Бесконечно далёкой

– Вот берите абрикосовое варенье, – хлопотал великан, бегая пальцами по полкам, – это моё самое любимое. Мне его мама даёт, когда я себя хорошо веду.

– Ты здесь живёшь? – спросил я, разглядывая обувь и гантели под кроватью. Только сейчас я понял, что он дурак. Аутист или ещё какое расстройство. Одутловатое лицо, детское сознание, своеобразное поведение. – Мы, кс-тати, так и не познакомились. Меня К-колей зовут.

– А я Денис, – он повернулся и пожал мне руку, чуть не выронив из руки банку. – Я живу здесь два из трёх дней. Два дня работаю, потом приезжаю на работу к маме, или ещё куда-нибудь хожу. Я люблю загорать на песке у Петропавловской крепости. Там дети иногда строят замки песочные, бегают и хохочут. Там весело.

Денис набирал воду в чайник, приносил на стол тарелки, банки и делал всё это с величайшей аккуратностью. Аккуратно открутил крышку, аккуратно положил её рядом, так, чтобы ни одна капля не упала на стол, повернул кружку ручкой так, чтобы за неё было удобно браться.

– Ты очень гостеприимный Денис, – отметил я, наблюдая, как вздрогнула его спина.

– Мне мама всегда говорила, что нужно помогать людям, быть с ними вежливым, и нужно предложить чай, если кто-то пришёл в гости.

– А твоя мама? Она живёт здесь, в городе?

– Да, она работает тут в больнице, – показал пальцем Денис в окно. – Она там врачом работает. И мне туда тоже раз в две недели нужно приходить. Там у меня лечебная физкультура.

Он отвернулся и отвёл в сторону глаз, которым мог посмотреть в окно.

– А Вы почему тут больше не работаете? Вам тут не понравилось?

– Даже не знаю, – отвечал я, задумавшись, – я работал тут, пока учился. – Теперь работаю по специальности. Мне н-нравилось, что тут очень спокойно. Но мне часто бывало скучно.

– Ооо, – протянул великан, – а мне тут не бывает скучно. Тут уже больше года идёт стройка, деревянное здание строят, и я как нужен, меня зовут туда на помощь. Что-нибудь отнести или подержать. Я сильный, вон у меня гантели есть под кроватью, посмотрите.

– Вижу.

– Там добрые люди работают. Они меня чем-нибудь угощают. Наверное, поэтому я такой толстый, – заулыбался Денис, глядя мне в лицо, и ожидая, что я тоже улыбнусь. – Это я пошутил.

– Смешно, – отозвался я.

– Только вот они там какие-то странные, – наливал мне в кружку кипяток Денис, – какие-то дураки. Какие-то вопросы дурацкие задают и хохочут, будто бы кто-то шутит. Берите кушать, пожалуйста.

Я проглотил это. Подкормка за помощь и хохмы над больным человеком – если я чем и горел, то только презрением к таким людям.

На столе стояла банка с мёдом, с абрикосовым вареньем, чёрный хлеб на тарелочке, сушки в миске, сахар, сливки и чай в кружке. Денис явно дорожил моим вниманием.

Мы пили чай и разговаривали обо всём подряд. Я показывал ему свои графики, когда он спрашивал, какая будет погода на днях. Завтра он пойдёт загорать, объявил он. Он рассказывал мне про свою работу здесь, про свою маму и брата, который работает в другом городе, про Рому, который работает один день из трёх. Мне было так легко с этим Денисом, я открыто делился своими мыслями с человеком, которого знал полчаса, может, тому причиной чай. Чай всегда сближает людей. На работе все пьют кофе, наверное, поэтому там сложнее общаться.

Мы грели руки над радиатором, и пили по второй кружке чая, когда я объявил, что мне нужно домой. Денис выгораживал Рому в моих допросах и его логика потрясала меня.

– Ты работаешь две, а он одну смену, и не получаешь больше. Это ведь нечестно! – наседал я.

