– Ты хочешь сказать, что выйдешь за меня, Куилла? – пробормотал я.
– Таково было желание моего отца, но чего желаешь ты? О, довольно! – продолжала она изменившимся голосом. – Ради чего мы терпели все эти злоключения и прошли через долгую разлуку и такие ужасные опасности? Разве не для того, чтобы, если Судьба пощадит нас, наконец соединиться? И разве не пощадила нас Судьба на какое-то время? Какое пророчество было мне в Храме Римака? Разве не то, что Солнце будет мне защитой, и – забыла остальное…
– Зато я помню, – сказал я. – Что наконец уснешь ты в объятиях любимого.
– Да, – продолжала она, и краска прилила к ее щекам, – что наконец я усну в объятиях любимого. Итак, первая часть пророчества сбылась.
– Так же сбудется и вторая, – подхватил я, будто проснувшись, и, обняв, прижал ее к груди.
– Ты уверен, – прошептала она, – что любишь меня – женщину, которую считаешь дикаркой, – настолько, чтобы жениться на мне?
– Даже больше, чем уверен, – ответил я.
– Послушай, Повелитель. Я всегда это знала, но, как женщина, хотела услышать это из твоих уст. Будь уверен, что хоть я всего лишь своевольная, неученая девушка, ни один мужчина никогда не будет иметь более верной и любящей жены. Я надеюсь даже, что моя любовь будет такой, что ты наконец забудешь – хотя бы на час – ту, другую женщину, которая когда-то была твоей.
Я содрогнулся, словно от укола клинка, ибо что бы ни говорили о первой любви, она – как Куилла догадалась или научилась у самой Природы – нелегко забывается, и даже если она умерла, ее дух является и преследует нас.
– А я надеюсь, что ты будешь моей, и не на час, а на всю жизнь, – ответил я.
– Да, – сказала она со вздохом, – но кто знает, сколько еще продлится наша жизнь? Будем же срывать цветы, пока они не увяли, Слышишь, сюда идут? Это за нами. Пожалуйста, войди в зал Совета рядом со мной и держи меня за руку. Я хочу сказать кое-что этим людям. Тень Инка Кари, которого ты пощадил, все еще лежит на нас и на них, окружая нас холодом.
Прежде чем я успел спросить, что она имеет в виду, вошли трое вельмож и, взглянув на нас с любопытством, сообщили, что все уже собрались. Потом они повернулись и пошли впереди нас в большой зал, где уже все сидели на своих местах. Рука об руку мы поднялись на возвышение, и при нашем появлении весь зал поднялся и приветствовал нас радостными криками.
Куилла села на трон и знаком пригласила меня сесть на второй трон, рядом с ней, который, как я заметил, был несколько выше: позже я узнал, что это не было случайностью. Так было задумано специально, чтобы показать народу чанка, что отныне я – их царь, а она – лишь моя жена.
Когда приветственные крики стихли, Куилла встала и начала говорить. Как многие представители высшего класса, она была весьма красноречива.
– Господа и воины народа Чанка, – сказала она, – поскольку мой покойный отец, царь Хуарача, не оставил после себя законного сына, я унаследовала его титул и полномочия и созвала вас сюда, чтобы посоветоваться с вами.
– Прежде всего узнайте, что я, ваша царица и госпожа, избрана в жены тем, кто сидит рядом со мной.
Тут все собрание снова разразилось криками, показывая таким образом, что это известие пришлось им по душе. Ибо несмотря на то, что теперь лишь простой народ верил в то, что я бог, поднявшийся из моря, все считали меня великим полководцем и великим человеком, который знал много такого, чего они не знали, и умел руководить и сражаться лучше, чем лучшие из них. В самом деле, с тех пор как я своими руками убил Урко и одолел Кари, который, как Инка, был, по общему мнению, наделен мощью Солнца и потому непобедим, считалось, что равного мне нет во всей Тавантинсуйу. К тому же армия, которая сражалась под моим командованием, любила меня так, будто я был их отцом, а не только полководцем.
Поэтому все встретили сообщение Куиллы с одобрением, хотя и не удивились, зная, что этот брак был желанием их покойного царя, и что я прошел через многое, чтобы завоевать его дочь.
