Бумеранг

– Ну и как, старик? – улыбнулся Петров. – Какой слог? Каково содержание?

– Слушай, а обо мне ни слова. О Саше тоже молчок.

– Да при чем здесь ты и Саша? Я тебе говорю – деньги прислала. Пятьсот рублей. Шубу ей, видите ли, купи! Эй, купец из Охотного ряда Владислав Петров, нам шубу!

– Ну, это само собой, баба с приветом, – согласился Юрик.

– Нет, как тебе это нравится: на домашний адрес присылает деньги – да еще с таким посланием, а?!

– Сто раз говорил тебе: не бросайся обещаниями! Не давай телефона! Домашнего адреса! Но тебе что – у тебя душа широкая.

– Кто знал, что она всерьез?

– А женщины всегда всерьез. Это нам не надо серьезности, нам лишь бы как… А им – только всерьез. Эх, старик, да мне ли тебя учить? Ты же ас в таких делах.

– Придется шубу эту ей добывать, – как бы не слушая Устьянцева, проговорил Петров.

– Да ты что, дурак? – возмутился Юрик. – Вышли деньги назад – и баста. Можешь приписать в конце: лечиться надо, если шуток не воспринимаешь.

– Да нехорошо, понимаешь. Она же верит мне. Очерки мои читает. Неудобно.

– Верит – это ее дело. А где ты шубу добудешь? Вернешь деньги – ничего страшного. Мол, извини, сейчас не до этого.

– Да есть у меня одна идея…

– Ох, я смотрю, глубоко она тебя допекла! Уж не влюбился ли ты, старик?

– Да брось, брось, – махнул рукой Петров. – А идея такая… Скажем, звонишь ты мне домой и просишь: слушай, старик, продай шубу, моей сестре в Тюмени позарез нужна. Если не добуду – все, каюк родственным связям.

– Ты чего, спятил? Какую шубу? – изумился Юрик.

– Ты забыл? – спросил Петров. – У моей жены как раз такая шуба. Американская.

– При чем здесь Люсьен?

– Да она давно просит другую шубу. Эта маловата. Раздобрела за последнее время.

– И ты хочешь, чтобы я купил вашу шубу?

– Гибко мыслишь, старик.

– А на какие шиши?

– Ты что, дурак? Я даю деньги – ты покупаешь шубу.

– Да она же ношеная!

– Точно. Поэтому ты купишь ее не за пятьсот, а за четыреста. Кто сказал, что Наталья просит новую? И потом – шуба как новая. Так и напишу – Наталья, достал с рук. Или там в комиссионке. Она поймет – женщина.

– Да на черта тебе нужна эта катавасия? – пожал плечами Юрик.

– А мы тут сразу нескольких зайцев убьем. Во-первых, я сдержу слово. Шубу Наталья получит. Во-вторых, избавлю от шубы жену. Она мне давно голову проела: хочу другую, хочу новую. А где я ей деньги возьму? В-третьих, у нас с тобой навар будет.

– Какой навар? – не понял Юрик.

– Прислала она пятьсот, а ты купишь у нас за четыреста. Сто рублей навара.

– Постой, постой… но это же, старик, не совсем… Это же черт знает что…

– Да кого мы обманываем? Ну, хорошо, можем купить шубу у жены и за пятьсот рублей. Тогда все деньги ее будут. Были у Натальи – станут у Люсьен. Только и всего. Шуба-то стоит пять сотен. Может, она и дороже стоит, Бог ее знает… А так мы Люсьен внушим – поношенная все-таки, за четыреста вполне по-божески. Она согласится. Поартачится – но согласится. Поймет. Лучше четыреста и новая шуба, чем старая шуба и шиш с маслом.

– Кого обманывать собираемся, старик?

– А никого, понял?! Я сам себя обманываю – и только. Моя семья вместо пяти сотен получит четыре. Вот и все. Почему я все деньги должен отдавать Люсьен? Да им хоть сколько давай – они все проглотят. И спасибо не скажут!

– Это точно, – согласился Устьянцев. – Но все равно… Казуистика тут какая-то.

– Да тебе-то что? Моя шуба, мои деньги. Тебе только и нужно: позвони Люсьен и умоли ее продать шубу для дорогой двоюродной сестры. А иначе она погибнет, замерзнет на Севере.

– Так-то оно так…

– Да ты пойми – я все рассчитал. Мы никого не обманываем, только я себя накалываю. Но это уже мое дело. Пустим сотню на карманные расходы – и все дела. Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Ну?!

– Да позвоню, конечно, чего мне… Есть тут, конечно, того… Но как подумаешь, и в самом деле – ты только себя накалываешь. Ведь будешь Люсьен новую покупать – к четыремстам все равно придется добавлять. Сотню, а то и две…

– Ха, добавлять! Но это уже будет официально, в открытую, заработанное! Их никуда не спрячешь. А тут сотня наша… Нам с тобой – подарок, Наталье – подарок, и Люсьен – подарок, новая шуба. Каково, а?!

– Ловко! – восхитился наконец Юрик Устьянцев, и на сердце у него, кажется, отлегло. – Эй, Павлуша! – крикнул он, щелкнув пальцами. – Павлуша, подойди, пожалуйста! Есть тут кое-что заказать по новой…

В этот вечер Петров вернулся домой поздно. Жена не спала.

Недовольно гремела посудой на кухне.

– Мне никто не звонил? – спросил Петров. В ответ – еще большее громыхание посудой.

– И вечерней почты не было? – Петров как бы не придавал значения молчанию жены.

Люсьен, протирая посуду, резко развернулась у мойки и насмешливо взглянула на мужа, покачивая с укоризной головой.

– Ах, ах, какие взгляды! – спокойно прокомментировал Петров. Подошел к чайнику, открыл крышку; вода там была. Чиркнул спичкой, поставил чайник на газ. И вышел из кухни. Знал по опыту: больше пока разговаривать с женой не рекомендуется.

Заглянул в комнату сына. Семилетний Виталька, тайная гордость Петрова, спал как убитый. Раскинулся в постели, словно совсем маленький: одеяло сбилось в ногах, подушка вообще в стороне. Петров улыбнулся. Подложил подушку под голову Витальке, прикрыл одеялом. Постоял рядом, полюбовался сыном. Виталька как две капли воды был похож на отца – отсюда все его радости и беды. Когда все хорошо, Люсьен лелеяла сына; когда ссоры или нелады – Люсьен вымещала зло на сыне, одним видом своим (похожестью на отца), вызывавшем в ней раздражение. Ох, вырос уже Виталька… В первый класс пошел, а собранности никакой. Все в комнате разбросано. Одежда. Инструмент. На столе – в беспорядке книги и тетради. Единственное, что в идеальном порядке – расставленные шахматы на маленьком столике. Петров еще раз улыбнулся, потеребил голову сына, взъерошил ему волосы. Ждал, видно, отца. Расставил шахматы и ждал. Это у них было заведено с тех пор, как он выучил сына играть в шахматы (с четырех с половиной лет), – каждый вечер по одной, а то и по две партии. Но сегодня не дождался. Сегодня папка загулял. Сегодня у папки важные дела.

Вернувшись на кухню, Петров отключил газ – чайник вовсю кипел, но Люсьен делала вид, что ничего не замечает. Она вообще не замечала мужа. Он сейчас не числился в списке ее знакомых. А что? Он там шляется Бог знает где, а она должна… Да плевать она хотела на него!

Петров налил себе чаю в большую пол-литровую кружку, насыпал побольше сахара, устроился за столом как ни в чем не бывало, смакуя каждый глоток.

– Не напоили тебя там! – не выдержала Люсьен.