– Роме хуже, чем мне, – упорствовал Денис. – У меня есть пособие, мне итак хорошо. А у него нет пособия, ему хуже.

– Денис, но тебя же просто обманывают! Что на стройке, что здесь. Ты доверчивый, тебя легко обмануть, вот тобой и пользуются.

Денису больше было нечем защищаться. Впервые в жизни я увидел, как огромный волосатый мужик сжал губы и заплакал. Его слёзы закапали из его глаз в абрикосовое варенье, есть его теперь было кощунством.

Я бросился утешать Дениса, и еле смог обхватить ладонью его плечо. Склонив головы, мы больше не разговаривали, а просто сидели и смотрели на варенье, сушки и пар из кружек. Так мы просидели минут пятнадцать, пока Денис не успокоился.

– Ваша жена будет волноваться, почему Вы придёте так поздно, – забеспокоился Денис, выпроваживая меня.

– Денис, мне жаль, что я тебя расстроил…

– Нет, это хорошо, что Вы…

– Ты.

– …ты мне сказал, теперь я могу подумать над этим и больше не пойду на стройку.

– Если хочешь, я могу ещё побыть с тобой, Денис.

– Нет, всё в порядке. Идите к жене. Уже поздно.

– Обычно я прихожу намного позже. Ещё обязательно увидимся, Денис, – пожал ему руку я, улыбаясь, хоть я вовсе и не испытывал радости.

– Пока.

Уходя, я чувствовал, как в груди у меня что-то ноет, но я был рад этой встрече. У меня появился новый друг, хоть и при несколько трагических обстоятельствах, вскоре я собирался заглянуть к нему снова. Но а пока мне стоило отправиться домой, и заняться своей жизнью

– Знаешь, я всегда оч-оч-очень волнуюсь, к-к-когда хочу сказать что-то важное.

– Знаю, милый, ты обычно начинаешь заикаться.

Мы лежали в одной кровати, укрытые разными одеялами, повернув друг к другу головы на маленьких подушечках. Вечера особенно приятно проводить за чтением или просмотром вечерних новостей в положении лёжа.

– Я хочу рассказать тебе, к-к-как провёл последние пару дней.

Насторожившись, она перестала моргать, но улыбнулась. Слова, готовые сорваться с языка, скручивались и укатывались назад в горло.

– Знаешь, к-к-когда я пришёл сегодня домой, я к-к-как-то по-ииному взглянул на наш быт. Н-н-на наши вещи, на н-н-нашу еду в холодильнике. На тебя.

Она слушала, не отрывая взгляда, без желания оторваться на зазвонивший телефон. На ощупь она выключила его. Её дыхание падало мне на плечо, и вызывало лёгкую дрожь.

– Что же ты увидел? – чистым, прозрачным, пропитанным любопытством, голосом спросила она, но я всё равно почувствовал давление и на время замолчал. Я помню, как осторожно, словно на пробу, коснулся её плеча, положил ладонь, а затем уткнулся в него лбом и поводил из стороны в сторону головой.

– Я почувствовал холод. Ни запаха вкусных продуктов, ни теплоты домашней обстановки. Мне было так тепло эти два дня, что я задался вопросом: зачем мы покупали всю эту мебель?

Мудрая женщина ничем не выказала своего беспокойства, но губы её побледнели. Она даже не спросила, отчего мне было тепло эти дни.

– А я? – её голос стал таким тихим, что я прочёл эти буквы по губам. – Какой ты увидел меня?

– Я посмотрел на себя в зеркало, и увидел, что у меня лицо цвета штукатурки. Я помню себя загорелым и краснеющим, когда на этих стенах ещё не было обоев.

– Какой ты увидел меня сегодня, милый? – спросила она всё тем же тоном.

– Любимой, – замялся я, – родной, любимой… привычной… женой.

– Прозвучало, как проклятие, – попыталась разрядить шуткой обстановку она.