– Ты и правда решил, что там вепрь?
В вопросе крылся подвох. Они что, думают, я заранее готовился убить Алкимена?! И теперь вру на каждом перекрестке, что сделал это случайно?! Да как они могут… Могут. Они вправе так думать, все дороги ведут к такому выводу. Только безумец или отчаянный храбрец – что, в сущности, одно и то же – выйдет на вепря с дротиком. Я и впрямь сделал это нарочно. Хотел, чтобы явился Хрисаор…
Не рассказывать же об этом Анаксагору?
– Я и подумать не мог, что там Алкимен. Испугался, вот и метнул.
– Испугался, – повторил Анаксагор. Он стоял за моей спиной, но я слышал звук: сын ванакта похлопывал себя ножнами кинжала по бедру. – И ты его совсем не видел?
– Видел только, как валежник шевелится.
– Значит, цель была скрыта от тебя, – подытожил Циклоп. – Куда ты попал?
– В Алкимена.
– Это я понимаю, не дурак. Куда именно?
– В грудь.
– Он умер сразу?
– Нет.
– Значит, в легкое. Если бы в сердце – умер бы сразу.
Я представил одноглазого абанта на месте Алкимена. С дротиком в груди. Окровавленные пальцы цепляются за древко, на губах пузырится багровая пена…
– Как? Как он умер?!
Анаксагор быстро вышел вперед – так быстро, словно солнечная колесница ринулась в галоп, вынуждая тень скафиса поспевать за ней. Сын ванакта встал между мной и Циклопом. Подался вперед, навис камнем, грозящим ринуться вниз с вершины. Щеки юноши горели лихорадочным румянцем, глаза блестели. Упираясь руками, я отполз назад.
– Как он умер? Говори!
Циклоп взял сына ванакта за руку, сжал пальцы. Тот мотнул головой, как лошадь, отгоняющая слепня. Фыркнул, дернул локтем, сбрасывая чужой захват. Выдохнул:
– Ладно. Потом расскажешь. Если захочешь.
Не захочу, подумал я.
– Жаль, у меня нет братьев, – задумчиво протянул Анаксагор, успокаиваясь. – Только отец.
Я не понял, что он имеет в виду. Ответил:
– Мне тоже жаль. Братья – это хорошо.
– У тебя был один брат?
– Трое.
– Все они умерли?
– Да.
– Как?
– Пирена сожгла Химера. Делиада убили конокрады.
– Химера, значит. Конокрады.
Я знал таких людей. Повторение слов собеседника давало им время подумать и что-то для себя решить. О чем ты думаешь, сын ванакта? Что решаешь?
– Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. Я бы, наверное, тоже отмолчался. Будь у меня братья… Но у меня только отец.
Мое терпение кончилось.
– К нему я и пришел. К Мегапенту, сыну Пройта, правителю Аргоса.
– Ну разумеется!
По белозубой улыбке Анаксагора можно было счесть, что я сообщил ему самую радостную весть на свете. К примеру, что боги дарят ему бессмертие. Или что трон Аргоса теперь принадлежит ему.
– Ты мне нравишься, Беллерофонт. Идем!
Он направился к воротам, не сомневаясь, что я последую за ним. Циклоп ухмыльнулся, сделал приглашающий жест: иди, мол, парень, я за тобой.
Я указал на Агрия, привязанного к столбику:
– Мой конь…
Анаксагор нетерпеливо обернулся.
– Что? Конь? Я велю отвести его в конюшню. Тут тебе Аргос, у нас конокрады не водятся! Тебе же не терпелось предстать перед моим отцом. Или передумал?
Когда я двинулся за сыном ванакта, в спину меня подталкивал взгляд Циклопа.
3
Почему так долго?
– Как тебе Ларисса?
Анаксагор придержал шаг, позволил нагнать себя.
– Холм высокий, обрывистый, – я размышлял вслух. – Если что, легко держать осаду. На вершине простору много. В Эфире акрополь меньше.
– Наш второй акрополь, Аспидос, тоже меньше. Оттуда моря не видать. А с Лариссы и нижний город видно, и залив.
Два акрополя? Да, есть чем гордиться.