Виселица для ослушников. Уральский криминальный роман

– А что? Пятьдесят с хвостиком – для такого мужика – не возраст.

Лёха вновь рассмеялся.

– Может, и не возраст, однако, Савва, песок из одного места сыплется, обильно так посыпает мои тропинки.

– Ну, ладно… Ты сильно занят? Можешь говорить? Если…

Лёха прервал церемонии.

– Дома я. Свободен от дежурства… То есть выходной… внеочередной… за воскресную работу.

– Всё трудишься, значит?

– Денежка не ахти (сейчас я освобожден от дежурств, трудненько стали даваться суточные бдения, поэтому заведую оружейной комнатой), но пенсионеру не могут быть и они лишними.

– В том же ЧОПе?

– Да… Никто другой теперь во мне не нуждается.

– Это верно… Отработанный мы материал.

– А ты, Савва? Все там же?

– Топчусь помаленьку…

– Наверное, в деньгах не обижают. Сбербанк как-никак. Фирма богатая.

Низковских хмыкнул.

– Наше начальство, скажу так, не в обиде. А наш брат… Крохи с барского стола… Но я доволен и этим.

В голосе Лёхи просквозила обида.

– Редко стал звонить. Забываешь, Савва, однополчан. Отдалился.

Тут надо пояснить.

Золотых Алексей Евгеньевич, ровесник и однополчанин Савелия Ивановича, к которому судьба оказалась более благосклонной: за тринадцать месяцев выполнения интернационального долга в Афганистане его не коснулась ни одна душманская пуля, мимо, ужасающе свистя, пролетели, не коснувшись его, и осколки мин. Редкое везение. Через несколько лет, уже, будучи в запасе, бывший десантник, а нынешний, то есть на то время, старший оперуполномоченный уголовного розыска местного УВД, решил еще раз попытать счастье, поиграть с судьбой в кошки-мышки (адреналина, видно, не хватало), подал рапорт и был отправлен в пылающую в огне Чечню. И там повезло: отделался легким проникающим ранением мягких тканей бедра, можно сказать, царапнуло. На больничном, но уже дома, пробыл всего-то десять дней. Савелий справедливо тогда назвал Лёху счастливчиком. Потому что ему так здорово не повезло: уволился из армии инвалидом. Сначала дали вторую группу, а потом очередная комиссия посчитала слишком жирным и перевела Савелия на третью группу. Мог, говорили, оспорить решение и потребовать переосвидетельствования, но он плюнул, и затевать волокиту не стал. Посчитал вымаливать для себя что-то там унизительным.

Упрек Савелий не оставил без ответа.

– Ты? Тоже самое же. Я вот позвонил, а от тебя бы звонка не дождался.

– Оба хороши – это правда, Савва… Как живешь? У тебя все в порядке? Как жена? Дочь? Она не выскочила замуж?

– Слава Богу, Лёха, нет.

– Почему «слава Богу»? Дедом не хочешь стать?

– Хочу. Но дочь считает, что ей заводить семью еще рано. Заявляет, что вот получит диплом и тогда только станет об этом думать… Как, Лёх, считаешь, она права?

– Пожалуй… Нынешняя молодежь – практичная. Всё просчитывает и взвешивает. Мы были, скажи, бесшабашными

Лёха хмыкнул.

– Точнее, безмозглыми: сначала совершали поступки, а только потом задавались вопросом: зачем?

Савелий грустно усмехнулся, примерив сказанное на себя.

– Как выражался отец русской демократии, да уж…

– Если правильно понял, у тебя, Савва, на всех фронтах полный порядок.

– М-м-м… Как сказать.

– Нет, не так? Что-то случилось?

Ответил вопросом на вопрос:

– Неужто ничего, Лёха, не слышал?

– А, что, прости, я должен был услышать?

– Димка, сын от первой жены, исчез.

– Давно?

– Достаточно, чтобы забить тревогу.

– В розыске?

– Бывшая жена оформила заявление… На днях встречался с его дружками, но те ничего не знают.

– Не знают или не хотят говорить?

– Откуда мне знать? Чужая душа – потёмки.

– Так-так-так… Понятно… Интересовался, что предпринимает полиция?

– Пока нет… Впрочем, если бы что-то на их горизонте появилось, то сообщили бы, наверное. Хотя… Вряд ли они будут передо мной раскрываться. Вот если бы… Кто-то другой… близкий им…

Однополчанин согласно кивнул.

– Пожалуй.

– Скажи, Лёх, что ты думаешь о нынешнем начальнике управления? Знаком с ним?

– К несчастью, Савва.