В ответ на их приветственные крики я тоже поднялся с места и, вынув из ножен меч Взвейся-Пламя, которым был опоясан поверх моих доспехов, носивших отпечатки недавних битв, отдал им честь сначала Куилле, а затем собравшимся в зале.
– Знатные люди Чанка, – сказал я, – когда на морском берегу на острове мой взгляд упал на эту леди, которая сегодня стала вашей царицей, я полюбил ее и поклялся, что женюсь па ней, если это возможно. Между тем днем и сегодняшним произошло много событий. Ее от нас увезли, чтобы отдать в жены Урко, наследнику престола, которого она ненавидела, и чтобы избежать этого брака, она укрылась в доме бога Инка. Тогда, люди чанка, вспыхнула большая война, в которой мы с вами сражались плечо к плечу, и в конце концов я спас ее из плена и убил Урко в тот момент, когда он пытался ее похитить. После этого я победил Инка Кари, который был моим названным братом, но из-за того, что я спас вашу госпожу от его бога – Солнца, стал моим врагом; и вдвоем мы – она и я – вернулись сюда, в ее страну. Теперь ее желание – выйти за меня замуж, так же как мое желание – жениться на ней. И здесь, в присутствии всех вас я беру ее в жены, так же, как она берет меня в мужья. Надеюсь, что нам дано многие годы править вами, а после нас – нашим детям. Однако должен предупредить вас: хотя в минувшей великой войне, несмотря на большие потери, мы выстояли против всех полчищ Куско и завоевали почетный мир, этот мир будет нарушен из-за нашего брака, лишившего бога Инка одной из его тысячи невест. Поэтому в будущем, как и в прошлом, между народами куичуа и чанка будет война.
– Знаем! – вскричали собравшиеся. – Если суждено быть войне, пусть будет война!
– Что, по-вашему, я должен, был сделать? – продолжал я, – Оставить вашу госпожу томиться в Доме Солнца, обвенчанной с пустотой, или допустить, чтобы ее похитили оттуда и превратили в одну из женщин Урко, или, наконец, вернуть ее Кари, чтобы он убил ее как жертву богу, которого вы не принимаете?
– Нет! – закричали они. – Мы хотим, чтобы она обвенчалась с тобой, Белый-Повелитель-из-Моря, и стала матерью царей.
– Так я и думал, Чанка. Однако предупреждаю вас, что беда не за горами. Собирается буря, и недалек день, когда она грянет, ибо Кари не из тех, кто нарушает свои клятвы.
– Почему ты не убил его, когда он был у тебя в руках, и не занял его трон? – спросил один из присутствующих.
– Потому что не мог. Потому что Небу не было угодно, чтобы я убил человека, который многие годы был мне вместо брата. Потому что это убийство обратилось бы против меня, против леди Куиллы и против вас тоже, о народ Чанка! Потому что…
В этот момент в конце зала поднялся шум, и герольд возвестил:
– Посольство! Посольство от Инка Кари!
– Впустите их, – сказала Куилла.
Через минуту по генеральному проходу торжественно прошествовали послы, все до одного – знатные вельможи и «ушники», и отвесили нам поклон.
– Ваше слово? – спокойно спросила Куилла.
– Дело в следующем, Госпожа, – ответил предводитель посольства. – В последний раз Инка требует, чтобы ты сдалась и была принесена в жертву за измену Солнцу. Он обращается к тебе, потому что, как он узнал, отца твоего Хуарача больше нет в живых.
– А если я откажусь сдаться, что тогда, о посол?
– Тогда от имени Империи и от своего собственного имени Инка объявляет тебе войну, войну до конца, пока под солнцем не останется ни одного человека, в ком течет кровь чанка, и ни одного камня в том месте, где стоял ваш город. Может быть, пройдет какое-то время, прежде чем меч этой войны упадет на ваши головы, поскольку Инка должен собрать свои армии и дать передышку своим народам после того, что было. Но если не в этом году, то в будущем, а не в будущем – то в следующем этот меч упадет.
Куилла слушала его, побледнев – скорее, думаю, от гнева, чем от страха. Потом она сказала:
– Вы слышали все, Чанка, и знаете, как обстоит дело. Если я сдамся и позволю принести себя в жертву, милосердный Инка пощадит вас; если я не сдамся, рано или поздно он уничтожит вас – если сможет. Так скажите, я должна сдаться?
