Скептически осмотрев наши тщедушные фигуры, крановщица сказала, что бугор (бригадир Разумов, значит) где-то внизу, в котловане. По стремянке мы спустились вниз. От группы стоявших невдалеке мужчин отделился один из них, подошел к нам. Не здороваясь, не дожидаясь, когда мы поздороваемся, он буркнул:
– Разумов. Чего?
– К вам направили.
– Зачем?
– Работать.
– И кем?
– Каменщиками. Мы – из ФЗУ.
– На практику?
– Нет. Мы уже каменщики. И разряды присвоили.
– Вы? – Он обернулся назад. – Петрович, ну-ка, глянь, кого прислали.
Тот, кого Разумов назвал Петровичем, подошел, оглядел нас.
– Пацаны, вроде как, ничего, – сказал он, – а что?
– А то! Мать вашу… – Тут бригадир загнул крепенько. – У меня детсад или комплексная строительная бригада, а? На хрена, – вообще-то Разумов выразился куда крепче, – они мне? Кто их будет обрабатывать? Ты, что ли? И о чем только думают в управлении? Без-го-ло-вые!
Петрович стал успокаивать бригадира.
– Где им работать, набираться опыта, ума-разума, как не в твоей бригаде? К тебе – четверых. А у Егорова, вон, почти сто процентов этих самых фэзэушников.
– Ты чего, мастер, несешь? С кем меня сравниваешь? С Егоровым? Начхать мне на него и его команду. Тоже мне… Нашел, кого ставить в пример… Потому и одни фабзайцы, что путные рабочие с ним не хотят работать, поголовно уходят.
– Не кипятись, Николай. – Попробовал его успокоить вновь Петрович. – Бесполезно, сам знаешь. Раз начальство направило, значит, так тому и быть.
– Что начальство, что?! Где оно бывает, когда я наряды закрываю, а? В заднице! Нет, чтобы подбросить чуть-чуть, подрисовать…
– Ну, Николай, это ты зря. Тебе ли обижаться? В обиде тебя не оставляют. В прошлом месяце, помнишь, начальник участка сколько подрисовал?
Мужик-то крутой, думал про себя, ишь, как всех кроет почем зря; никого, видать, не боится. Тут Разумов заметил, что очень уж пристально на него гляжу.
– Чего уставился? Не видел? Еще насмотришься, – пообещал он мне, – а, ну, марш в траншею! Лопаты в руки и айда основание подчищать. И не лодырничать! Я вас научу работать!
Вот так состоялось мое знакомство с бугром, дядей Колей, Николаем Разумовым, знатным бригадиром, Героем Социалистического Труда, членом бюро горкома КПСС.
Инспектор отдела кадров была права: нам крупно «повезло» с бригадиром. Особенно мне. Не знаю, что уж такого прочитал в моих глазах, но только невзлюбил сильно меня Разумов. Слова не успел еще сказать, а он уже невзлюбил. Очевидно, что-то почувствовал. Интересно, подумал, что будет, когда заговорю?
День второй был по-своему знаменателен. Два таких дня в месяце было, когда аванс давали и когда получку. Это были «дни строителя», праздничные дни. Нет, не для всех в бригаде, а лишь для приближенных бугра. А таких было пятеро.
В два часа приехала кассирша и выдала бригаде зарплату. Мастер тотчас же исчез и больше не появился. Не стало и прораба. Тогда-то ко мне подошел Митяй, из ближайшего окружения бригадира.
– Есть комсомольское поручение, парень. – Сказал он и ухмыльнулся.
– Какое? – Совершенно серьезно спросил.
– Самое ответственное в твоей трудовой биографии, парень.
– Говорите, что надо делать, дядя Митяй.
– Вот тебе полтыщи, – он протянул мне денежные купюры, – и дуй до магазина. Приволоки пару пузырей. Давай: одна нога здесь, другая – там.
Набычился, услышав о таком своеобразном, по сути, издевательском «комсомольском поручении».
– Никуда не пойду, дядя Митяй. Вам надо – вы и идите… Не рассыльный.
– А кто же ты?
– Каменщик.
– Ты? Каменщик?! – он заржал во всю глотку. – Ну, ты, парень, насмешил: сопля ты зеленая, а не каменщик. И вряд ли им когда-либо станешь, это я тебе говорю! Ну, ладно, будет упрямиться: бери деньги и дуй. Это задание самого Разумова. Ну, пошел!
Окончательно уперся.
– Не пойду никуда. И отстаньте!
В это время подбежал такой же, как и я, вчерашний фэзэушник Колька Власенко. Ушлый такой парнишка, проныра.
– Дядя Митяй, давайте я. Я – мигом!
Тот обернулся к нему.
– Ты? Ну, давай. Тебе это зачтется. Бугор наш таких любит.
Дядя Митяй презрительно посмотрел в мою сторону, зло сплюнул и ушел в «каптёрку».
Это была первая и, возможно, самая большая с моей стороны ошибка.
Разумов и его «военный совет» больше в тот день на стройке не появились. Они пировали до позднего вечера. А Колька Власенко успевал только бегать за пузырями.
На другой день они опохмелялись до обеда, а после завалились на нарах и проспали до конца смены.
В конце третьего рабочего дня ко мне подошел Разумов. В это время выкладывал простенок. Как мне казалось, делал это неплохо.
– Умник, что ты тут кладешь, что кладешь! – Заорал бугор. – Как бык нассал. – Это означало, что кладка неровная по вертикали. – Ну, и работничка мне прислали. – И он с остервенением стал разбирать еще свежую кладку, раскидывая по сторонам шлакоблоки.
Попробовал оправдаться:
– Дядя Коля, только что проверял… по отвесу… было нормально…
Он не слышал меня. Он распрямился и закричал в сторону своих приближенных: