Чудовища были добры ко мне

– Вот, – он ткнул пальцем себе под ноги. – Могила.

– Свежая? – уточнил Амброз.

– Свежачок. Семь дней; может, восемь.

– Покажи.

– А копнуть не хочешь? – хмыкнул Вазак. – Лопатой? Заступом?

– Не хочу.

– А придется…

– Открой, – повторил Амброз, и сбросил капюшон.

Волна густых волос упала на плечи. Волосы развевались, как если бы в лицо Амброза дул ветер. Черты мага высохли, налились древесной твердостью. Казалось, таинственный резчик высек это лицо из стальника – редкого кустарника, о чьи ветки щербится лезвие топора. Руки Амброз держал поднятыми, ладонями вверх. Рукава кафтана упали до локтей, и было видно, что руки мага также изменились. Пальцы – сучки. Ногти – темные капли смолы. Кожа на предплечьях – кора, изрезанная морщинами. На ладонях во множестве набухали бородавки – почки, готовые проклюнуться свежими листьями или побегами. Ветер усилился, волна кудрей взмыла птичьим крылом. Для тех, кто знал, за что Амброза прозвали Держидеревом, это был ясный знак.

– Я пошутил, – быстро сказал Вазак. – Насчет лопаты.

– А насчет заступа?

– Тоже. Я открою.

– Вот и славно. Я жду.

Капюшон вернулся на прежнее место. Рукава упали к запястьям. Одеревенелость – так называл это сам Амброз, и те свидетели, кому удалось остаться в живых – быстро покидала мага. Желая поторопить возвращение Амброза в естественное состояние, Вазак упал на колени. Бормоча невнятицу, он зачерпнул горсть снега и начал перетирать снег в пальцах. Вопреки ожиданиям, снежинки не таяли. Вскоре толстяк держал целую пригоршню синеватого, как кожа покойника, песка. Песок ворочался, вспухал неприятными пузырями. Выкрикнув: «Нар'гха! О нар'гха!..», Вазак набил себе полный рот песка. Потекли синие, дурно пахнущие слюни. Толстяк жевал, давился, мотал головой – и наконец выплюнул длинную, искрящуюся ленту. Она без остатка всосалась в сугроб под яблоней, и сугроб почернел, становясь могильным холмиком. Миг, и холм растекся по земле, наливаясь стеклянным блеском. Стало видно, что лежит под рукотворным окном, локтей на пять-шесть вглубь. Тело, похороненное без гроба, было завернуто в саван. На саван пошла занавеска или покрывало с кровати. Вазак захрипел, и в том месте, где пряталось лицо покойницы, саван расползся гнилыми нитями.

– Красотка, – кивнул Амброз. – Никаких сомнений.

– Рыжая…

Слюни все еще текли изо рта Вазака. Он наклонился вперед, словно хотел схватить покойницу в объятья – и отшатнулся, крича от испуга. Саван зашевелился. Казалось, Инес ди Сальваре намеревается встать из-под мерзлой земли. Треснула ткань, наружу высунулась кость, плотно обтянутая кожей – часть плеча, или ребро. Кожу густо покрывала рыжеватая щетина. Тело ворочолась, принимая самые странные очертания. Скованная землей, тугой от холода, вот уже неделю как мертвая, Красотка продолжала мучиться метаморфозами – не осознавая угасшим рассудком, что творится с плотью. Так, если верить лекарям, у обычных людей после смерти продолжают расти ногти и волосы.