершенно не известна ее цель?

Но все же надо попытаться. Известно восемь точек. Они принадлежат двум орбитам. Какие какой – неизвестно. Но комбинаций восьми точек по четыре не так много. А если одной орбите принадлежат три, а другой – пять? Или как-нибудь иначе?

Неожиданно возникает еще одна мысль. Муратов даже вздрагивает, настолько она проста и очень, очень важна. Ведь если предположить, что тела искусственные, то естественно вытекает и другое соображение: они не сплошные, а полые. Это сильно изменяет массу, а следовательно, и все расчеты. И, конечно, не каменные, а металлические. Тогда может случиться и так, что одна из орбит, вычисленных Сергеем для двух лет, правильна, если внести в нее поправку на массу. Муратов начинает просматривать все записи Сергея сначала. Как ни нервничал Синицын во время работы, а записи и выводы предельно ясны, лаконичны и точны. Укоренившаяся привычка действует бессознательно…

В тропиках рассветает быстро. Лучи поднявшегося Солнца разгоняют мрак в углах кабинета. Лампа светит уже тусклым желтым пятном. Но Муратов не замечает этого. Пластинки-программы исчезают в машине одна за другой. На маленьком экране четко выступают результаты вычислений. Электронный математик хорошо помогает живому.

Орбиты, орбиты, орбиты! Только о них может думать Муратов, только они одни в его сознании. Ни для чего другого нет места!

Ровно в девять утра Синицын, свежевыбритый, тщательно причесанный, в легком белом костюме, оживленный и даже веселый на вид, подошел к двери своего кабинета. Но веселость только внешняя, на душе тревожно и смутно. Удалось ли Виктору хотя бы отчасти, хоть в чем-нибудь подойти к разгадке? Возникла ли у него какая-нибудь новая мысль, могущая пролить немного света в потемки космической тайны?