Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент русской истории. 1918—1920 гг. Впечатления и мысли члена Омского правительства

Адмирал был человеком кабинетным, замкнутым. Проводить время за книгой было его любимым занятием. Очень часто он становился угрюмым, неразговорчивым, а когда говорил, то терял равновесие духа, обнаруживал крайнюю запальчивость и отсутствие душевного равновесия. Но он легко привязывался к людям, которые были постоянно возле него, и говорил с ними охотно и откровенно. Умный, образованный человек, он блистал в задушевных беседах остроумием и разнообразными знаниями и мог, нисколько не стремясь к тому, очаровать своего собеседника.

Те, кто знал все неприятности, все интриги, окружавшие адмирала, могли только сочувствовать ему и страдать за него. Но те, кто не знал всей обстановки работы Верховного правителя, выносили часто глубокое разочарование и даже раздражение из-за несдержанности и неуравновешенности его характера.

Что-то глубоко трагическое чувствовалось и в наружности, и в характере человека, который был выдвинут судьбой на первое место в антибольшевистской России. Но, как бы ни была интересна личность адмирала, его характеристика в настоящее время не только не может быть отделена, но целиком должна поглощаться характеристикой того политического движения, которое он возглавлял.

Не личным свойствам адмирала надо приписывать победы первого периода его деятельности и поражения второго. Одновременно с Сибирским рухнул и Южнорусский фронт генерала Деникина. Очевидно, в самом фундаменте антибольшевистского государства была гниль, сами стены его были непрочны, сам план постройки был неудачен.

Адмирал сделал все, что мог, и прошел крестный путь. История бережно сохранит его имя, и потомство будет чтить его память.

Революция в России еще не завершилась. Поражение Колчака не значит, что большевизм долго продержится, но факт остается фактом: адмирал Колчак погиб, и возглавлявшееся им движение окончилось полным крахом. Естественный вопрос: «Что же может быть противопоставлено большевизму?» – заставляет произвести оценку развернувшихся в Сибири событий.

Не только потомство, но и современники с недоумением остановятся перед странным явлением катастрофического исчезновения власти, которая, казалось, имела все шансы на успех.

Каков был первоначальный характер переворота в Сибири? Почему Сибирское правительство преобразовалось в Российское? Кто был главным виновником преобразования? Почему произошло свержение Директории? Роль чехов, союзников, сибирской общественности? Характеристика Омска, атаманщины, военных и гражданских властей; недостатки правительственного механизма и правительственной политики – все это должно быть описано с возможно большей подробностью и тщательностью, и только тогда выяснится, что сделали и что могли сделать адмирал Колчак и Российское правительство. На эти вопросы и пытается ответить эта книга.

Мы, современники и участники событий, не можем быть судьями, но мы вправе и обязаны поделиться впечатлениями о том, что пока незаметно прошло для культурных наций. После тяжелой войны они целиком погрузились в сладкие переживания мира и бессознательно жестокого эгоизма, но они живо почувствуют в будущем мировое значение русской революции. Может быть, весь мир переживет такие же, если не большие, потрясения, какие выпали на долю России, может быть, и в других государствах будут происходить гражданские войны, подобные той, которая терзает Россию, – пусть же пережитые Россией уроки не пропадут даром. Надо знать ошибки прошлого, чтобы не повторить их в будущем.

Мы не можем быть судьями, но мы не можем малодушно и виновато молчать, когда предан и убит тот, кто любил только Россию и ничего не хотел для себя, и когда целиком опорочивают всю деятельность правительства, которое, быть может, заблуждалось или действовало неумело, но ставило себе задачи благоразумные и честные, отвечавшие национальным стремлениям и интересам.

Адмирал Колчак связал свое имя с идеей, во имя которой велась Гражданская война, – идеей единой великой России. Его непорочная репутация служила залогом честности движения, и под его знамя встали все противники большевизма. Может быть, в самой идее этого объединения противобольшевистских сил таилась гибель движения? Но эта идея поддерживалась большинством, она воодушевляла, и, по мнению всех сторонников ее, только два человека могли воплотить эту идею: адмирал Колчак и генерал Деникин.

