Летящая стрела жизни (сборник)

– Два месяца. Третий пошел…

– И уже с парнем ходишь?

– А что, нельзя? Сережа очень хороший, только один раз и поцеловал меня. И то в щеку.

– Все они хорошие, – махнула рукой Ульяна. – До поры до времени.

– Как ты можешь так говорить?! – вспыхнула Верунька. – Ни разу не видела человека – и уже не веришь ему?

– А чего им верить? У них одно на уме, – продолжала свое Ульяна.

– Ну, знаешь! – возмутилась Верунька, и лицо ее покрылось пунцовыми пятнами.

– Вот что, милая, – не обращая на ее возмущение никакого внимания, твердо произнесла Ульяна: – Возьму-ка я над тобой шефство. А то мне после твой отец не простит, что я по-соседски не уберегла тебя.

– Что еще за шефство? Воспитывать меня будешь?!

– Да ты не злись, не злись, дурочка… Сама потом спасибо скажешь! В другой раз, как он целовать тебя начнет, ты ему скажи: поехали, мол, в гости.

– Куда это?

– А к нам. Ко мне, вот сюда. Хочу взглянуть, что он за фрукт.

– А дядя Гурий не рассердится?

– Какой он тебе «дядя»?! – во второй раз рассмеялась над ее «дядьканьем» Ульяна. – Гурий он, просто Гурий… Меня ведь ты зовешь – Ульяна?

– Ну, ты – одно, а он… он же художник.

– Да ладно, все мы одно: земляки, провинциалы.

– Но он же…как это говорится…творческий человек. И вообще, Ульяна, если честно, – перешла на шепот Верунька, – я его боюсь, твоего мужа. Они, эти художники, не от мира сего.

И еще раз от всей души рассмеялась над словами Веруньки Ульяна. Так рассмеялась, что на смех ее прибежали на кухню Ванюшка с Валентином:

– Мама, ты чего смеешься? Мы тоже хотим, ура, ура! – и в самом деле, глядя на мать, стали смеяться вместе с ней, да так звонко, таким веселым заливистым смехом, что и Верунька не выдержала, стала тоже смеяться с ними за компанию. А когда просмеялись (у Ульяны даже слезы на глазах появились), мать еще раз вручила сыновьям по яблоку: «Идите, играйте у себя!» – и выпроводила с кухни.

После этого, неожиданно посерьезнев, сказала со вздохом:

– Эх, девонька, знала бы ты, какие они, эти творческие люди… Ничего-то они не умеют, ничего-то не хотят делать… одни глупости на уме. Била бы я их как Сидоровых коз, работничков этих, будь на то моя воля.

– Да за что?! – изумилась Верунька: лицо ее и впрямь выражало полное недоумение.

– А так, для профилактики. Вер, Верунька, замуж будешь выходить, смотри в оба, чтоб мужик молоток в руках умел держать, хозяйством бы занимался, домом, детьми. А все эти художники, музыканты, писатели (уж поверь, насмотрелась я на них!) – зряшные люди, толку от них как от козла молока.

– Ну, зачем ты так, Ульяна, – укорила Верунька. – Нехорошо. У тебя же муж – художник. Отец твоих детей. Хозяин в доме. Что ты, зачем так?!

– Не хозяин он. Я в доме хозяйка. Вот так!

И с этими ее словами, будто услышав их разговор, в квартире появился Гурий, тихо открыв входную дверь собственным ключом. Ванюшка с Валентином, расслышав звяканье ключей, бросились к отцу на шею: «Папа! Папка! Папка пришел!» Он поцеловал каждого в щеку, погладил по голове, спросил:

– Ну, братцы-божидаровцы, как жизнь?

– Ура! Хорошо! В садик не ходим! Болеем! Ура!

– Ясно. Каникулы посреди рабочей недели? Ладно, бегите к себе. Мама дома?

– Дома, дома, где мне еще быть?! – Ульяна, воинственно подперев бока руками, вышла из кухни. – А вот где ты шлялся три дня, если не секрет?!

– У нас что, гости? – показал Гурий на незнакомое женское пальто, висящее на вешалке.

– Да, у нас гости. Но ты все же ответь сначала на вопрос: где ты был три дня?

– Работал, – и, больше ничего не объясняя, прошел на кухню. Увидев Веру, едва приметно поклонился: – Добрый день!

– Здравствуйте! – Верунька соскочила с табуретки, густо покраснев от смущения и робости.

– Гурий, – представился хозяин девушке.

– Ты что, совсем белены объелся? Веруньку не узнаешь? – напустилась на мужа Ульяна.

– Какую Веруньку?

– Соседку нашу.

– Соседку? – Гурий так ничего и не понимал.

– Соседку по дому. Ну там, на Урале, в Северном.

– Н-не-е… узнаю… – пробормотал Гурий.

– Да это же Верунька, Ивана Салтыкова дочь! Что, совсем своих забывать стал?!

– Верунька? Салтыкова? Так она же всегда вот такой была, – показал Гурий рукой чуть выше своего пояса. – Надо же, как выросла. Совсем взрослая стала.

– Вот, гостинцы нам с Урала привезла. От матери с отцом.

– Спасибо, Вера, – опять едва приметно поклонился Гурий и хотел было уйти к себе, в комнату, но Ульяна остановила его:

– Ты хоть знаешь: Верунька теперь в Москве живет?

– Да?! – удивился Гурий.

– Ага, – кивнула Верунька. – По лимиту устроилась. На стройку. Живу пока в общежитии.

– Вот думаю: поздравлять – не поздравлять? Трудно здесь, в Москве, – сказал Гурий. – Одиноко. Особенно нам, провинциалам.

– Ну, тебе-то, положим, не очень одиноко, – вставила насмешливо Ульяна. – Три дня где-то пропадал – и одиноко ему. Скажите на милость!