Огнем и мечом

– Я скоро вернусь, – проговорил Заглоба.

И он тотчас поехал в город. Володыевский приказал Жендзяну немного распустить подпруги седел, чтобы лошади могли передохнуть, а сам ввел княжну в избу и попросил ее, чтобы она для подкрепления сил выпила вина и немного вздремнула.

– Мне хочется проехать эти десять миль до зари, – сказал он Елене, – а там уж мы все отдохнем.

Но лишь только он принес баклаги с вином и припасы, как перед избой раздался лошадиный топот.

Маленький рыцарь взглянул в окно.

– Пан Заглоба уже вернулся, – проговорил он, – очевидно, не нашел лошадей.

В эту минуту с шумом распахнулась дверь избы и показался Заглоба, бледный, посиневший, вспотевший, запыхавшийся.

– На коней! – крикнул он.

Володыевский был опытный воин и в подобных случаях не терял времени на расспросы, не терял его даже на спасение баклаги с вином (которую все же успел схватить Заглоба) и как можно скорее вывел княжну на двор, посадил на лошадь, быстро осмотрел подпруги и сказал:

– Вперед!

Вскоре в темноте наступившего вечера исчезли, точно привидения, всадники и лошади.

Путники мчались без отдыха. И лишь когда от города их отделяли верст семь и когда стало так темно, что всякая погоня становилась невозможной, Володыевский приблизился к Заглобе и спросил:

– Что случилось?

– Подожди, пан Михал… Подожди! Я страшно запыхался, ног под собой не чувствую… Ух!

– Но что же там было?

– Черт собственной персоной, уверяю вас, черт или дракон, у которого, если отрубить одну голову, отрастает другая.

– Да говорите же яснее!

– Я видел на рынке Богуна.

– У вас, верно, белая горячка?

– Я видел его на рынке, а с ним пять или шесть человек, не мог сосчитать, так как у меня ноги отнялись… Они держали факелы. Мне кажется, что какой-то черт становится нам поперек дороги, а теперь я совершенно потерял надежду на счастливое окончание нашего дела… Бессмертен он, этот дьявол, что ли? Не говорите о нем Елене. О боже! Вы его зарубили, Жендзян его выдал, а между тем он жив, свободен и становится нам поперек дороги. О боже, боже! Уверяю вас, пан Михал, что я предпочел бы скорее увидеть на кладбище привидение, чем его. Черт возьми! Почему-то я всюду первый встречаюсь с ним!.. Собаке в глотку такое счастье! Разве на свете нет других людей? Пусть они встречаются с ним! Так нет же – всегда я и я!

– А он видел вас?

– Если бы он меня видел, то вы бы меня не видели! Этого еще только недоставало!

– Важно было бы знать, – заметил Володыевский, – гонится ли он за нами или же едет в Валадынку к Горпине в надежде, что по дороге поймает нас.

– Мне кажется, что он едет в Валадынку.

– Должно быть, так. Значит, мы едем в одну сторону, а он в другую, и теперь нас отделяет от него расстояние в милю или, пожалуй, в две, а через час будет пять миль. Пока он узнает о нас и вернется, мы будем в Жолкве, а не только в Збараже.

– В самом деле? Ну, слава богу! Вы точно приложили мне пластырь к ранам. Но скажите, пожалуйста, каким образом Богун на свободе, если Жендзян выдал его влодавскому коменданту?

– Он, верно, бежал!

– В таком случае этому коменданту следует снести голову. Жендзян, эй Жендзян!

– Что вам угодно? – спросил Жендзян, сдерживая лошадь.

– Кому ты выдал Богуна?

– Пану Реговскому.

– А кто же этот пан Реговский?

– Поручик королевского панцирного полка.

– А чтоб тебя! – проговорил Володыевский. – Да разве вы не помните, что Подбипента рассказывал нам о вражде Реговского к Скшетускому? Ведь Реговский – родственник Лаща, которого оскорбил Скшетуский, а потому он питает ненависть к нашему другу.

