Портье многообещающе глянул на болтливый имплантант, и птица поспешила заткнуться.
– Ах ты пернатый жулик!
Лючано грозно навис над портье, но тут его потянули за рукав.
– Да ладно, Тарталья! Мы ничего… не облезем. Без удобств, значит, – Никита, вспотевший и усталый, преданно заглядывал в глаза директору. – Чай, не баре…
– Я тебе, олуху, дам: «не баре»! Скиснете тут без душа и кондиционера, козлами завоняетесь! Представление коту под хвост пустите! Диван и кресла видишь?
– Вижу.
– Садитесь и ждите в холле. Я разберусь.
Он тайком подмигнул и выдал кодовую, заготовленную именно для такого случая фразу:
– Табором садитесь, понял?
– Табор-р-р! Не бар-р-ре! – возликовал какаду.
«Меня держат за простофилю, – понял Лючано. – Хотят нагреть глупого бааса. Ну что ж, маэстро Карла тоже не раз пытались нагреть. Всегда с одинаковым успехом. А кое-какой административный опыт, помимо искусства невропаста, мы у маэстро перенять успели».
Он вновь обернулся к портье.
– Зови хозяина.
– Никак невозможно, баас. Нету хозяина.
– Где он?
– Уехал.
– Когда вернется?
– Трудно сказать, баас. Может, через час, может, через два… Может, завтра, – добавил портье, чуть запнувшись. – Вы селитесь пока, а когда хозяин вернется…
– Завтр-р-ра вер-р-рнется! Завтр-р-ра! – имплантант старался реабилитироваться в глазах портье, после выданной ненароком военной тайны об испорченном кондиционере. – Послезавтр-р-ра!
«Врет, – успокаиваясь, отметил про себя Лючано. – Здесь хозяин, неподалеку. Значит, надо стоять на своем. Знаю я этих мошенников. Согласишься – они тебя ни за что в лучший номер потом не переселят! А разницу – в карман».
– Все вопросы я буду решать с хозяином.
– Но у нас есть другие…
– Др-р-ругие! Др-р-ругие номеррра! Хор-р-рошие! – какаду распушил пурпурный хохолок и прищелкнул клювом. – Для др-р-рузей!!!
– Другие номера меня не интересуют, – сообщил Лючано попугаю, игнорируя портье. – Меня интересует мой заказ.
– Вы желаете ожидать хозяина в холле?
По мере того, как лицо портье приобретало страдальческое выражение, настроение у директора «Вертепа», напротив, заметно улучшалось.
– Ага. Желаем. Всем сердцем.
– Табор-р-р! Кошмар-р-р! Р-р-разор-р-рение! – возопил ушлый попугай.
На сей раз имплантант был прав, как никогда. Тарталье не надо было оглядываться, дабы выяснить, что творится в холле за его спиной. Он и так это знал. «Табор» они репетировали много раз.
– А не мог бы великодушный баас…
– Не мог. Сдается мне, я еще стребую с вашего клоповника неустойку. Поминутную, – Лючано демонстративно посмотрел на часы. – Плюс компенсация морального ущерба. Очень большого ущерба, причиненного моей высокой морали. Вы даже не представляете, как она чувствительна, мораль Лючано Борготты…
Он развернулся спиной к пепельно-бледному портье и пошел к окну, отметив по дороге, что «Вертеп» зря времени не терял. Театр ухитрился занять все пространство холла целиком, блокировав входную дверь намертво. И багажа, казалось бы, всего-ничего – а вот поди ж ты!
Талант, как говорится, не пропьешь!
Завалы распотрошенных сумок и рюкзаков перекрыли все стратегические направления. Меж завалами по холлу деловито сновали люди, занятые важными делами. Гришка, не торопясь, переодевался, начав с носков, которые демонстративно развесил на подлокотниках кресла. Сейчас он искал в бауле «запаску», вывернув наружу гору кальсон, рубашек и носовых платков. Анюта с Оксанкой с упоением наводили красоту, разложив вокруг себя целую коллекцию дешевой косметики. Степашка курил на редкость вонючую самокрутку, сосредоточенно пуская в потолок густые кольца дыма – ими он целился в датчик противопожарной сигнализации. Софка костерила «дымаря» последними словами, но тот не реагировал. Никита извлек пакет селедочных чипсов и громко хрустел лакомством, угощая Емелю и Наталку. Крошки сыпались под ноги, распространяя мощный рыбный дух. В качестве благодарности за угощение Емеля травил бородатые анекдоты, от которых «Вертеп» взрывался лошадиным ржанием.
Усиливая творившийся бардак, вокруг кукольников приплясывал верткий вудун, продавец сувениров, выскочив из-за прилавка. Он арендовал в холле гостиницы место для торговли, и был рад столпотворению.
– Амулета! Джу-джу! Настоящий йама-ванга! Совсем дешево, ахмар суншук! Лучший нигде нет. Бьянга хоро амулета…
Торговец верещал на жуткой смеси унилингвы с местным наречием, потрясая связками звенящих цепочек. На цепях, словно прикованные чудовища, десятками болтались амулеты: миниатюрные, покрытые лаком черепа, «кровавые алмазы», оправленные в фальшивое серебро, когти и зубы каких-то жутких тварей, «вынутые следы» неведомых науке зверей, сушеные фаллосы мангабеев, жуки-колофонги…
– Зря стараешься. У них все равно денег нет, – осадил торговца Лючано.
– У бвана есть? Деньги есть?
– У бвана есть. Но бвана с тобой не поделится. Бвана очень жадный.
– Джу-джу! Спасать, лечить! На счастье!
– Бвана здоров, весел и удачлив. Все, разговор закончен.
Видя полное равнодушие Тартальи к своим стараниям, вудун увял и вернулся за прилавок. Тем более, что на его прилавке предприимчивый Васька уже установил походный кипятильник и как раз прилаживал к нему ладанку с вехденской «искрой». Продавец с возмущением замахал на Ваську руками, требуя убрать кипятильник.
Васька показал ему шиш и начал препираться.
II
Пройдя к окну, Лючано раздвинул жалюзи. Над головой тихо гудел ионный кондиционер, овевая разгоряченное лицо прохладой.
– Тарталья, слышь, чего скажу… С какой радости они вас то «бваной» зовут, то этим… «баасом»?
Ну конечно, Степашка. Молодец, заметил. Наблюдательный.
– А ты вспомни, кто меня звал и где. Глядишь, сам догадаешься.
Тарталья глянул на несчастного, замученного перелетом Степашку и смилостивился: