– Зачем ты хотела крови невинного?
– Потому что из-за него мой собственный сын терял свои права. Я узнала о том, что готовится завтра!
– Мы здесь не при чем, – продолжал сеньор. – Если Тикаля низложат, то виной тому его пороки и преступления…
– А вас посадят на его место ради ваших добродетелей! – перебила его Нагуа. – Я знаю, откуда взялось пророчество, мне отец рассказал об этом перед смертью, у меня есть доказательства, и я донесу на вас на совете, и с вашим сыном неба поступят, как с собакой!
– Послушай, – спокойно обратилась Майя к своему мужу, – чтобы спасти нашего ребенка, надо лишить эту женщину возможности говорить.
Нагуа собиралась кричать и звать на помощь, но сеньор, замахнувшись на нее ножом, сказал:
– Молчи, если жизнь дорога!.. Игнасио, закрой дверь, нам надо посоветоваться…
– Нам предстоит или убить эту женщину, – продолжал сеньор, когда я исполнил его просьбу, – или бежать из города.
– Бежать невозможно, – сказала Майя, – даже если нам удастся переплыть через озеро, то в горах нас схватят и убьют.
– Значит, Нагуа должна умереть, – произнес сеньор.
– А если она даст клятву хранить молчание? – спросил я.
– Вы не понимаете, как она ненавидит меня! – горячо возражала мне Майя. – Она ни перед чем не остановится, никакие клятвы ее не испугают!
– Остается только ее убить, – произнес сеньор, – и я это сделаю. Потом скажу, что сделал это в пылу горячности – что и могло произойти, если бы у меня под рукой оказался нож, когда я задержал ее.
Он подошел к Нагуа, которую мы связали и положили в дальнем углу комнаты. Сеньор склонился над ней, и в руке у него блеснул нож. Гробовое молчание нарушила Майя, прерывающимся от волнения голосом спросившая:
– Готово?
– Нет, я не могу!
– Нельзя же брать ее с собой!
– Но можно оставить здесь связанной. Мы будем уже далеко, когда ее найдут.
Через два часа по уснувшему городу молча шли три фигуры, завернувшиеся в темные плащи. Я много времени уделял рыбалке и имел свою собственную лодку. Иногда меня сопровождал сеньор или кто-либо из слуг. Поэтому мой отъезд никому не мог показаться странным. Нас никто и не видел, кроме дежурной стражи. Вода в озере стояла высоко – день наивысшего подъема был близок. Отчалив от городской стены, мы подняли паруса, пользуясь попутным ветром, и быстро летели на легком челне к материку. Еще до рассвета мы достигли берега и, спрятав лодку в камышах, пошли пешком, делая крюк, чтобы миновать деревню. Около полудня мы сделали короткий привал и потом двинулись дальше. Майя мужественно переносила усталость. Ребенка несли поочередно сеньор и я. На ночь мы остановились, так как Майя начала выбиваться из сил. Ранним утром продолжили путь, приближаясь к линии снегов. Чувствовался сильный холод. Первоначально мы решили не заходить ни в деревню, ни в сторожевой домик. Но Майя неожиданно потребовала последнего.
– Мой ребенок совершенно окоченел, надо его согреть.
– Но тогда нас поймают и убьют, так как, по законам твоей страны, никто не смеет покинуть ее пределы.
– Ты был жалостлив к убийце и не имеешь жалости для сына! – упрекнула Майя своего мужа. – Ведь не желаешь же ты его смерти!
Она решительно свернула к сторожевому дому и постучалась в дверь.
– Кто вы такие? – спросил уже знакомый нам индеец. – Простите, госпожа моя, я вас не узнал, – добавил он через минуту.
– Мы охотились и заблудились, – ответила Майя. – Дай нам пищи и пусти погреться.
Он охотно исполнил нашу просьбу и устроил на ночлег. Мы заснули, прося его разбудить нас на рассвете, так как торопились скорее перейти через горы, но тут возникло неожиданное затруднение. Хозяин разбудил нас и радостно заявил, что вдали он видел толпу народа – вероятно, посланных за нами людей. Теперь нам не придется больше мучиться или ждать, пока он сходит раздобыть носилки для нас. Эту радость мы разделить не могли.
– Что делать? – спросил сеньор. – У нас три выхода: бежать через проход, защищаться или сдаться.
– Бежать поздно, – заявила Майя.
– А защищаться нечем, – добавил я. – Ведь наше огнестрельное оружие у нас отобрали, а два лука и стрелы ничего не значат против сотни людей.
Мы решили даже выйти навстречу нашим преследователям. Подойдя к ним, мы увидели во главе толпы Тикаля, Димаса и других сановников.
– Кого ты ищешь, что явился с такой стражей? – спросила Майя у Тикаля.
– Кого же, как не тебя? Если бы я послушался Нагуа, то ты продолжала бы свой путь. Она не хочет тебя видеть, а я – наоборот. И я рад, что поспел вовремя.
Тогда Майя обратилась к Димасу:
– В чем нас обвиняют, что преследуют как преступников?
– Два дня вас не было видно. Нагуа тоже. Мы стали искать и нашли ее связанной. От нее мы узнали про ваше бегство.
– А сказала она, почему мы должны были бежать?
– Нет, она ничего не говорила, но я знаю достаточно, чтобы понимать. А вас мы все-таки арестуем и будем судить, так как вы нарушили данную клятву. Кроме того, вы виновны в том, что похитили с собой небесного ребенка, радость и утеху всего народа. Вам надо было обратиться к нам за помощью и покровительством. Идите с нами…
– Хорошо, только пусть касик Тикаль идет в стороне. Его вид мне ужасен, и он мой злейший враг. От него можно ждать чего угодно…
– Пусть будет по-твоему, – согласился Димас. – Твой муж и друг могут идти рядом.
Обратный путь мне был уже знаком, я совершал его в третий раз. В городе нас повели мимо нашего дворца, прямо к пирамиде, и велели подняться наверх. Майя тяжко вздохнула, так как поняла, что нам опять предстоит прежнее заточение, без дневного света, столь нужного для ребенка. Нам принесли пищи и закрыли за нами массивную дверь.
Кажется, я никогда не переживал более тяжелой ночи. Наутро к нам пришел Димас, с выражением соболезнования, что ему пришлось по необходимости причинить нам такую неприятность, как тюремное заключение.
– Не бойтесь, госпожа моя, ваше заключение не может быть продолжительным. Сегодня ночью, в день поднятия вод, соберется совет и решит дело относительно вашего бегства.
– А других обвинений нет?
– Я не слышал ни о каких других обвинениях.
– Каков будет приговор совета?
– Не могу сказать, но знаю, что никто не желает тебе вреда, госпожа моя, и если твое обвинение против Нагуа будет доказано, то дело будет решено в твою пользу. Народ очень возбужден, так как дело идет об его будущем избавителе. Но ни против твоего ребенка, ни против тебя не может быть принято решения о смертной казни – как, думаю, и относительно обоих чужеземцев. Вероятно, совет решит, что их надо убрать из пределов страны вместо того, чтобы убрать из пределов жизни.
– Но ведь один из них – мой муж!
– Верно, но ребенок уже родился.
– Я не могу быть разлучена со своим мужем, Димас, я прошу только одного – свободы и права покинуть вас навсегда.
– Быть может, судьи согласятся на это, но останутся непреклонны относительно ребенка. Им нужен твой сын, и от него не откажутся. Я думаю, что тебе придется выбирать между сыном и мужем.