Жемчужина Востока

Глава XXVIII

Последнее свидание

Даже Домициан уже устал разыскивать и преследовать несчастную Жемчужину Востока, только Халев продолжал так же страстно и неутомимо свои поиски. Если Мириам осталась в Риме, полагал он, то она будет хоть изредка посещать своих друзей Галла и Юлию. Дом их денно и нощно сторожили нанятые им шпионы, выслеживающие всех входящих и выходящих, но напрасно. Юлия и Мириам виделись только в катакомбах, в часы молитв, а туда Халев и его соглядатаи не могли проникнуть. Когда Галл и его жена покинули Рим и временно переселились в Остию, ожидая отплытия «Луны», Халев последовал за ними, но, убедившись, что Мириам нету там и следа, вернулся снова в Рим. Он совершенно случайно открыл ее убежище.

Выбирая для себя художественной работы светильник у одного из лучших торговцев, Халев случайно наткнулся на вещь необычайной красоты: этот светильник представлял собой две сплетенные финиковые пальмы, вершины которых расходились. В этой вещи Халев смутно чувствовал нечто родное и знакомое. Неизвестный мастер изобразил у подножия пальм большой плоский камень. И тут же протекала вода. В его мозгу разом воскресло воспоминание о далеких берегах Иордана: он узнал этот плоский камень, на котором мальчиком просиживал целые вечера бок о бок с Мириам. Там они ловили рыбу на удочку. Да, да… вот подле камня лежит и рыба!

– Этот светильник нравится мне! – сказал он торговцу. – Я беру его, но скажи, друг, кто сделал его?

– Этого я не могу сказать тебе, господин! – отвечал купец. – Мы получаем эти вещи оптом от одного посредника, по слухам, епископа христиан, у которого работает много его единоверцев в рабочем квартале Рима!

Уплатив за купленную вещь, Халев прямо от торговца направился в ремесленный квартал и здесь разыскал мастерскую художественных светильников, сосудов и т. п. Но, увы, он явился слишком поздно: рабочие уже разошлись, и мастерские запирали. Тем не менее от одной девушки, закрывавшей двери какого-то рабочего помещения, он узнал, что художница, изготовившая светильник, который он держал в руках, живет в смежном доме, на третьем этаже, под самой крышей. Вероятно, ее можно теперь застать дома!

Поблагодарив девушку, Халев поспешил подняться на третий этаж указанного дома и, остановившись на узкой темной площадке, увидел перед собой неплотно притворенную дверь, из-за которой пробивалась наружу узкая полоса света. Подкравшись к этой двери, Халев увидел Мириам, стоящую у маленького низкого окошка в белой праздничной одежде, и Нехушту, которая, согнувшись над огнем очага, готовила ужин.

– Подумай только, Ноу! – радостно говорила девушка. – Ведь это наша последняя ночь в этом ненавистном городе! Завтра вместо душной мастерской – простор безбрежного моря… и палуба «Луны»…

– В уме ли ты, госпожа, что говоришь так громко о таких вещах? – одернула ее старуха.

Тут Халев порывистым движением распахнул дверь и вошел в комнату.

– Кто мог думать, Мириам, что, расставшись у Врат Никанора в Иерусалиме, мы встретимся с тобой здесь, а с тобой, Нехушта, на торге в Форуме?! – обратился он к испуганным женщинам.

– Халев, зачем ты пришел сюда? – спросила Мириам упавшим голосом, словно предчувствуя беду.

– Я пришел заказать второй экземпляр этого светильника, сделанного твоими руками! – начал было он.

– Не лукавь, злой коршун! – воскликнула Нехушта. – Ты пришел, чтобы схватить свою добычу и повлечь ее на позор и унижение, от которых она ушла!

– Не всегда я был злым коршуном для нее! Вспомни осаду Тира, вспомни Врата Никанора. Теперь я пришел вырвать ее из когтей Домициана!

– И захватить ее в свои! – воскликнула Нехушта. – О, ты не обманешь меня! Я все знаю! И о твоем уговоре с Сарториусом, дворецким Домициана: у нас, христиан, везде есть глаза и уши… Знаю, что ценою жизни купившего ее ты хотел получить невольницу, знаю, как ты клятвой скрепил клевету, позорящую честь твоего соперника, и как ты, словно коршун, выслеживал свою добычу, чтобы вцепиться в нее своими когтями!.. Она беспомощна и беззащитна, да, но за нею стоит некто сильный. Пусть гнев его обрушится на тебя!

– Молчи, злая женщина! – воскликнул Халев. – Если я много грешил, то потому только, что много любил…

– И еще больше ненавидел! – докончила Нехушта.

– О, Халев, если правда, что ты говоришь, зачем же ты так жесток ко мне и так безжалостен? – умоляюще произнесла Мириам. – Ты знаешь, что я не люблю тебя той любовью, о какой ты мечтаешь, и не могу полюбить. Знаешь, что сердце мое уже не принадлежит мне! Неужели ты хочешь сделать меня жалкой невольницей, меня, товарища твоего детства, подругу твоей юности! Оставь же меня в покое, не преследуй меня!..

– Оставить тебя, чтобы ты уплыла на галере «Луна»?

– Ну да! – решительно подтвердила девушка, хотя внутренне содрогнулась при мысли, что ему все известно. – Ведь много лет тому назад ты клялся, что никогда не навяжешь мне себя насильно, против моей воли! Зачем же ты теперь хочешь нарушить эту клятву, Халев?

– Я клялся также, что плохо придется тому человеку, который встанет между тобой и мной, и не намерен нарушать этой клятвы! Отдайся мне добровольно, Мириам, и спаси этим своего возлюбленного Марка. Если же ты откажешься, то я предам его смерти. Выбирай же между мной и его жизнью!

– Разве ты подлец, Халев, что предлагаешь мне подобное?

– Называй как хочешь, но решай сейчас же!

Мириам в порыве отчаяния всплеснула руками и подняла глаза к небу, словно прося помощи свыше. Затем глаза ее вспыхнули огнем внезапной решимости, и она твердо произнесла:

– Я решила, Халев! Делай что хочешь, жизнь и судьба Марка и моя не в твоих руках, а в руках Господа моего. Без его воли ни ты, ни Домициан не можете навредить нам. Но честь моя принадлежит мне, и на мне лежит долг блюсти ее, за нее я должна дать ответ и Богу, и Марку. Мой любимый первый отвернулся бы от меня, если бы я такою ценой купила его жизнь.

– И это твое последнее слово?

– Да, последнее! Делай что хочешь и с Марком, и со мной.

– Так пусть же и будет так! – воскликнул Халев с горьким смехом. – Пусть же на «Луне» недосчитаются одной прекрасной пассажирки!

Мириам опустилась на колени и закрыла лицо руками, а Халев остановился у двери. Вдруг лицо его приняло совершенно иное выражение.

– Нет, Мириам! Я не могу этого сделать! – произнес он, медленно выговаривая слова. – Я погрешил и против тебя, и против того человека. Теперь я искуплю свою вину. Тайны твоей я никому не выдам. Знаю, как ты ненавидишь меня. Даю тебе слово, что это наше последнее свидание и ты никогда более не увидишь меня. Обещаю сделать все, что в моих силах, для освобождения того римлянина, даже помочь ему разыскать тебя в Тире. Прощай!

И он вышел из комнаты.

Халев сдержал свое слово: на другой день судно «Луна» благополучно и беспрепятственно вышло из порта Остии, увозя Мириам, Нехушту, Галла и Юлию.

Спустя неделю цезарь Тит вернулся в Рим, и дело Марка назначили к разбору. Выслушав его внимательно, Тит изрек следующее:

– Я рад, что Марк, которого я долго оплакивал как мертвого, жив. Я глубоко сожалею, что его подвергали допросу в мое отсутствие, чего бы, конечно, не случилось, если бы Марк тотчас по прибытии своем в Рим явился ко мне. Я отрицаю обвинения, касающиеся его чести и испытанной во всех боях храбрости. Но я не могу не учесть того факта, что Марк обвинен военным судом под председательством Домициана и признан виновным в том, что он, захваченный в плен, не лишил себя жизни, как это предписывалось каждому римскому воину в подобном случае. Оказать ему исключение было бы несправедливостью в глазах всего Рима и оскорбительно для Домициана, признавшего Марка виновным. Все, что теперь возможно сделать для старого товарища и соратника, – это подвергнуть его возможно легкому наказанию.

