«Гвардия» лишь переглянулась, оставив вопросы без ответов, хотя по лицам можно было прочитать, что с последним вопросом шефа она, то есть та самая «гвардия», категорически не согласна. И тут вылез парнишка, пришедший в отдел лишь три месяца назад после окончания школы полиции. Он лейтенантские погоны получил только-только.
– Товарищ майор… – от волнения и смущения голос Озерова зазвучал с хрипотцой; «гвардия» заметила, как скуластое лицо шефа передернулось; «гвардия» знает причину, а сосунок – нет: шеф на дух не переносит слово «товарищ». Согласно уставу, конечно, однако майор Акимов в их кругу ввел правило: избегать употреблять слово «товарищ». А как обращаться? Хоть как, сказал он, но без этого самого, – по фамилии, лучше – по имени или по званию, еще лучше – по имени и отчеству. – Это самое… Как ведь сказать… Ну… Иным «мышам» достается…
Майор прервал ироничным замечанием.
– Именно: лишь «иным», лейтенант, – Озеров хотел что-то добавить, но кто-то из рядом сидящих дернул за рукав: помалкивай, мол. Озеров – не дурак: он понял, что лучше не высовываться. Майор сильно стукнул ладонью по столешнице. – Одним словом, надо что-то делать, – майор хотел рассказать о сути головомойки, но передумал. «Гвардия» по-прежнему – ни гу-гу. Акимов продолжил. – Люди жалуются, – «гвардия» хотела бы знать, на что люди жалуются, однако опять-таки промолчала. – За последние три месяца скопилось уже восемь заявлений о кражах в трамваях. «Щипачи-транспортники» распоясались, тырят только так…
Тут Озеров, как ни крепился, вылез-таки с вопросом:
– А чего рты-то пораззявили? Не знают, что ли, что в толкотне могут потерять бумажник? Если бы поменьше было ротозеев, то…
Майор, скривив тонкие губы, прервал.
– …То нам бы с тобой делать было нечего, – по-своему закончил шеф мысль юнца.
– Павел Васильевич, и судьи…
Акимов, сощурив левый глаз, посмотрел на Озерова.
– А что судьи? – тихо, но с нажимом спросил он.
– Либеральничают, Павел Васильевич.
– Либеральничают? – все тем же тоном переспросил майор. «Гвардия» давно поняла, что шеф ёрничает, и лишь сосунок не врубается.
– Ну, конечно, Павел Васильевич! Месяц назад, помните?
– А что я должен «помнить»?
– Как же?! Помните, я за руку схватил щипача? Выследил и схватил.
– А что было дальше?
На скулах шефа появилась еле заметная улыбка. «Гвардия» шумно вздохнула: кажется, сосунок-то поднимает настроение шефу, а это значит, что тучи рассеиваются и гроза проходит стороной.
– Судья отказал в возбуждении уголовного дела и отпустил на свободу паразита.
– И что бы это значило? Судья хуже твоего знает законы?
– Нет… но… – Озеров покраснел и опустил голову. – Я ведь что? Нельзя выносить решения лишь по формальным признакам…
– А как можно, лейтенант? Можно обвинять человека на основе твоей интуиции?
– Ну… Это… Не только там была интуиция, а и…
– Где, лейтенант, кошелек, украденный твоим карманником?
Озеров замялся.
– Успел, гад, передать оттырщику.
– Ты взял оттырщика?
– Выскользнул, гад.
– Что написано в постановлении суда? Помнишь?
– Да… Конечно… Записано, что недостаточно улик.
– И что бы это значило, а?
– Конечно, так, но…
– Будем, лейтенант, работать профессиональнее, будут и другие постановления судов.
Озеров вздохнул.
– Трудно с карманниками… Хитры… Ловки… Изворотливы, как гады… Просто так не возьмешь…
Шеф расхохотался.
– Что называется, открыл Америку. Ты первый, что ли, кому щипачи доставляют нестерпимую боль? – майор посерьезнел. – Ладно… Уходим в сторону… Вернемся к проблеме… Итак, восемь заявлений от потерпевших. В них есть немало общего, что настораживает. Думаю, что активизировалась какая-то группа. Группа одна и та же. Кражи, к примеру, были совершены примерно в одно и то же время (между восемью и девятью утра, то есть в час «пик»), в трамваях одного и того же маршрута, на одном и том же участке (между главпочтамтом и политехническим университетом, где пассажиров особенно много). Группа наглеет и ей надо крепко дать по зубам. А дать мы сможем лишь в том случае, если возьмем с поличным и усадим всех на скамью подсудимых. Подчеркиваю: всех, а не одного из них. У меня есть план… С вашего позволения… Ничего нового, но должен сработать, если мы не лопухнемся, если сможем показать им, что и мы не лыком шиты, кое-что можем.
Через тридцать восемь минут все разошлись по своим местам. Оперативный план шефа обсудили, одобрили и приняли к неуклонному исполнению. Вообще-то, авторитет шефа неоспорим. Как выражается «гвардия», у мужика котелок варит. В коридоре старшие товарищи одобрительно хлопали Сергея Озерова по спине: классный, мол, парень; надо ж так суметь рассеять тучи. Озеров хохотнул.
– А вы за рукав дергали, – сказал он ребятам.
Кто-то из «гвардии» умно заметил:
– Раз кошка, раз мошка…
2
Со стороны главной площади Екатеринбурга к остановке «Главпочтамт» подъехал вагон-одиночка маршрута №13. Толпа рванулась ко всем открывшимся дверям. Молодежь, усердно работая локтями, первой хлынула внутрь. Давка. Глухое ворчание недовольных. Передняя дверь, зажатая чьей-то спиной, долго не закрывалась, но потом со скрипом и скрежетом все же две створки соединились. Мужик лет тридцати пяти, в легкой штормовке и кепи с огромным козырьком, пыхтя и отдуваясь, проворчал:
– Как сельдь в бочке… Покуда доберешься до работы, семь потов сойдет.
– Не нравится? Дуй своим ходом, мужик, – так отреагировала кондуктор, оказавшаяся рядом. Это была еще молодая совсем женщина, крашеная блондинка, в синем синтетическом костюме. Она ухмылялась, и справа изо рта выглядывал золотой зуб. Она скомандовала. – Оплачиваем проезд!
Мужик полез в нагрудный карман штормовки, вытащил из пухлого портмоне крупную купюру и протянул кондуктору.
– Один? – спросила кондуктор.
– Не десять же.
– Почем знаю… Мельче нет?
– Нет. Другие – еще крупнее.