Там они стояли до ночи, поглядывая из лесной чащи на большую дорогу. Ехали все больше крестьяне, убегавшие в леса перед нашествием неприятеля.
Солдаты, которых высылали на дорогу, приводили время от времени мужиков, от которых полковники хотели что-нибудь узнать о шведах; но добиться ничего не могли.
Крестьяне, под влиянием слышанных ими ужасов, твердили, будто шведы уже совсем близко, но сказать больше не могли ничего.
Когда стемнело, Володыевский велел людям собираться в путь. Вдруг ясно послышался звон колоколов.
– Что это? – спросил Заглоба. – На молитву ведь слишком поздно! Володыевский несколько времени прислушивался, затем сказал:
– Это набат!
Потом он обратился к солдатам и спросил:
– Не знает ли кто-нибудь, что это за деревня или местечко в той стороне?
– Это Клеваны, мосци-полковник, мы по этой дороге поташ возили.
– Вы слышите звон?
– Слышим. Должно быть, случилось что-нибудь.
Володыевский дал знак трубачу, и тихий звук трубы зазвенел в темноте. Отряд двинулся вперед.
Глаза всех были направлены туда, откуда слышался тревожный звон; наконец на горизонте показался красный свет, который увеличивался с каждой минутой.
– Зарево! – раздалось среди солдат.
– Шведы! – сказал Володыевский Скшетускому.
– Попробуем! – ответил пан Ян.
– Но зачем они жгут?
– Должно быть, шляхта или крестьяне оказали сопротивление.
– Посмотрим! – ответил Володыевский. Вдруг к нему подъехал Заглоба и спросил:
– Я уж вижу, что вы почуяли запах шведского мяса. Ну что, быть битве, как вы думаете?
– Как Бог даст.
– А кто будет сторожить пленного?
– Какого пленного?
– Уж конечно, не меня, а пана Ковальского. Видишь, пан Михал, нам очень важно, чтобы он не убежал! Помни, что гетман не знает ничего о том, что случилось, и ни от кого не узнает, если ему не донесет Ковальский. Надо велеть каким-нибудь надежным людям его стеречь, так как во время битвы легко улизнуть, тем более что он и на хитрости пуститься может!
– Он так же хитер, как эта телега, на которой вы сидите. Вы хотите присмотреть за ним?
– Гм… Мне битву жаль пропускать!.. Правда, что ночью при огне я ничего не вижу. Если бы нам пришлось биться днем, ты бы меня никогда не уговорил стеречь Ковальского… Но если это в общих интересах, то пусть и так будет.
– Ладно. Я оставлю вам человек пять в подмогу, и, если он захочет удирать, пустить ему пулю в лоб…
– Я его в пальцах разомну, как воск! Но пожар все растет! Где мне быть с Ковальским?
– Где хотите. Теперь времени нет! – сказал пан Михал. И поехал вперед.
Пожар разливался все шире. Ветер подул с пожарища и вместе с колокольным звоном донес отголоски выстрелов.
– Рысью! – скомандовал Володыевский.
XVIII
Когда стали подъезжать к ближайшей деревне, они убавили шагу и увидели улицу, настолько ярко освещенную пламенем, что можно было найти булавку. По обеим сторонам горело несколько изб, другие начинали загораться, так как сильный ветер разносил искры, даже целые снопы их, которые перелетали, точно огненные птицы, на соседние крыши. На улицах пламя освещало большие и маленькие толпы людей, которые метались в разные стороны. Крики людей смешивались со звоном колоколов в церкви, скрытой за деревьями, с ревом скота, лаем собак и выстрелами.
Подъехав ближе, солдаты пана Володыевского увидели небольшой отряд рейтар, одетых в круглые шляпы. Некоторые из них дрались с толпою крестьян, вооруженных вилами и цепами, стреляли в них из пистолетов, другие выгоняли скот на дорогу или ловили домашнюю птицу. Несколько человек держали лошадей тех товарищей, которые были заняты грабежом в избах.
Дорога в деревню спускалась несколько вниз и вела через березовый лесок, так что ляуданцы в то время, как никто не мог их видеть, видели как бы картину, изображающую нашествие неприятеля на деревню, освещенную пожаром; в пламени можно было ясно различать иноземных солдат, а местами – крестьян и женщин, защищавшихся беспорядочными толпами. Все это двигалось с криками, бранью, рыданиями и плачем.
Пан Володыевский, подъехав с полком к открытым воротам, велел убавить шагу. Он мог нагрянуть на шведов врасплох и одним взмахом уничтожить неприятеля, не ожидавшего нападения; но ему хотелось «попробовать шведов», помериться с ними силой в открытом бою, и он нарочно ехал медленно, чтобы его успели заметить.
И действительно, несколько рейтар, стоявших поблизости, увидев приближавшееся войско, бросились к офицеру и стали ему что-то говорить, указывая рукой в ту сторону, откуда ехал Володыевский. Офицер прикрыл глаза рукой, посмотрел с минуту, потом сделал знак рукой, и тотчас послышался звук трубы.
Тут наши рыцари могли наглядеться на исправность шведских солдат: чуть раздались первые звуки сигнала, как часть солдат стала выскакивать из домов, другие бросили награбленные вещи и кинулись к лошадям.
В одну минуту отряд был в полном боевом порядке, при виде которого маленький рыцарь пришел в восторг. Все это был народ рослый, одетый в кафтаны с кожаными ремнями через плечо, в однообразные черные шляпы с приподнятыми слева полями; у всех были одинаковые гнедые лошади; они стали плотной стеной с рапирами в руках и спокойно смотрели в сторону дороги.
Наконец из рядов вышел вперед офицер с трубачом и, по-видимому, хотел узнать, что за люди приближаются так медленно.
Он, должно быть, предполагал, что это один из радзивилловских полков, со стороны которого не ожидал нападения, и потому принялся махать шляпой и рапирой; трубач продолжал трубить в знак того, что офицер желает говорить.
– Выстрели кто-нибудь им в ответ, – сказал маленький рыцарь, – они тогда поймут, чего им от нас нужно ждать.
В ту же минуту раздался выстрел, но пуля не долетела – было далеко. Офицер, по-видимому, продолжал еще думать, что это какое-нибудь недоразумение, и стал кричать еще громче и по-прежнему махал шляпой.
– Повтори еще раз! – скомандовал Володыевский.
После второго выстрела офицер повернулся к своим; те приближались к нему рысью.
Первый ряд ляуданцев въезжал уже в ворота.
Шведский офицер что-то прокричал; рапиры, до сих пор торчавшие остриями вверх, повисли на эфесах, солдаты тотчас вынули пистолеты и, оперев о луку седел, подняли дулами вверх.
– Прекрасные солдаты! – пробормотал Володыевский, видя эту необыкновенную, почти механическую быстроту их движений.
Он оглянулся на своих и, убедившись, что все в порядке, поправился на седле и крикнул:
– Вперед!