Движение не могло измениться от того, первый или второй был Верховным правителем.

Они действовали единодушно, но другие силы оказались могущественнее их.

Адмирал Колчак был выразителем тех политических течений, которые вошли в русло союзнической ориентации. Нанесено ли поражение этой ориентации? Была ли она ошибкой движения? Адмирал не мог ей изменить по личным убеждениям, и почти вся русская антибольшевистская общественность была на стороне союзников, рассматривая борьбу с большевиками как продолжение антигерманской войны.

Адмирал стоял за Учредительное собрание, и он, несомненно, созвал бы его и передал ему власть.

Но было ли ошибкой откладывание острых вопросов до отдаленного неизвестного момента Учредительного собрания, когда земледельческая Россия требовала ответов сейчас же? И здесь адмирал был выразителем лишь общего единодушного убеждения в неполномочности Временного правительства решать основные вопросы устройства государственной жизни. Основные идеи, лозунги и даже метод действий были даны, таким образом, не адмиралом, а эпохой. Судить за них адмирала никто не вправе, выполнение же зависело не от вождя.

Общепризнанный гений Наполеона не спас его армии ни в России, ни в битве при Ватерлоо, и гений бессилен там, где общие условия делают невозможной победу.

Перелистывая страницы непродолжительной, но бурной истории Гражданской войны Сибири с большевизмом, мы найдем много ошибок адмирала и в подборе лиц, и в способах действий, но надо знать обстановку и условия работы, чтобы судить, можно ли было поступать иначе.

На юге России было больше и людей, и культурных средств, но и там антибольшевистские силы понесли серьезное поражение – очевидно, причины поражения лежат глубоко, и поверхностные наблюдения их не откроют.

Будущая Россия оценит благородство адмирала Колчака и воздвигнет ему памятник благодарности, но и нам, современникам, стыдно не отдать должного светлой памяти мужественного и самоотверженного правителя. Мы должны оградить его имя от несправедливых, клеветнических обвинений. Он был не «врагом народа», а его слугой, но если ему не суждено было сделать для народа то, к чему Российское правительство искренне и упорно стремилось, то это не его вина. Он хотел улучшить благосостояние народной массы, но это оказалось невозможным в условиях непрекращавшейся войны и разрушенного транспорта.

Адмирал Колчак погиб за чужие грехи, и культурный мир должен понять, что предательство по отношению к адмиралу – великое злодеяние не только перед Россией, которая лишилась одного из лучших своих граждан, но и перед достоинством наций, флаги которых красовались в столице антибольшевистского движения Омске и которые приняли под свое покровительство адмирала, и, наконец, перед историей, ибо для нее останется много неизвестных фактов и мыслей, о которых мог бы поведать только адмирал Колчак. Лишь небольшая часть этого богатого материала заключается в полных захватывающего интереса показаниях адмирала в Иркутске.

Скорбный образ адмирала Колчака, с его проницательными и печальными глазами и мученическими линиями лица, будет долго памятен.

Как постоянный укор, будет он преследовать и тех, кто взял на себя неблагодарную роль предателей, и тех, чья вина привела Гражданскую войну к ее тяжелому финалу.

Тех же, кто любит Россию, этот образ заставит склонить голову и мучительно вспомнить о неизмеримой глубине бедствий, переживаемых великим государством.

888

Судьба сделала меня не только свидетелем, но и близким участником происходившей в Сибири с 1918 по 1920 год двухлетней политической борьбы.

Революция 1917 года застала меня в должности старшего юрисконсульта всех продовольственных организаций при Министерстве земледелия в Петрограде. Я был в то же время приват-доцентом Петроградского университета по кафедре гражданского права и преподавателем системы римского права в Психоневрологическом институте. Как служба, так и личные склонности ставили меня далеко от политики, и я мечтал посвятить свои силы всецело академическим работам.

