Дождь накрыл деревню и избу на окраине, когда участковый с Ильёй привязывали лошадей к забору. Лица мужиков, прильнувших к стеклам, размыло косыми струями, и через мгновения они сидели на лавках, скручивая самокрутки. Они ничего уже не могли видеть. В сенях послышались шаги, и на пороге появился представитель власти.
– Ну, рассказывайте, что тут у вас произошло? – милиционер сел на единственный стул, стоящий в середине комнаты и строго посмотрел на Тимоху.
–Все дела из-за вас бросил, да еще и под дождь попал! Какие такие напасти в вашей деревне опять происходят? За этот год в третий раз у вас уже!
– В третий! – участковый, чтобы выделить всю и вызывающую нелепость происходящего, встал и начал ходить по комнате. – В лесопункте Квазеньгский, например, я за прошлый год два раза был. Но там то – три трупа! Три! А у вас ни одного, и я в третий раз за полугоде приезжаю! В третий!
Ливень зарядил серьезный, и участковый долго выговаривал мужикам всю обиду, накопившуюся у него к жителям деревни, понимая, что делать ему нечего, и все равно придется ему до утра здесь куковать. На такие происшествия добираться ему приходилось, как правило, по непогоде и зачастую пешком. И ладно бы, серьёзное чего! Так ведь нет! «Бытовуха» все какая-нибудь, типа потравы.
Когда он успокоился, хозяева налили ему горячего чаю. И когда он, отпив полстакана, поднял голову, Илья встал и начал рассказывать суть происходящего. Время от времени сидевшие на лавках мужики вставляли реплики. Милиционер задумался, а в комнате на полчаса нависло тревожное ожидание.
– Да… Что говорить! Нормальный человек в сенокос бегать по козьей тропе бы не стал! – произнес, наконец, он и, допив одним глотком чай, добавил, – впрочем, я сам на него взгляну. А там – посмотрим по обстоятельствам. Хотя… Ну, например, меня, даже не знаю как надо напоить, чтобы я по козьей тропе бегать стал? Да ни хрена так не напоить!
Минут через десять он вернулся с выражением удивления на лице и вновь уселся за стол. О чем-то подумав, снял с плеча полевую сумку и, покопавшись в ней, достал сложенную вчетверо газету. Найдя в ней что-то, он углубился в чтение.
За время отсутствия его мужики, почему-то решив, что без фельдшера не обойтись, меж собой договорились о том, кому запрягать лошадь. А кому ехать в райцентр за медиком. Развязки ждать оставалось недолго. Как бы подтверждая это, участковый отложил газету и свирепо посмотрел на собравшихся.
– Идиоты!– наконец с выражением выговорил он, с презрением упершись взглядом в мужиков, точно увидев их впервые. Видя их искреннее удивление, добавил; – понимаете, он…
В воздухе опять зависла неприятная пауза, в ходе которой всем стало очевидно, что на этот раз кому-то попадет. И скорее всего -им. Всем одновременно и не просто попадет!
– … Спортсмен! Люди это такие… Бегают, прыгают. Олимпиады меж собой устраивают!
Милиционер надел фуражку, поморщился и полушепотом добавил: «Хотя, если честно, я их не понимаю ни черта! Если честно!»
Отправив мужиков развязывать и извиняться перед Иваном, он, несмотря на хлещущий дождь, отвязал коня и рысью отправился в сторону райцентра.
За околицей вдруг резко остановился, и захотел было вернуться и поподробнее рассказать о спортсменах. Но передумал – сообразив, что объяснить ясно он вряд ли сможет. Так же не сможет четко сформулировать мысль, и что, скорее всего возвращение в деревню закончится тем, что он «отметелит» первого попавшегося под руку мужика.
От провожающих наотрез отказался и студент. Он шел домой в прилипшей к коже майке перепачканной и сырой от дождя. Гром уже стих, лишь изредка вдали у горизонта мелькали изредка молнии. Дождь, ливший по-прежнему с той же силой, постепенно приводил его в себя. Один раз Ванюша всхлипнул. Но быстро преодолел себя и у калитки почувствовал, что держит чувства под контролем. Дома никого не было. Семья не вернулась еще с дальнего сенокоса.
Через неделю, когда шишка на затылке рассосалась, синяки и ссадины почти исчезли и шумы в голове прошли, Иван снова приступил к тренировкам. Только по утрам он это делать перестал. До самой осени, до отъезда в город, студент вечерами уходил к реке.
Связав спортивную форму в узелок, переплывал на другой берег и, одевшись, бежал по тропинке, петляющей вдоль берега. Если замечал впереди идущего человека, переходил на шаг и шел, оглядываясь до тех пор, пока силуэт путника не растворялся в сумерках.