Лидерство

.

23 мая 1949 года, через четыре года после безоговорочной капитуляции, новая конституция Германии (Основной закон) вступила в силу, и была официально провозглашена Федеративная Республика Германии, вобравшая в себя три западные оккупационные зоны. Несколькими месяцами позже на базе советской оккупационной зоны была учреждена Германская Демократическая Республика.

Раздел Германии стал продолжением линии раскола Европы. Этот процесс достигнул своего пика в августе, когда состоялись выборы в бундестаг. 15 сентября бундестаг избрал канцлера. По конституции для его избрания требовалось абсолютное большинство голосов, и отправить его в отставку можно было опять же только абсолютным большинством голосов, отданных за преемника, что являлось стабилизирующей мерой. Хотя Аденауэр был избран парламентом этого половинчатого государства с разницей всего в один голос (предположительно его собственный), он сумел победить на выборах четыре раза подряд и прослужить канцлером четырнадцать лет.

Тем не менее суверенитет Германии был сильно ограничен. Союзники, осуществлявшие верховную власть в оккупированной Западной Германии через своих верховных комиссаров, официально заверяли немецкий народ, что он «будет пользоваться самоуправлением в максимально возможной степени». Однако они выделили ряд вопросов – от внешней политики до «контроля за использованием денежных средств, продовольствия и других товаров», – по которым окончательные решения принимались тремя верховными комиссарами и оккупационными властями

. Процитированный выше Оккупационный статут вступил в действие за две недели до основания ФРГ и обладал большей юридической силой, чем конституция страны. Родственный документ, Рурский статут, перевел под контроль союзников одноименный промышленный центр и определил критерии демонтажа немецких промышленных предприятий в счет репараций

. Еще одному промышленному региону, Саарланду, однако, довольно рано был присвоен автономный статус.

Трения между союзниками, стремящимися сохранить контроль, и правительством ФРГ, пытавшимся возродить самоуправление, проявились особенно ярко 21 сентября 1949 года, когда три верховных комиссара встретились в Бонне с новым канцлером Федеративной Республики и первым главой государства после Гитлера Аденауэром. Он еще до встречи подтвердил, что не намерен оспаривать раздел Германии и ущемление ее суверенитета различными статутами, навязанными союзниками в качестве меры безоговорочной капитуляции. В?то же время вступление в должность он использовал для того, чтобы показать, что не намерен поступаться своим достоинством и самоуважением. Аденауэру определили место за пределами красного ковра, на котором стояли верховные комиссары. После начала церемонии Аденауэр, грубо нарушив протокол, покинул свое место, перешел на ковер и сел рядом с комиссарами, дав понять, что Федеративная Республика в будущем, даже признав ответственность за прошлые грехи Германии, будет притязать на равноправный статус.

В короткой благодарственной речи Аденауэр подчеркнул, что как канцлер он принимает Оккупационный статут и другие ограничения суверенитета. Подчинение Германии положениям статута, заметил он, совпало с ее разделом. Поэтому, признавая необходимость этих жертв, он в то же время призвал верховных комиссаров применять положения различных статутов «гуманно и великодушно», а также использовать содержащиеся в них оговорки, чтобы способствовать таким изменениям и процессам, которые позволили бы немецкому народу получить «полную свободу».

Сердцевиной благодарственной речи Аденауэра был не призыв к милости победителей, а беспрецедентная концепция новой Европы, с которой он связывал будущее Германии. Отрекаясь от возврата к национализму и от притязаний довоенной Европы в любой форме, Аденауэр нарисовал картину создания «позитивной, жизнеспособной Европейской федерации», призванной преодолеть «узкую националистическую концепцию государств, господствовавшую в XIX веке и начале ХХ века. […] Если мы сейчас повернемся лицом к истокам европейской цивилизации, вышедшей из христианской веры, то мы обязательно восстановим единство европейской жизни во всех областях. Это – единственная действенная гарантия поддержания мира»

.

Речь Аденауэра подразумевала глубокую трансформацию всей страны. В?контексте безоговорочной капитуляции этот расчетливый призыв к равенству с победителями был единственной заявкой, которую Германия могла себе позволить.

Речь Аденауэра открывала новые важные горизонты. Свежеиспеченный канцлер соглашался с бессрочным (и, возможно, окончательным) разделом страны и одновременно провозглашал проведение внешней политики в партнерстве с зарубежными державами, оккупировавшими Германию. Подтверждая покорность Германии воле победителей, он заявлял о стремлении немецкого народа к союзу с ее историческими противниками в Европе и с США.

Аденауэр выдвинул эти идеи, не прибегая к высокопарной риторике. Каждая страна, считал он, толкует обязательства на свой лад, и ораторские излишества только отвлекают от этого простого факта. Ненавязчивый стиль Аденауэра к тому же служил намеком на то, что новая Германия намерена участвовать в формировании новой Европы посредством консенсуса.