Тит объявил, что Марк, выпущенный из тюрьмы в ночное время, с небольшой стражей направится в свой дом на via Agrippa, чтобы не вызывать скопления народа и всякого рода демонстраций. Для устройства его денежных и домашних дел ему дадут время, а затем в десятидневный срок он покинет Италию на три года, если по каким-либо соображениям или причинам срок этот не будет сокращен особым приказом. По истечении же назначенного срока Марк может вернуться в Рим и пользоваться всеми правами римского гражданина и префекта гвардии Тита.

Случилось так, что этот императорский декрет сообщил Марку не кто иной, как коварный Сарториус, который прямо из дворца прибежал к заключенному с этой вестью.

– Вообрази, благородный Марк! – вскричал он. – Даже все имущество твое, вопреки всяким правилам и обычаю, не будет отобрано в казну, а останется неприкосновенным! Ты будешь иметь возможность вознаградить твоих друзей и доброжелателей, выхлопотавших для тебя милостивый приговор цезаря!

– Почему же Тит решил мою судьбу, даже не допросив и не повидав меня? – спросил Марк.

– Почему? Потому, что Домициан заявил так: если Тит не учтет его допрос по этому делу, то это послужит поводом к разрыву между ним и цезарем. А так как Тит боится брата и не желает окончательной ссоры с ним, то и решил не вызывать тебя, чтобы не поддаться влиянию старой дружбы и не изменить своего решения.

– Значит, Домициан и посейчас настроен ко мне враждебно?

– Да, тем более что он не может найти Жемчужину Востока, а потому внемли моему совету и покинь Рим как можно скорее, чтобы не приключилось с тобой чего худшего!

– Об этом не беспокойся, а относительно девушки скажи своему господину, что пусть ищет ее не здесь, а далеко за морями. Ну а теперь убирайся отсюда, лиса, и оставь меня в покое!

– И это вся моя награда?

– Нет! Если ты останешься здесь еще дольше, то получишь от меня такую награду, которую не скоро забудешь! – пообещал Марк.

Сарториус поспешил уйти, но, выйдя за дверь, злобно погрозил кулаком.

Ко дворцу Домициана старый дворецкий шел мимо торгового помещения купца Деметрия. Взглянув на вывеску, Сарториус приостановился и подумал: «Быть может, этот окажется более щедрым!» – и решил зайти к нему.

Халев сидел один у своей конторки, опустив голову на руки, в глубоком раздумье. Сарториус уселся в кресло против него и сообщил относительно решений Тита, а в заключение прибавил, что только благодаря его неусыпным стараниям цезарь принял столь строгое решение по отношению к Марку, которого он любит и уважает.

– Надеюсь, – добавил Сарториус, – что мои труды стоят вознаграждения!

– Не беспокойся! Ты получишь хорошую плату! – сказал Халев совершенно спокойно.

– Премного благодарен, друг Деметрий, – обрадовался дворецкий, с довольным видом потирая руки. – Кроме приговора Тита, этот дерзкий безумец накликал на себя еще одну беду: он проговорился, что девушку, из-за которой вышла вся эта история, он переправил куда-то за моря. Когда Домициан узнает об этом, он придет в бешенство и, наверное, пожелает примерно отомстить тому, кто вырвал из его рук Жемчужину Востока. Марку она, безусловно, не достанется, так как Домициан прикажет преследовать ее везде и вернуть сюда, достопочтенный Деметрий.