– Теперь я понимаю, понимаю, – воскликнул Заглоба. – Онто, наверное, назло Скшетускому и выпустил Богуна! Но это уголовное преступление и пахнет виселицей. Я первый донесу.

– Дай бог только с ним встретиться, – пробормотал Володыевский, – уж мы в суд не пойдем.

Жендзян до сих пор не знал, в чем дело, так как после ответа, данного Заглобе, он ехал впереди, возле Елены.

Теперь путники ехали не спеша. Взошла луна, мгла рассеялась, а ночь была ясная. Володыевский погрузился в задумчивость. Заглоба некоторое время все еще беспокоился, но спустя немного времени проговорил:

– Задал бы Богун и Жендзяну, если бы захватил его!

– Скажите ему эту новость, попугайте его, а я тем временем поеду возле княжны, – ответил маленький рыцарь.

– Хорошо! Эй, Жендзян!

– Что такое? – спросил юноша, останавливая своего коня.

Заглоба поравнялся с ним и с минуту молчал, ожидая, пока Володыевский и княжна отдалятся, и наконец сказал:

– Знаешь, что случилось?

– Не знаю.

– Комендант Реговский выпустил Богуна на свободу. Я видел его в Проскурове.

– В Проскурове? Теперь? – спросил Жендзян.

– Теперь. А что, с лошади падаешь?

Лучи месяца падали прямо на полное лицо юноши, и Заглоба не заметил на нем испуга, наоборот, он с удивлением увидел ту жестокость, почти зверскую ненависть, которая была на лице Жендзяна, когда он убивал Горпину.

– Да ты разве не боишься Богуна? – спросил старый шляхтич.

– Если пан Реговский его выпустил, – ответил юноша, – то мне придется самому сызнова искать случая, чтобы отомстить ему за мою обиду и позор. Я ему не прощу, так как поклялся, – и если бы теперь не надо было везти княжну, я тотчас же поехал бы вслед за ним…

«Ого! – подумал Заглоба. – Хорошо, что я этого юнца ничем не обидел».

Потом он погнал коня и через минуту поравнялся с княжной и Володыевским. Через час они переправились через Медведевку и въехали в лес, тянувшийся от самого берега реки двумя черными стенами по обеим сторонам дороги.

– Я хорошо знаю эту местность, – сказал Заглоба. – Скоро лес кончится, за ним около двух верст тянется поле, через которое идет дорога из Черного Острова, а потом опять начнется лес, который еще больше этого и тянется вплоть до Матчина. Даст бог, в Матчине мы застанем уже польские полки.

– Пора уж, чтобы пришло спасение, – пробормотал Володыевский. Некоторое время все молча ехали по дороге, освещенной луной.

– Два волка перешли через дорогу! – сказала вдруг Елена.

– Вижу, – ответил Володыевский, – а вот третий. Действительно, серая тень промелькнула шагах в пятидесяти от всадников.

– Вот четвертый! – воскликнула княжна.

– Нет, это серна; смотрите: две, три!

– Что за черт! – крикнул Заглоба. – Серны преследуют волков! Я вижу, свет перевернулся вверх ногами.

– Едемте скорее, – сказал тревожным голосом Володыевский. – Жендзян! Вперед с княжной!

Все помчались… Заглоба на скаку наклонился к Володыевскому и спросил:

– Что там такое?

– Плохо, – ответил маленький рыцарь. – Вы видели: зверь из логовищ срывается со сна и бежит ночью.

– Ой! А что это значит?

– Это значит, что его тревожат.

– Кто?

– Войска. Казаки или татары, – они идут справа от нас.

– А быть может, это наши полки?

– Это невозможно, зверь бежит с востока, со стороны Пилавиц. Это, наверное, идут татары широкой колонной.

– Бежим, пан Михал, ради бога!

– Ничего другого не остается. Эх, не будь с нами княжны, мы подошли бы к самым чамбулам и зарубили бы нескольких татар, а с нею – другое дело… Туго нам придется, если нас заметят.