Ни одному европейскому лидеру больше века не приходилось сталкиваться с проблемой возвращения своей страны в международный порядок. В?итоге Наполеоновских войн Франция потерпела сокрушительный разгром, ее столица была оккупирована иностранными армиями, однако национальное единство французов не было поколеблено, и послевоенный Венский конгресс принял Талейрана как верховного представителя Франции на тех же равных правах, которыми его страна пользовалась до войны. Конраду Аденауэру предстояло решать аналогичную задачу в куда более стесненных обстоятельствах. Соседи не считали его страну равной себе. На их взгляд, Германия все еще находилась «на поруках».

Для деморализованного, потерпевшего разгромное поражение общества и его государственных деятелей переход к восстановлению суверенитета и демократии представляет собой особенно трудную задачу. Победители не горят желанием передавать бывшему врагу юридические полномочия, не говоря уже о потенциальном восстановления его мощи. Поверженный противник оценивает продвижение вперед по степени и скорости возвращения себе контроля над будущим. Аденауэр обладал внутренними ресурсами для преодоления подобных противоречий. Его стратегия смирения состояла из четырех элементов: принятия последствий поражения, восстановления доверия победителей, строительства демократического общества и создания европейской федерации, которая покончит с многовековой враждой в Европе.

Путь к новой национальной идентичности

Ключом к возвращению Германией своего места в мире Аденауэр считал укрепление связей с Западом и особенно с США. Дин Ачесон, занимавший в 1949 году пост секретаря Госдепартамента США, с восторгом отзывается в своих мемуарах о первой встрече с Аденауэром:

«Я был поражен творческой силой и мудростью его подхода. Его главной заботой была интеграция Германии в Западную Европу. Он безусловно отдавал ей приоритет перед воссоединением несчастной расколотой страны и понимал, почему соседи рассматривают такую интеграцию, по сути, как предварительное условие воссоединения. […] Он хотел, чтобы немцы были гражданами Европы, сотрудничали, особенно с Францией, в деле продвижения общих интересов и перспектив и похоронили взаимную вражду прежних веков. […] Им было суждено возглавить возрождение Европы»

.

США поддержали эти устремления своим планом экономического возрождения. 5 июня 1947 года предшественник Ачесона на посту госсекретаря, бывший начальник штаба сухопутных войск США, генерал Джордж К. Маршалл, выступая в Гарвардском университете, сказал:

«Наша политика направлена не против какой-либо страны или доктрины, а против голода, нищеты, отчаяния и хаоса. Ее целью должно быть возрождение мировой экономики, чтобы с ее помощью создать такие политические и социальные условия, в которых могут существовать свободные учреждения»

.

Аденауэр счел речь Маршалла и представленный им официальный план достаточным основанием, чтобы присоединиться к Рурскому соглашению 1949 года – еще одному инструменту, с помощью которого союзники контролировали немецкую промышленность. Он видел в плане Маршалла не только фактор, способный ограничить поборы с Германии, но и, что было еще важнее, первый шаг к федерализации Европы.

«Если [Рурский статут] использовать как средство подавления немецкой экономики, то план Маршалла – бессмыслица. […] Но если использовать Рурский статут в интересах Германии и Европы, если он означает начало нового экономического порядка в Западной Европе, то он может стать многообещающим началом общеевропейского сотрудничества»

.

По иронии судьбы главным домашним соперником Аденауэра стала Социал-демократическая партия Германии под руководством Курта Шумахера. СДПГ опиралась на свою длительную приверженность демократии со времени зарождения единого немецкого государства. Однако в имперский период ее не допускали в группу лидеров, так как, будучи партией марксистского толка, СДПГ считалась недостаточно националистической. Ее новый руководитель Шумахер, за десять лет концлагерей при Гитлере потерявший здоровье, был убежден, что его партия ни за что не выиграет послевоенные выборы, если только не будет преследовать общенациональные задачи. Поэтому он выступил против стратегии смирения Аденауэра как средства восстановления страны: «Немецкий народ должен вырабатывать немецкую политику, то есть политику, которая не определяется чьей-то волей из-за рубежа, но является плодом воли нашего народа»

. Популизм стал любимым коньком Шумахера. Хотя эту идею можно было понять в свете истории СДПГ, она была несовместима с безоговорочной капитуляцией Германии и с тем, что Европе пришлось испытать в период правления Гитлера.

Аденауэр разделял демократические принципы СДПГ, однако в его подходе к демократии имелся дальний стратегический прицел. Он был полон решимости превратить смирение в добродетель и считал, что временное неравенство условий предваряет равный статус в будущем. Во время парламентских дебатов в ноябре 1949 года он четко обозначил эту позицию, выкрикнув (что было для него очень нехарактерно): «Так кто, по-вашему, проиграл войну?»

Иного пути вперед помимо смирения не было. «Союзники сказали мне, что демонтаж заводов прекратится только тогда, когда я удовлетворю их потребность в безопасности, – объяснил канцлер и язвительно спросил: – Неужели Социалистическая партия желает, чтобы демонтаж продолжался до горького конца?»