– В таком случае Домициану придется разыскивать эту девушку не за морями, а на дне моря, так как мне известно, что она покинула Италию с месяц тому назад на галере «Луна», а сегодня я от капитана и людей экипажа галеры «Imperatrix» узнал, что во время страшной бури близ Региума на их глазах затонуло и пошло ко дну судно. Одного из людей погибшего судна они спасли, и от него узнали, что это погибла галера «Луна».

– Вот как! – произнес удивленный Сарториус. – Значит, женщина, обладать которой стремились многие, предназначалась Нептуну. Да, конечно, Домициан не может отомстить этому богу. Ну так он отомстит тому, по чьей вине она очутилась в объятиях Нептуна. Я сейчас же поспешу к своему августейшему повелителю и сообщу ему обо всем!

– После чего ты, конечно, вернешься сюда, друг Сарториус!

– О, без сомнения… Ведь наши счеты еще не окончены.

– Да, да, наши счеты еще не окончены…

Спустя два часа дворецкий Домициана снова появился в торговом помещении александрийского купца Деметрия.

– Ну что? – спросил его Халев.

– Никогда в жизни я не видал своего августейшего господина в таком гневе. Он узнал, что Жемчужина Востока бежала из Рима и стала добычею волн, и бешенство его перешло все границы. Оставаться подле него было положительно опасно! Он проклинал всех и вся, рыдал и скрежетал зубами в бессильной злобе на Марка. Но мне удалось все же успокоить его, найдя надлежащий выход его гневу и думая вместе с тем угодить и тебе, высокочтимый Деметрий. Видишь ли, сегодня после заката солнца, т. е. часа через два, Марк будет выпущен из тюрьмы и препровожден в свой дом, где в данное время нет никого, кроме его старого слуги Стефана и старушки-невольницы. Так вот, прежде чем Марк явится в свой дом, несколько надежных парней, которым можно вполне довериться и которых Домициан умеет находить при надобности, проберутся в дом Марка и, связав и заперев Стефана и старую рабыню, подстерегут хозяина под арками перистиля. Об остальном ты, конечно, догадываешься…

– Не вызовет ли этот поступок подозрения?

– Кто осмелится подозревать Домициана? Это будет простое частное преступление, ничего более… Марк так богат, а у богачей всегда много ненавистников!

Однако Сарториус забыл добавить, что Домициана никто не заподозрил бы в этом убийстве потому, что наемных убийц научили, что сказать Стефану и старой рабыне: что они, мол, подкуплены богатым александрийским купцом Деметрием, иначе говоря, евреем Халевом, у которого с Марком давние счеты!

– Ну а теперь мне пора идти! Еще надо за кое-чем присмотреть, а времени остается немного. Так не покончим ли мы теперь наши счеты?

– Да, да, конечно! – достав сверток золотых монет, Халев подвинул их через конторку Сарториусу.

Тот печально покачал головой.

– Я рассчитывал на вдвое большую сумму! Подумай только, какое блестящее удовлетворение твоего чувства мести я доставил тебе! Ведь большего невозможно желать.

– Да, да, но… ведь Марк еще жив, а пока он жив, нельзя считать дело законченным!

– Да, конечно, еще жив, но через несколько часов уже будет мертв!

– Когда я увижу его труп, ты получишь и вторую половину ожидаемой суммы. Но не раньше!

Делать было нечего. Со вздохом Сарториус удалился, мысленно рассуждая о том, как бы ему получить остальные деньги прежде, чем этого еврея схватят по подозрению в убийстве римского гражданина.

После его ухода Халев взял перо и написал коротенькое письмо, а затем призвал одного из своих служащих и приказал отнести это письмо по назначению, но не ранее чем через два часа после заката.

Он обернул свое послание во вторую, наружную обертку, чтобы никто не мог прочесть на нем адреса. Некоторое время он сидел совершенно неподвижно, только губы его шевелились. Может, он шептал молитву?

Вот он словно очнулся. Взглянул в окно. Солнце садилось… Вот он завернулся в широкий темный плащ, подобный тем, какие носили римские воины, и вышел из дома.