– Свернем в лес, за этими волками.

– Нельзя, если даже нас сразу не поймают, то они наводнят всю местность впереди, как же мы потом выберемся.

– Да разразит их молния! Этого еще нам только не доставало! Эй, пан Михал, не ошибаетесь ли вы? Ведь волки обыкновенно идут сзади войска, а не бегут впереди его.

– Да, те, что по бокам, тянутся за войском и собираются из всех окрестностей, но те, что впереди, пугаются и убегают. Взгляните-ка направо, между деревьями, там зарево.

– Господи Иисусе! Царю иудейский!

– Тише! Много еще этого леса?

– Он сейчас кончится.

– А дальше поле?

– Да. О боже!

– Тише! За полем другой лес?

– Вплоть до Матчина.

– Хорошо! Лишь бы татары не наткнулись на нас в поле. Если мы благополучно доберемся до второго леса, тогда мы дома. Счастье, что княжна и Жендзян едут на конях Бурлая.

Они погнали лошадей и поравнялись с ехавшими впереди.

– Что это за зарево, справа? – спросила Елена.

– Княжна, – ответил маленький рыцарь, – теперь уж нечего скрывать. Возможно, что это татары.

– О боже!

– Не тревожьтесь, княжна. Клянусь вам, что мы убежим от них, а в Матчине стоят наши полки.

– Ради бога, едемте скорей! – сказал Жендзян.

Они замолчали и понеслись, как духи. Деревья редели, лес кончался. Зарево немного побледнело. Вдруг Елена обратилась к маленькому рыцарю.

– Панове, – проговорила она, – поклянитесь мне, что я живой не попаду в их руки!

– Не попадете, – ответил Володыевский, – пока я жив!

В эту минуту путники выехали из леса в поле или, вернее, в степь, которая тянулась версты две, а дальше опять чернел лес. Теперь это открытое со всех сторон пространство было освещено луной.

– Это самый опасный кусок дороги, – прошептал Заглобе Володыевский, – если татары в Черном Острове, то они пойдут по этой дороге, между лесами.

Заглоба ничего не ответил и только пришпорил коня. Они уже доехали до половины поля, как вдруг маленький рыцарь протянул руку к востоку.

– Смотрите, – сказал он Заглобе, – видите?

– Вижу какие-то кусты и заросли вдали…

– Эти кусты движутся. Теперь скорее вперед, иначе нас заметят.

Ветер засвистел в ушах скачущих. Спасительный лес все более приближался.

Вдруг из темной массы, приближавшейся с правой стороны поля, сначала донесся какой-то неясный шум, подобный шуму волн, а через минуту явственно раздался громкий крик.

– Нас видят! – закричал Заглоба. – Собаки, шельмы, черти, волки, негодяи!..

Лес был уже так близко, что наши всадники почти уже чувствовали его холодное дыхание.

Но в то же время и туча татар становилась все более отчетливой. От нее начали отделяться длинные тени, точно лапы гигантского чудовища, и приближались к убегающим с невероятной быстротой. Володыевский уже ясно слышал крики: «Алла! Алла!»

– Конь мой споткнулся, – заревел Заглоба.

– Это ничего, – ответил маленький рыцарь.

Но у него молнией проносились вопросы: что будет, если лошади не выдержат, если одна из них падет? Это были прекрасные татарские скакуны, железной выносливости, но они уже шли от Проскурова, почти не отдыхая, после той бешеной скачки от города до первого леса. Правда, можно было пересесть на свободных, но и те устали. «Что будет?» – думал Володыевский, и сердце его, быть может, в первый раз в жизни забилось тревожно – не за себя, а за Елену, которую за время путешествия он полюбил, как родную сестру. Он хорошо знал, что татары, начав преследование, отстанут не скоро.

– Пусть гонятся, все-таки ее они не догонят! – пробормотал маленький рыцарь.