В январе 1918 года, видя безотрадную обстановку Петрограда, я покинул его и перебрался в Омск, где был избран и. д. экстраординарного профессора гражданского права в Политехническом институте. Меня связывала с Сибирью прежняя служба в Переселенческом управлении, я любил Сибирь, верил в ее будущее и был твердо убежден, что крепкое сибирское крестьянство быстро освободится от большевистского ярма.

Планы мои не удались.

Переворот произошел неожиданно. Всякий, кто мог, должен был помочь новой власти. Вместо скромной профессорской деятельности меня захватил водоворот политики.

Два года были не пережиты, а выстраданы.

Работы не было, была только борьба. Во всем чувствовалась переходная эпоха, ломалась психология, менялись взгляды.

То близкий, то более отдаленный участник, я так же, как и другие, тщетно боролся с силой политического водоворота и тщетно верил в силы других.

Страдая общим для всех омских деятелей грехом – неподготовленностью к широкой государственной работе, – я не обладал ни даром предвидения, ни силой настойчивости, предполагающей уверенность в своих силах.

Остановить революцию, повернуть жизнь на новый путь не удалось.

Революция побеждала. В армии, в чиновничестве, в политических партиях – везде проявилась мощная сила революции. Все мы, участники борьбы, казались жалкими и бессильными.

Но сейчас, оглядываясь на прошлое, я чувствую, что мы должны с полной откровенностью и безжалостностью к самим себе рассказать о том, что видели и познали, потому что, делая это, чувствуешь, как во мраке скорби о прошлом загорается огонь надежды на будущее и освещаются новые пути.

Часть первая

Сибирское правительство

Глава 1

Большевизм в начале 1918 года

Со второй половины 1917 года начинается бегство из голодного Петрограда в хлебные места. Оно особенно усилилось после Октябрьского переворота. Над Петроградом нависла грозная туча. Каждый интеллигент чувствовал себя «буржуем», которого окружают подозрение и злоба. Бежали на Кавказ и в Сибирь – туда, где казалось безопаснее и сытнее.

Преобладающее большинство русской интеллигенции, не привыкшее в царский период к свободной политической жизни, довольно наивно относилось к происходившим со времени революции событиям, не подозревая их глубокого социального содержания. Победа большевизма казалась случайной и кратковременной. О большевиках представление было самое смутное. Социал-демократы, которые хотят «большего», чем меньшевики, – вот обычное представление о тех, кто уже три года правит огромной Россией. Желание «большего», то есть стремление осуществить социализм, казалось настолько нереальным, что даже в среде партийных политиков находилось мало лиц, которые относились с достаточной серьезностью к изучению методов большевистской работы и приемов борьбы с нею.

Этим объясняется неожиданность для большинства русской интеллигенции успеха большевистской революции.

Большевики и меньшевики

Краткая справка из истории социал-демократической партии в России не бесполезна и теперь, когда мы изучили большевизм на практике. Эта справка создает фон общему повествованию.

Раскол социал-демократии на большевиков и меньшевиков произошел в 1903 году на II съезде партии. Название большевиков произошло не от размера их политических требований, а от слова «большинство», которое получила резолюция Ленина.

Разногласия большинства и меньшинства сказались очень резко и чем дальше, тем становились глубже. Меньшевики оставались правоверными последователями марксизма, веровавшими в неуклонность экономического прогресса и параллельное нарастание революционного сознания пролетариата. Они, согласно учению К. Маркса, не собирались насильственно перестраивать современный капиталистический строй, а хотели быть только акушером для содействия своевременному появлению на свет уже созревшего нового строя. Учение марксизма диктует такую революционную выдержку, что крайние наши революционеры считали его косным консерватизмом.

Большинство русских социал-демократов оказалось состоящим из крайних. Его тактическая программа была революционным заговором. Вот ее характерные особенности.

Стремление к «централизму организации».