Еще одной установочной задачей Аденауэра было примирение с Францией. Первый раз Аденауэр встретился с министром иностранных дел Франции Робером Шуманом в 1948 году. В?это время политика Франции была направлена на разрушение промышленного потенциала Германии и установление контроля над Сааром. Аденауэр взглянул на этот вопрос с другой стороны, решив, что это проблема не стратегии или финансов, а политики и этики. В?июле 1949 года, перед тем как стать канцлером, он затронул эту тему в своем письме Шуману:

«На мой взгляд, ущерб, наносимый духу немецкого народа, оттеснит на задний план любую экономическую выгоду, полученную [другой] страной в результате передаче ей демонтированных заводов. […] Я?умоляю вас как человека, особенно хорошо понимающего важность вопроса примирения Франции и Германии и принципов европейского сотрудничества, изыскать пути и средства для прекращения этих уму непостижимых мер»

.

В Германии Аденауэр подчеркивал, что поддержка различных штрафных санкций союзников является единственным разумным курсом. 3 ноября 1949 года он дал интервью немецкому еженедельнику «Ди Цайт»:

«Если мы попросту будем негативно реагировать на Рурский статут и контрольный орган по Руру, Франция увидит в этом признак германского национализма, акт сопротивления всякому надзору. Такое отношение будет выглядеть пассивным сопротивлением безопасности как таковой. Этого необходимо избегать в первую очередь»

.

Подход Аденауэра возымел эффект. Еще до конца месяца союзники пригласили его на переговоры о новой модели отношений с оккупационными властями, количестве заводов, подлежащих демонтажу, и путях вступления Германии в Совет Европы, основанный в том же году. 24 ноября Аденауэр представил новое соглашение на рассмотрение бундестага, где по-прежнему кипели националистические страсти. Шумахер дошел до того, что обозвал Аденауэра «канцлером союзников». Шумахер за эту реплику был временно отстранен от заседаний, но вскоре был снова к ним допущен и немедленно ринулся в атаку

. Отвечая ему, Аденауэр подчеркнул, что путь к равенству ведет через смирение:

«Я считаю, что мы, чем бы ни занимались, должны помнить, что как следствие полного краха мы бессильны. Необходимо отдавать себе отчет в том, что на переговорах, которые немцам приходится вести с союзниками, чтобы постепенно продвигаться к накоплению силы, очень большую роль играет психологический момент. Нельзя требовать доверия и ожидать сразу же получить его. Мы не можем и не должны предполагать, что другие вдруг полностью изменят свое отношение к Германии, напротив – доверие можно восстановить лишь постепенно, по капле»

.

Подход Аденауэра нашел более теплый прием у соседей, чем в самой Германии. В?марте 1950 года Совет Европы пригласил Германию вступить в него, правда, пока только на правах ассоциированного члена. В?меморандуме для членов кабинета министров Аденауэр рекомендовал немедленно принять приглашение, невзирая на дискриминационный статус: «Пока что это – единственный путь. Я?предостерегаю от отягощения Германии позорным пятном краха переговоров с Европой»

.

Через три месяца Робер Шуман, стремившийся привязать Германию к Франции, предложил план упразднения контрольного органа по Руру и замену его другим учреждением. Опубликованный 9 мая 1950 года план Шумана привел к созданию Европейского объединения угля и стали (ЕОУС), на первый взгляд представлявшего общий рынок этих сырьевых товаров, но в действительности преследующего политические цели. Соглашение, по словам Шумана, гарантировало, что «любая война между Францией и Германией отныне станет не только немыслимой, но и невозможной практически»

.

На пресс-конференции Аденауэр одобрил план в похожих выражениях, заявив, что он «создал подлинную основу для устранения всех будущих конфликтов между Францией и Германией»

. Аденауэр подчеркнул довод Шумана на встрече с руководителем французской генеральной комиссии по планированию и будущим первым председателем ЕОУС (1952–1955) Жаном Монне: «Различные, причастные правительства должны быть озабочены не столько технической, сколько своей моральной ответственностью перед лицом великих надежд, разбуженных этим предложением»

. Аденауэр еще раз подчеркнул важность нематериальных факторов в своем письме Шуману от 23 мая 1950 года: «На самом деле мы добьемся успеха только в том случае, если не будем руководствоваться в своей работе исключительно техническими и экономическими соображениями, а поставим ее на этическую основу»

.

План Шумана ускорил вступление Германии в объединяющуюся Европу. В?своей речи в Бонне в феврале 1951 года Аденауэр сказал: «План Шумана служит цели создания единой Европы. По этой причине мы с самого начала с одобрением подхватили идею, вдыхающую жизнь в план Шумана. Мы сохранили верность этой идее даже тогда, когда нам сильно в этом мешали»

.

Устав ЕОУС был парафирован 19 марта 1951 года. В?январе следующего года бундестаг ратифицировал его 378 голосами к 143