– Мой конь опять споткнулся! – вторично воскликнул Заглоба.

– Это ничего! – повторил Володыевский.

Между тем они въехали в лес. Их охватил мрак, но некоторые из татар были уже на расстоянии нескольких сот шагов. Но маленький рыцарь знал, как ему поступить.

– Жендзян, – крикнул он, – сверни с княжной в сторону, на первую дорогу!

– Хорошо! – ответил Жендзян. Володыевский обратился к Заглобе:

– Взять пистолеты!

И стал сдерживать коня Заглобы.

– Что вы делаете? – крикнул шляхтич.

– Ничего! Остановите вашего коня!

Расстояние между ними и Жендзяном, который мчался с Еленой, все увеличивалось. Наконец они достигли того места, где дорога сворачивала к Збаражу, а дальше шла прямо узкая просека, наполовину скрытая ветвями. Жендзян и Елена свернули туда и через минуту исчезли в темноте чаши.

Между тем Володыевский сдержал своего коня и коня Заглобы.

– Ради бога, что вы делаете? – рычал шляхтич.

– Мы задержим погоню. Для княжны нет иного спасения.

– Мы погибнем.

– Погибнем так погибнем. Становитесь здесь, на краю дороги!.. Здесь, здесь!

Они притаились в темноте под деревьями. Между тем сильный топот татарских лошадей приближался и гудел, как буря, так что эхо отдавалось по всему лесу.

– Свершилось! – сказал Заглоба и поднес к губам баклагу с вином.

Он пил и пил, а затем встряхнулся и воскликнул:

– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Теперь я готов к смерти.

– Сейчас, сейчас! – сказал Володыевский. – Впереди скачут только три татарина, этого мне и надо.

Действительно, на освещенной луной дороге показались три всадника, сидевшие, по-видимому, на самых лучших скакунах, на так называемых на Украине волчарах, так как они в состоянии были догнать волка; за ними на расстоянии двухсот или трехсот шагов мчалось еще человек десять, а дальше толпа ордынцев.

Когда три первых всадника поравнялись с засадой, грянули два выстрела, после чего Володыевский, как рысь, бросился на середину дороги, и в одно мгновение, прежде чем Заглоба успел опомниться и сообразить, что случилось, третий татарин упал, точно пораженный громом.

– Скачем! – крикнул маленький рыцарь.

Заглоба не заставил своего товарища повторять это приказание два раза, и они понеслись по дороге как два волка, за которыми гонится стая собак; тем временем ордынцы подъехали к трупам и, узнав, что эти преследуемые волки грызут насмерть, на минуту остановились, поджидая других товарищей.

– Видите, – заметил Володыевский, – я знал, что они остановятся.

Но хотя беглецы и выиграли расстояние в несколько сот шагов, перерыв в погоне продолжался недолго. Татары скакали теперь сплоченной массой и поодиночке не высовывались вперед.

К несчастью, лошади наших всадников были утомлены продолжительной дорогой, и бег их ослабевал. Конь Заглобы особенно устал, опять споткнулся раз и другой. У старого шляхтича при мысли, что он падает, остатки волос стали дыбом.

– Пан Михал, дорогой пан Михал! Не оставляйте меня! – кричал он с отчаянием.

– Будьте уверены! – ответил маленький рыцарь.

– Чтоб этого коня волки…

Шляхтич не успел кончить, как мимо его уха прожужжала стрела, а за ней другие стали жужжать, свистеть и петь, точно пчелы или шмели. Одна из них пролетела так близко, что почти коснулась уха Заглобы.

Володыевский обернулся назад и два раза выстрелил в преследующих.

Вдруг лошадь Заглобы споткнулась так, что мордой коснулась земли.

– Господи, моя лошадь падает! – завопил шляхтич.

– С коней и в лес! – загремел Володыевский.

Сказав это, он осадил коня, соскочил с него, и через минуту оба они исчезли в темноте леса.

Но этот маневр не ускользнул от глаз татар и несколько десятков из них, в свою очередь спрыгнув с лошадей, пустились в погоню за убегающими.

