Агентура. Сборник шпионских повестей

Вперед выступил мужчина лет тридцати. Шестаков про себя отметил: «Крепкий парень. И лицо приятное, улыбчивое, располагает».

– Сергей Федорович, простите, ради Бога, что отрываем вас от дел ваших неотложных. Но выхода у нас другого нет. Мы вот тут с приятелем в командировку поехали, в поезде малость перебрали. Ну, и… все наличные деньги… Они у меня хранились… получилось нехорошо.

– Я-то тут чем могу помочь? – удивился капитан. – Деньгами? У меня нет лишних.

– Что вы, что вы, Сергей Федорович! Да не за тем мы к вам, не нищие какие-нибудь, не побирушки.

– Тогда – чем же могу помочь?

– Сергей Федорович, понимаете, вместе с деньгами я и паспорт утерял. Слава Богу, приятель хоть не сглупил. Его паспорт цел.

– Так что вы от меня хотите?

– Мы сделали в Свердловске, так сказать, вынужденную посадку, вышли из поезда. Я позвонил домой, попросил прислать немного денег, чтобы добраться до места назначения.

– Ну и…

– На почте без паспорта деньги не выдают.

– Естественно. А вы что хотели?

– Я вот тут написал доверенность приятелю, у него паспорт имеется. Он получит по моей доверенности, но ее надо заверить. Подпишите, пожалуйста, Сергей Федорович. Выручите.

– Какая чепуха! А я-то думал… Давайте сюда, заверю вашу доверенность. Только не пейте много, а то снова.

– И печать, пожалуйста, поставьте.

Капитан шлепнул печатью и шутливо сказал:

– И печать, вот, ставлю.

Посетители вышли. А капитан, пряча в сейф печать, вслух произнес:

– Вот к чему ведет злоупотребление спиртным.

Шифротелеграмма, поступившая в УМГБ Свердловской области:

«Установлено, что разведчик-парашютист, избежавший ареста на Украине, уже находится в Свердловске. В ближайшие дни он должен обратиться в отделение связи, что на железнодорожном вокзале, где на имя Томилина Василия Митрофановича находится денежный перевод на 200 рублей. Примите меры к задержанию любого, кто попытается получить деньги по указанному переводу. Генерал Троицкий».

2

Из воспоминаний полковника милиции Плотника:

«После получения шифровки меня, молодого опера, пригласили к начальнику штаба УМГБ и приказали сейчас же отправиться на вокзал, на почту. Я так и сделал. Но на почте меня огорошили: перевод уже получен! Кем? Неким Глазковым. Но почему ему выдали денежный перевод, если адресат совсем другой? По доверенности, сказали мне, по доверенности, оформленной честь честью. Выходит, доверенность и заверена? Именно так. Более того, сказали мне, доверенность заверил сам начальник шестого отделения милиции: есть его подпись и печать. Достали и показали мне ту доверенность: все точно – подпись капитана Шестакова…»

Когда в кабинет начальника УМГБ вошли вызванные по этому случаю, генерал все еще нервно ёрзал на стуле, машинально передвигая по столу с одного места на другое тяжелую, из зеленого стекла, чернильницу. Степан Васильевич Чернышев, по свидетельству очевидцев, отличался от многих других командиров необычайным спокойствием. Казалось, его ничто неспособно вывести из равновесия.

Но если случалось войти ему во гнев, то становилось страшно. Слава Богу, такого почти не было. И, тем не менее, его боялись, как огня. Он редко вызывал к себе, так сказать, «на ковер» для чистки мозгов, не дергал подчиненных по любому поводу. Но когда подобное происходило, то все знали – не поздоровится.

– Итак, где же наш «именинничек»?

Сидевший у самых дверей капитан Некрасов вскочил со стула, как подброшенный.

– В приемной, товарищ генерал! Позвать?

– Давай – сюда.

Некрасов приоткрыл дверь кабинета.

– Шестаков, к генералу!

Вошел Шестаков. Сделав несколько шагов в сторону сидевшего за столом начальника УМГБ, он замер по стойке смирно, вытянувшись в струнку.

– Капитан Шестаков по вашему приказанию явился…

Генерал, упершись в него своим тяжелым взглядом, прервал.

– «Явился», говоришь? – тихо спросил он. – Пора бы знать, капитан, что являются только черти.

– Извините, товарищ генерал, – Шестаков решил исправить оплошность, поэтому повторил. – Капитан Шестаков по вашему приказанию прибыл.

– То-то же, – все также тихо, но с сильным нажимом сказал генерал, продолжая вошедшего сверлить взглядом, от чего лицо Шестакова стало бледнее бледного, а руки, вытянутые по швам, мелко-мелко задрожали.

В кабинете повисла мертвая тишина. Все боялись ненароком стулом скрипнуть.

– Ну-с, капитан, чего молчим? Изволь говорить… Знаешь, зачем вызвал?

– Так точно, знаю, товарищ генерал… Виноват, товарищ генерал… Вам, наверное, доложили…

– Верно, капитан, мне доложили. Но мне, знаешь ли, доставит удовольствие еще раз услышать, но теперь от тебя. Слушаю, капитан.

– Ну…

– Ты чего тут нукаешь? Не с лошадьми дело имеешь, чтобы понукать… Докладывай – коротко и четко! Никаких «ну», «тпру» и тому подобного, ясно?

– Так точно, товарищ генерал!.. Пришли двое; сказали, что в пути у них выкрали деньги и документы одного из них; что на почте на имя одного из них имеется денежный перевод, но чтобы получить, требуется доверенность; попросили заверить доверенность… Ну и…

– Опять?

– Виноват, товарищ генерал… Пожалел мужиков: подписал и поставил печать.

– Как ты мог, капитан?

– Виноват, товарищ генерал.

– Ты что, не получил нашу ориентировку?

– Получил, товарищ генерал.