Глава XXIX

Как Марк стал христианином

Не один Халев узнал о крушении и гибели «Луны» близ Региума, слух об этом дошел и до епископа Кирилла. Убедившись в справедливости этого слуха, поговорив с капитаном галеры «Императрица», Кирилл направился прямо от него в военную тюрьму близ храма Марса. Привратник не хотел сначала пропустить его, так как сам Марк не желал никого видеть и просил никого не пускать к себе. Но Кирилл, невзирая на запрещение, толкнул дверь и вошел в комнату заключенного. Марк стоял посредине ее с коротким римским мечом в руке; увидев вошедшего Кирилла, он досадливым движением бросил меч на стол, рядом с письмом, адресованным на имя Мириам в Тир.

– Мир тебе! – произнес обычным ласковым голосом епископ, глядя на Марка испытующим взглядом.

– Благодарю, друг! – с загадочной улыбкой ответил Марк. – Я нуждаюсь в мире и жажду примирения!

– Скажи мне, сын мой, что ты хотел сделать? Я вошел и помешал тебе?

– Я собирался покончить с собой! Добрые люди принесли мне этот меч вместе с плащом. Спасибо им, что они позаботились о моей чести!..

Кирилл молча взял меч со стола и швырнул его в дальний угол комнаты.

– Благодарение Господу за то, что он привел меня сюда вовремя, чтобы удержать тебя от страшного греха. Разве ты вправе лишить себя жизни потому только, что Господь пожелал отнять ее жизнь?

– Ее жизнь? Что значат эти страшные слова? Чью жизнь?

– Жизнь Мириам! Я пришел сказать тебе, сын мой, что она утонула в море со всеми своими спутниками. Галера «Луна», застигнутая бурей, пошла ко дну.

С минуту Марк стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, точно пьяный. Затем схватился за голову и, упав лицом на стол, глухо застонал.

– Уйди, друг, оставь меня одного! Если ее не стало, то на что мне жизнь! Я потерял свою честь и заклеймен позорным названием труса. Тит скрепил это своим решением и отправляет меня в изгнание.

– Полно, сын мой, как может пострадать твоя честь от декрета, основанного на ложных показаниях и подстроенного политическими соображениями? Неужели ты утратил свою честь потому, что другие бесчестно поступили с тобой? Зачем же хочешь ты бежать с поля битвы и доказать, что ты действительно трус?

– Могу ли я жить с таким позором? Друзья поняли это, прислав мне меч!

– Нет, сам сатана прислал его тебе, подогревая твое ложное самолюбие, чтобы ты совершил греховный и малодушный поступок. Подумай, какими словами встретит тебя Мириам в загробной жизни, когда ты явишься к ней с руками, обагренными собственною кровью! Нет, благородный Марк, вспомни Христа, который принял позор и понес крест свой. Поступи и ты так же. Верь мне, ты найдешь свое утешение в сознании своей чистоты и правоты. Неужели я тщетно убеждал тебя все время в высоких истинах учения Христа? Неужели дух твой не воспринял их, не постиг их всем сердцем, как я надеялся?!

Кирилл еще долго увещевал и наставлял Марка, и тот слушал его с благоговейным вниманием. Наконец произнес:

– Я все это знал раньше, все эти высокие истины давно воспринял душой, полюбил и поверил, но не хотел принять Святого крещения из опасения, что она может подумать, что я сделался христианином не столько по убеждению, сколько из желания обладать ею. Да у меня и у самого нет уверенности в этом. Теперь же дело другое, и я готов немедленно креститься и стать членом христианской церкви!

– Господь вразумил тебя, хвала ему за это! – радостно сказал Кирилл и тут же, взяв воды, совершил обряд Святого крещения.

– Теперь что же мне делать? – спросил Марк. – Некогда мной повелевал цезарь, теперь ты говоришь голосом цезаря, и я готов повиноваться тебе!

– Не мне, а голосу Божию! Я же просто брат, советчик твой и наставник потому только, что старше и опытнее тебя. Слушай же, что я тебе скажу. Меня призывает Александрийская церковь по делам веры в Египет, куда я отправлюсь в ближайшие дни. Не хочешь ли и ты, поскольку тебе все равно оставаться в Риме нельзя, отправиться вместе со мною? Там я найду для тебя дело.