Все до одного, кто был в этом большом зале, вскочили с Мест, и из всех уст вырвался один дружный крик:
– Ни за что!
Когда он замер, один престарелый вождь и советник – дядя покойного царя Хуарача – вышел вперед и всмотрелся в послов подслеповатыми глазами,
– Ступайте обратно, – сказал он, – и передайте вашему Инка, что угроза словом – одно, а содеянное рукой – совсем другое. В последней войне он узнал кое-что о том, на что мы способны – и как друзья, и как враги, и может статься, это еще далеко не все. Вот перед вами тот, – и он указал на меня, – кто станет нашим царем и мужем нашей царицы. С его помощью и с помощью некоторых из нас Инка отвоевал свой трон. Благодаря его же милосердию совсем недавно Инка выиграл свою жизнь. Так пусть он поостережется, иначе через могущество того, за кем стоит каждый чанка, Инка Кари может потерять и трон, и жизнь, а с ними и древнюю империю Солнца. Это говорим мы все.
– Это говорим мы все! – Грянуло со всех сторон, и от мощного звука сотряслись стены.
В наступившем молчании Куилла спросила:
– Имеете ли вы что-нибудь добавить, о послы?
– Только одно, – сказал первый из них. – Древо народа чанка будет срублено под корень, но Инка все же предлагает убежище Льву, который скрывается в его ветвях, ибо он с давних пор полюбил этого Льва. Отпусти Белого-Повелителя-из-Моря, которого ты опутала сетью своих колдовских чар, обратно в Куско вместе с нами, и он будет спасен и получит место и власть, и братскую любовь вдобавок.
Куилла посмотрела на меня, и я поднялся, чтобы ответить, но не мог, ибо моим ответом был только смех. Наконец я сказал:
– Совсем недавно, когда я даровал ему жизнь, Инка назвал меня благородным. Что же он подумал бы обо мне, если бы я принял его предложение? Назвал ли бы он меня по-прежнему благородным и Львом, что живет на дереве Чанка? Или, невзирая на то, что произносят его уста, в самом сердце своем он считал бы меня самым низким из рабов, и не львом в ветвях дерева, а скорее змеей, что ползает вокруг его корней? Ступайте же, милорды, и скажите, что я остаюсь здесь и счастлив рядом с той, кого я завоевал; что древний меч Взвейся-Пламя, на который Кари совсем недавно смотрел, все еще остер, а держащая его рука все еще сильна, и что лучше всего ему, Кари, после того как этот меч отслужил в его пользу, никогда больше не видеть его клинка, – и я опять выхватил его из ножен, и он сверкнул перед их глазами в сумеречном освещении зала.
Тогда они учтиво поклонились, ибо каждый из них хорошо знал, а кое-кто и любил меня, повернулись и ушли. Это был последний раз, что я, Хьюберт из Гастингса, видел знатных людей из рода Инка, хотя, быть может, недалек тот день, когда я снова встречусь с ними на поле брани.
– Позаботьтесь, чтобы они благополучно вышли из города, – приказала Куилла, и воины отправились выполнить приказ.
Когда они ушли, Куилла приказала также запереть дверь и поставить у входов в зал часовых, чтобы никто не мог незаметно подойти к нему. Затем после паузы она поднялась и дала понять, что хочет говорить.
– Мой Повелитель, – сказала она, – и вскоре, как я верю, мой муж и царь, и вы, избранные представители моего народа, выслушайте меня, ибо я должна поставить перед вами важный вопрос. Вы слышали послание Инка и знаете, что он не бросает слов на ветер. Великий во многих отношениях, в одном он – мелкий и ограниченный. Он ставит своего бога выше своей чести, и чтобы удовлетворить своего бога, которого, по его мнению, я оскорбила, он готов пожертвовать своей честью и даже убить того, кому он всем обязан, – и она дотронулась до меня рукой. – Больше того, все, чем он грозит, он может выполнить – не сейчас, но со временем, потому что против одного нашего человека он может выставить десять своих. Так что наше положение таково: разрушение и смерть смотрят нам в лицо.