Ветви деревьев и кустов сорвали с головы Заглобы шапку, били его по лицу, рвали жупан, но, несмотря на это, шляхтич бежал изо всех сил, точно ему было тридцать лет. Иногда он падал, но тотчас вставал и бежал еще скорее, сопя, как кузнечный мех, наконец, свалился в глубокий овраг и почувствовал, что уже не выкарабкается оттуда, так как окончательно выбился из сил.

– Где вы? – шепотом спросил Володыевский.

– Здесь, внизу… Я уже погиб, спасите меня, пан Михал! Володыевский, не колеблясь, прыгнул в ров и приложил руку к губам Заглобы.

– Тише! Быть может, они нас не заметят. В случае чего будем защищаться.

Между тем прибежали татары. Одни из них действительно прошли мимо оврага, предполагая, что беглецы продолжают бежать, другие шли медленно, ощупывая деревья и осматриваясь во все стороны.

Рыцари затаили дыхание.

«Если только кто-нибудь попадет сюда, – в отчаянии думал Заглоба, – тогда я ему покажу!»

Вдруг посыпались искры. Это татары стали высекать огонь…

При свете его видны были дикие лица с выдающимися скулами и вздутыми губами. В течение некоторого времени они ходили около оврага, напоминая каких-то зловещих лесных призраков, и все более приближались к тому месту, где находились рыцари.

Но вот со стороны дороги стали долетать какие-то смешанные крики, странный шум, пробуждавшие спящую чащу.

Татары перестали высекать огонь и остановились точно вкопанные; рука Володыевского впилась в плечо Заглобы.

Крики усиливались. Вдруг блеснули красные огоньки, и вместе с тем раздался залп мушкетов – один, другой, третий, – а затем крики: «Алла!», бряцанье сабель, ржанье лошадей, топот и смешанные крики. На дороге кипела битва.

– Наши! Наши! – крикнул Володыевский.

– Бей! Убивай! Бей, руби, режь! – рычал Заглоба.

Еще минута – и мимо оврага в величайшем замешательстве пробежало несколько десятков татар, которые теперь во весь дух удирали к своим. Володыевский не утерпел, бросился за ордынцами и в темноте рубил их направо и налево саблей.

Заглоба остался один на дне оврага.

Через минуту он попытался выкарабкаться, но не смог. У него болело все тело, и он еле держался на ногах.

– Ах, мерзавцы! – ворчал шляхтич, оглядываясь во все стороны. – Удрали! Жаль, что кто-нибудь из вас не попал сюда. У меня была бы компания в этой яме, и я показал бы ему, где раки зимуют! О, басурманы, зарежут вас там, как скотов! Шум там все усиливается. Мне бы хотелось, чтобы это был сам князь Еремия, он бы вас отделал. Вы кричите: «Алла!» Вот погодите, скоро над вашими трупами волки будут кричать: «Алла!» Но как же это Володыевский меня здесь оставил! Впрочем, нечего удивляться. Он жаждет битвы, так как молод. После этого приключения я за ним пойду в ад, это не такой друг, что в несчастье оставляет. Ну и оса же он! В один миг насмерть укусил тех троих. Если б со мной была хоть эта баклага, но ее уже, наверное, черти взяли… лошади растоптали. Пожалуй, еще какая-нибудь змея укусит меня в этой яме! Что это?

Крики и залпы мушкетов стали отдаляться в сторону поля и первого леса.

– Ага! – проговорил Заглоба. – Наши уже гонят их. Не выдержали собачьи дети! Слава Всевышнему!

Крики все более отдалялись.

– Здорово лупят! – бормотал шляхтич. – А мне, верно, долго придется сидеть в этом рву. Не хватает только, чтоб меня волки съели. Сначала Богун, потом татары и, наконец,– волки! Пошли, Боже, Богуну смерть на колу, а волкам бешенство, с татарами наши, видно, недурно расправляются. Пан Михал! Пан Михал!