– Благодарю тебя, высокочтимый Кирилл! Видишь, солнце уже садится. Теперь я свободен! Прошу, пойдем со мной в мой дом, где меня еще ожидает немало серьезных дел, в которых мне необходим будет твой совет!

Они вышли из тюрьмы в сопровождении всего нескольких человек стражи и направились ко дворцу Марка по улице Агриппы. Никто их не заметил.

– Вот твоя калитка, благородный Марк! – сказали солдаты. – Прощай, и дай тебе боги всего доброго!

Простившись с ними, Марк и его спутник вошли в калитку, распахнутую почему-то настежь. Заперев ее, они перешли в перистиль.

– Для дома, где много ценного, это непорядок! – заметил Кирилл. – В Риме у каждой открытой двери должна стоять стража или привратник.

– Мой слуга Стефан должен быть здесь и встретить меня! Удивляюсь, почему его не видно! – недоумевал Марк и вдруг, впотьмах споткнувшись о что-то, грузно упал на пол.

– Что это? – спросил Кирилл.

– Если не ошибаюсь, пьяный или мертвый человек! – ответил Марк. – Вероятно, какой-нибудь пьяный нищий приютился здесь, чтобы выспаться.

– Вон в окне я вижу свет, проведи меня туда, Марк! Ты же знаешь дорогу. А потом мы вернемся сюда со светильником!

Марк поднялся на ноги и пошел вперед через двор к флигелю, который занимали служащие. И здесь дверь была отперта; они вошли в комнату старого Стефана. На столе горел светильник, и при свете его вошедшим представилась странная картина. Окованный железом ларец, прикрепленный тяжелыми цепями к стене, был взломан, и все содержимое исчезло. Мебель в комнате лежала опрокинутой, поломана, что свидетельствовало о разыгравшейся здесь борьбе, а в дальнем углу комнаты под тяжелым, мраморным столом лежали две связанные по рукам и ногам человеческие фигуры.

– Это ты, Стефан? – спросил Марк.

Да, то были Стефан и старая невольница. Марк выхватил свой меч и перерезал веревки. Только теперь очнулся бедный старик.

– Это ты, господин мой? – пролепетал он. – А я думал, что они убили тебя. Они сказали, что явились сюда убить тебя по приказанию еврея Халева, который обещал им за это хорошее вознаграждение.

– Они? Кто они? – спросил Марк.

– Не знаю, четверо мужчин с лицами, скрытыми под масками! Они связали меня и старуху и, забрав здесь все, что могли найти, пошли подстерегать тебя под арками перистиля. Вскоре я услышал шум борьбы и чуть не умер от горя, уверенный, что ты погибаешь под ножами убийц, а я не могу ни защитить, ни предупредить тебя.

Марк, не дослушав его, схватил светильник и кинулся в перистиль. Наклонившись над человеком, лежащим лицом вниз, он приподнял его. Луч от светильника упал на лицо, и Марк невольно отпрянул назад: то был Халев.

– Как видно, он сам попал в приготовленную для меня ловушку! – догадался Марк, не отводя глаз от мертвого лица. – Я знаю, что он ненавидел меня и не раз старался убить. Но чтобы вот так… судьба хорошо отплатила ему, предателю!

– Не суди, да не судим будешь! – произнес Кирилл. – Разве мы знаем, при каких обстоятельствах настигла смерть этого человека? Быть может, он пришел сюда предупредить тебя об опасности!

– От нанятых им самим убийц?! Едва ли!

Они молча внесли тело убитого в дом и стали обсуждать, что им делать.

В это время послышался стук в калитку.

– Я отопру! – предложил Стефан. – Чего мне бояться? Я стар и никому не нужен!

Через минуту он воротился с письмом для Марка.

– От кого? – спросил Марк.

– Посланный сказал, что от Деметрия, александрийского купца, у которого он служит.

– Под этим именем проживал здесь в Риме Халев! – произнес Марк и вскрыл письмо.