Слова Володыевского были покрыты радостными возгласами солдат, видевших, что штурм близится к концу, и они с удвоенным рвением принялись осыпать ядрами турок.
– Это мы вам вечернюю зорьку играем! Зорьку вечернюю, собаки!.. – восклицали поляки.
Внезапно произошло что-то весьма странное. Вдруг турецкие орудия мгновенно все смолкли. Из крепости еще продолжали стрелять, но затем офицеры стали смотреть друг на друга и спрашивать:
– Что такое? Что случилось?.
Кетлинг, сильно встревоженный, отдал приказ прекратить стрельбу.
– Вероятно, они окончили подкоп и хотят нас взорвать на воздух! – заметил один из офицеров.
Маленький рыцарь грозно посмотрел на говорившего и ответил:
– Подкоп еще не кончен, а если и будет кончен, так от взрыва пострадает только левая сторона крепости, и мы будем защищаться в ее развалинах до последнего издыхания!.. Поняли?
Опять воцарилась тишина, казавшаяся какой-то торжественной, зловещей; тем ужаснее казалась она после канонады, от которой стены дрожали и земля колебалась. Взоры всех устремлены были на турецкие окопы, но из-за густого дыма ничего нельзя было разглядеть.
Наконец среди этой мертвой тишины послышались с левой стороны крепости удары мотыг под землей.
– Я говорил, что мина еще не окончена! – сказал Володыевский.
– Вахмистр! Возьми двадцать человек и осмотри новую крепость, – сказал Володыевский, обращаясь к Люсне.
Через минуту вахмистр уже скрылся в бреши со своим отрядом.
Безмолвие снова воцарилось в польском войске. Тишина эта время от времени нарушалась хрипеньем умирающих да ударами мотыг о скалу.
Спустя довольно много времени. вахмистр воротился со своими людьми.
– Господин комендант, – сказал он, – в новой крепости нет ни души.
Володыевский удивленно взглянул на Кетлинга.
– Уж не сняли ли они осады? Ничего не видно за дымом…
Между тем облака дыма мало-помалу рассеялись, так что можно было рассмотреть город. Вдруг с башни раздался чей-то голос, который испуганно кричал:
– На воротах белое знамя!.. Мы сдаемся!..
Взоры всех воинов обратились в сторону города, стараясь разглядеть его сквозь дым. Все были страшно поражены, слова замирали на устах, на лицах выражалось изумление.
И действительно, в городе появились белые знамена на русских и лятских воротах, а также и на башне Батория.
Володыевский сделался белее полотна, развевавшегося над городскими воротами.
– Кетлинг, видишь? – прошептал он, обращаясь к товарищу.
Кетлинг, такой же бледный, как и Володыевский, отвечал:
– Вижу!..
Они взглянули друг другу в глаза и этим взглядом без слов передали друг другу то, что было теперь у них на душе. Им приказывали сдать крепость – этим рыцарям, поклявшимся скорее погибнуть, чем отдать туркам город, – велели сдать тогда, когда штурм уже отбит, и победа на стороне поляков.
Мысли в голове их крутились, как вихрь. Они сожалели о двух любимых ими существах, жаль было и жизни, и счастия, они глядели друг на друга, как безумные, глядели на город с отчаянием, как бы желая убедиться, не обманывает ли их зрение и действительно ли настал их последний час.
Через несколько времени примчался в крепость Герасим, адъютант, посланный из города генералом подольским.
– Приказ коменданту! – крикнул он.
Наступила тишина. Володыевский, приняв приказ, молча прочитал его и сказал, обращаясь к офицерам:
– Господа! Комиссары уже переехали в челноке через реку и отправились в Длужек для подписания договора с турками. Через несколько минут они вернутся оттуда. Мы должны до наступления вечера очистить крепость и немедленно выставить белое знамя.
Все молчали. Слышно было только частое дыхание защитников.
– Надо выкинуть знамя. Я соберу сейчас своих людей, – сказал наконец Квасибродский.
Под командою своих начальников солдаты строились в ряды, вскидывая ружья на плечи.
Подойдя к Володыевскому, Кетлинг спросил:
– Пора?
– Подождем комиссаров и узнаем, каковы условия. К тому же я сам спущусь туда.
– Нет, спущусь я… Я лучше тебя знаю погреба и помню, где что стоит.
Но разговор их был прерван криком:
– Комиссары возвращаются! Комиссары возвращаются!
Спустя несколько минут в крепость явились послы: подольский судья Грушецкий, стольник Жевуский и черниговский хорунжий Мыслишевский. Несчастные послы шли, печально опустив головы. Одеты они были в затканные золотом кафтаны – подарок визиря.
Облокотясь на дымящееся еще орудие, дуло которого было направлено на Длужек, Володыевский ждал послов. Послы, подойдя, молча поклонились ему.
– Каковы условия сдачи? – спросил Володыевский.
– Город не будет разрушен; жизнь и имущество жителей обеспечены. Всякий, не пожелавший остаться, иметь право отправиться, куда ему будет угодно.
– А Каменец? Комиссары опустили головы.
– Каменец отдается султану, на веки веков!..
И послы ушли, но не могли пройти через мост от собравшегося на нем народа, а направились в сторону и вышли через южные ворота, спустились к реке и на челноках поплыли к лятским воротам. На равнине уже появились янычары Из города народ спешил к старой крепости, заняв всю площадь перед нею, и несмотря на желание его проникнуть в самую крепость, солдаты, по приказанию маленького рыцаря, никому не позволяли войти в нее.
Володыевский велел войскам удалиться из крепости и, позвав Мушальского, сказал ему.
– Старый товарищ, прошу тебя о последней услуге: пойди сейчас к жене и передай ей от меняна мгновение он остановился.