– Вряд ли, Рэйден-сан. Мой отец не из тех, кто уделяет женщинам слишком много внимания. Он и женился-то потому, что так велел мой дед. Думаю, дело в другом.
– В чем же, по-вашему?
Он колебался.
– Цуиёши-сан, не будем ходить кругами. Вы обратились ко мне, потому что я представляю службу Карпа-и-Дракона. Но обратились не официально, в частном порядке. Если замахнулись, то бейте.
Я ему завидовал. Будь у меня в свое время такая возможность: обратиться к дознавателю неофициально, поделиться своим грузом, спросить совета… Разве рвали бы меня тогда на части все демоны преисподней? С другой стороны, в таком случае мою спину бы не украсила служебная татуировка.
За все надо платить.
– Вы предполагаете, что произошло фуккацу? В теле вашего отца живет другой человек?
– Да!
– Вы не хотите делать официальное заявление? За недостаточностью оснований?
– Да, именно так! Рэйден-сан, вы все изложили куда лучше, чем это сделал бы я, скудоумный!
Вот только этого мне не хватало. Сегодня он радостно предается самоуничижению, а потом, в додзё, все мне припомнит. Впрочем, мы и сейчас в додзё.
– Я не уверен, – Цуиёши словно прорвало. Он торопился, глотал звуки, слова и слоги, словно боялся не успеть. – Я задавал отцу вопросы. О том, чего не мог знать чужой человек. Но я не дознаватель! Теперь я понимаю: и вопросы были глупые, и отец по большей части не удостаивал меня ответом. Он отворачивался и уходил. Я не знаю, он это или не он! Но одно я знаю точно: если отец кого-то убил, то убил в честном поединке. И поединок этот дался ему нелегко.
– Почему вы так считаете?
Он помедлил, на что-то решаясь.
– Вы сами должны это увидеть, – ответил несчастный демон. – К исходу часа Птицы[5 - Час Птицы – примерно с 18 до 20 часов вечера.] приходите завтра к нашему дому. Я вам покажу.
2. «Мудрый терпелив»
Лапшичная дядюшки Ючи была забита битком.
Этому немало способствовал очаг и жаровни, на которых что-то булькало, кипело, варилось и жарилось. Пар стоял горой. Раскаленные котлы и сковородки также вносили свою лепту в наплыв посетителей. Ну и надышали знатно, ничего не скажешь! С порога будто в баню вошел. Была зима и нет зимы, чистый тебе летний зной.
Даже сытые платили за еду, чтобы укрыться здесь от мороза. А Ючи и рад стараться, хитрец! Двух новых разносчиков нанял, иначе не поспеть.
– Сюда! Рэйден-сан, сюда!
Лавируя между посетителями, я пробрался в угол, откуда мне махал рукой досин Хизэши. Чуть не потерял сандалии, когда какой-то громила наступил на задники, высвободился, нырнул под руку – в руке была чашка с чаем, пролившимся мне за шиворот – и с размаху плюхнулся на подушку напротив Хизэши. Ухватил рисовый колобок, на котором был прилеплен ломтик тунца, сунул в рот. Неприлично, знаю. Сперва надо было дождаться приглашения, спросить о здоровье, о родственниках, о ценах на ватные плащи…
Гори они, эти плащи! В животе так урчало от голода, что это было вдвое неприличней.
– Рад видеть вас, Хизэши-сан!
– Жуйте, – рассмеялся досин. – Жуйте и молчите, не то подавитесь. По вам заметно, как вы рады…
Смех его был невеселым. Еды перед Хизэши стояло, как перед компанией: лапша гречневая и пшеничная, рыба, моллюски, соленая редька, папоротник-кисляк, сушеные каштаны… Даже для двоих, если он заранее позаботился обо мне, многовато. Ага, чайник с подогретым саке. Похоже, Хизэши заедал-запивал какую-то неприятность.
А я знал, слово чести, знал. Иначе разве прислали бы меня?
Досин не посылал за мной. Вернее, посылал, но не за мной, а за кем-нибудь из дознавателей. Для любого, кто имел представление о нашем тесном знакомстве с Хизэши, это значило: «за кем-нибудь постарше и опытней младшего дознавателя Рэйдена». Намеком пренебрегли, и это тоже говорило о подводных камнях в намечавшемся деле. Предписание в управе мне выдал секретарь Окада. Так, мол, и так, без промедления встретиться с Комацу Хизэши, выслушать самым внимательным образом – и заняться делом, если я сочту показания досина важными для службы.