В ответ Заглобе шумел только бор да издали все слабее доносились крики.

– Уж не лечь ли мне спать? Черт возьми! Эй, пан Михал!

Но пану Заглобе пришлось еще долго просидеть во рву, так как только перед рассветом на дороге послышался лошадиный топот, а затем в сумраке леса показались огни.

– Пан Михал! Я здесь! – воскликнул шляхтич.

– Так вылезайте.

– Не могу!

Володыевский с лучиной в руке стал на краю оврага и, подавая руку Заглобе, сказал:

– Ну татар уж нет! Мы их прогнали за тот лес.

– А кто же это пришел?

– Кушель и Растворовский с отрядом в две тысячи человек. С ними и мои драгуны.

– А басурман много было?

– Нет! Должно быть, тысячи две, может, немного больше.

– Слава богу! Дайте же мне чего-нибудь напиться, я чувств лишился. Спустя два часа Заглоба, основательно выпив и поев, сидел на лошади

среди драгун Володыевского, а возле него ехал маленький рыцарь и так говорил ему:

– Вы уж не огорчайтесь, так как хотя мы приедем в Збараж без княжны, но было бы хуже, если бы она попала в руки неверных.

– А может быть, Жендзян повернет еще в Збараж? – спросил Заглоба.

– Этого он не сделает, дорога будет занята: тот чамбул, который мы отогнали, скоро вернется и поедет вслед за нами. Наконец, и Бурлай с минуты на минуту станет под Збаражем, прежде чем Жендзян успеет туда попасть. Затем со стороны Константинова идут Хмельницкий и хан.

– О боже! Значит, Жендзян с княжной попадет как бы в западню.

– Жендзян позаботится о том, чтобы, пока не поздно, проскользнуть между Збаражем и Константиновом и не допустить окружить себя полкам Хмельницкого или чамбулам хана. Я очень надеюсь, что он сумеет это сделать.

– Дай бог!

– Этот парень хитер как лиса. Вы мастер на выдумки, но он вас хитрее. Мы долго ломали себе голову над тем, как спасти девушку, и в конце концов у нас опустились руки, и только благодаря ему все удалось устроить. Теперь Жендзян будет изворачиваться, так как дело идет и о его шкуре. Надейтесь, ибо над ней и Бог, который спасал ее столько раз. Вспомните, ведь сами вы в Збараже велели мне надеяться, когда приезжал Захар.

Заглоба несколько успокоился после этих слов Володыевского, а потом погрузился в глубокую задумчивость.

– Пан Михал, – сказал он после долгого молчания, – не спрашивали ли вы Кушеля, что со Скшетуским?

– Он уже в Збараже и, слава богу, здоров. Скшетуский приехал с Зацвилиховским от князя Корецкого.

– Что же мы ему скажем?

– В том-то и дело!

– Ведь он все думает, что девушка убита в Киеве.

– Да.

– А вы говорили Кушелю или кому-нибудь другому, откуда мы едем.

– Не говорил, так как думал, что лучше будет сначала нам посоветоваться.

– Я думаю, что лучше умолчать обо всем происшедшем, – проговорил Заглоба. – Если, сохрани бог, девушка попала теперь в руки казаков или татар, то для Скшетуского это новое горе. Это было бы то же, что растравить у него зажившую рану.

– Я головой ручаюсь, что Жендзян ее спасет.

– Я охотно поручился бы и своей головой, но теперь несчастье гуляет по свету, как чума. Лучше уж будем молчать и предадим все на волю Божью.

– Пусть будет так. Но не откроет ли Подбипента этой тайны Скшетускому?

– Разве вы его не знаете! Он дал рыцарское слово, а это для него священная вещь.

Тут к ним присоединился Кушель, и дальше они ехали вместе, беседуя при первых лучах восходящего солнца об общественных делах, о приходе полковников в Збараж, о предстоящем приезде князя и о неизбежной уже страшной войне с казаками.