Заняться, если я сочту дело важным? Для службы Карпа-и-Дракона? Да кто я такой, чтобы оценивать важность или неважность?! Ответственность тяготила меня. Я сунулся к секретарю, желая узнать подробности, но Окада отмахнулся от меня, как от назойливой мухи. Старший дознаватель Сэки, случайно встреченный в коридоре, также не захотел вступать со мной в беседу.
«Займитесь! – велел господин Сэки. – Больше поручить некому. И нечего меня караулить! Знаем мы ваши случайности…»
Что-то в его голосе показалось мне подозрительным. Поручить некому? Все дознаватели заняты? А может, кроме младшего дознавателя Рэйдена никто не горит желанием заняться этим делом? Таким прикажешь, они и возьмутся тяп-ляп, лишь бы отписаться и сбросить в архив. Младший дознаватель Рэйден тоже, пожалуй, не хочет, да кто его спрашивает? Въедливость моя известна, я на тяп-ляп не соглашусь, я во всех головах дырки прогрызу…
Репутация!
Короче, дали подарочек, да руки болят.
– К делу, Рэйден-сан. Оставим церемонии, ешьте да слушайте. А я выпью, пожалуй. Вам уже известно про убийство каонай?
Я кивнул:
– Известно. Отец вернулся из патруля, сообщил.
– Это был первый безликий, вчерашний. Закончись все на нем, мы бы сейчас пили-ели и болтали о пустяках. Я говорю о втором, сегодняшнем. Перед рассветом меня разбудил осведомитель Тода…
Я слушал. Я так слушал, что не заметил, как подъел треть закуски. Я прямо видел все, будто наяву. Это ко мне, а не к Хизэши, прибежал всклокоченный от быстрого бега цирюльник Тода – осведомитель, как и все цирюльники города. Где стрижка и бритье, там и сплетни с новостями, а уши брадобрея всегда свободны. Каждое утро вместе с другими цирюльниками Тода являлся с докладом в жилище квартального досина. Но в этот раз он прибежал раньше обычного.
– Тода с сыном живут в цирюльне, на втором этаже. Жена умерла прошлой зимой; впрочем, это неважно. Сын вышел на двор по ночной нужде, а вернувшись, разбудил отца и сказал, что перед цирюльней ждет сборщик трупов. Само по себе это было странным: никого из сословия эта в цирюльне не обслужили бы. По словам сына, трупожог умолял о встрече с Тода, причем до того, как Тода отправится с докладом ко мне…
Я выпил саке. Я будто своими ушами слышал, как насмерть перепуганный сборщик трупов просит цирюльника доложить в полицию, что на границе квартала эта обнаружено тело безликого. Будь это обычный каонай, его сожгли бы – и дело с концом. Перед костром обобрали бы, присвоив все мало-мальски ценное. Его и обобрали – эта не слишком брезгливы, когда речь заходит о добыче. Трупожоги и не подумали бы сообщить куда следует о имуществе каонай, но рядом с покойником, спрятанная в холщовый мешок, лежала…
– Маска, Рэйден-сан.
– Маска?
– Служебная маска карпа. Ваш слуга носит такую же.
– Вы уже выяснили, чей это был слуга?
– Ничей.
– Как ничей? Он что, украл маску? Экий мерзавец!
– Это был кандидат в слуги. Он жил в бараке при вашей управе и ждал, пока его выберут. Его с вечера послали в лавку медянщика на улице Отомару – забрать маску, изготовленную по заказу господина Сэки. Маски портятся, теряются, их запас надо возобновлять. Судя по всему, безликий забрал маску, а потом где-то задержался. Квартальные ворота заперли, он пытался пробраться задами, вдоль сточных каналов. По дороге каонай был убит неизвестным.
– Точно убит? Не замерз? Не разорван собаками?!
– Точнее быть не может.
Я выпил еще саке. Доел редьку, бросил себе в миску гречневой лапши. Сейчас я понимал досина. Казалось, надо есть и пить, пить и есть, и истина откроется нам – а может, вся эта нелепая история обернется дурным сном. Второй безликий за два дня? Убиты среди ночи? Кандидат в слуги?!
«…и заняться делом, если я сочту показания досина важными для службы.»