Юмористические рассказы. Часть третья

– Как стальные. Никогда таких бедер не видела.

– Какие твои годы, увидишь, – съязвил мужчина с чемоданчиком.

– У меня есть с чем сравнивать. Чем больше у мужчины живот, тем слабее ноги. Я в бюро интимных услуг работаю, знаю.

– Проститутка?

– Пенелопа не может быть проституткой, скорее, дама, не выбирающая мужчин.

– Какое резкое сочетание: Пенелопа и проститутка, – удивился седой мужчина в очках. Есть у нас среди студенток такие, но не Пенелопы.

– Пенелопы, Одиссеи, куда вас заносит. Как будем выбираться из лифта? Вон, дама от испуга стала похожа на свою собачку. Обе – в бриллиантах, не различишь, – перебил мужчина с чемоданчиком. – Я слесарь – монтажник, есть кое-какие инструменты, могу посмотреть пульт управления.

– Вы – слесарь, – взяла его за руку дама с собачкой. Помогите, отблагодарю.

– И я о том же. Инструменты дорогие. Кто возместит мне ущерб, если сломаются.

– Только не я, – оборвала девушка с презрительным взглядом. – Я студентка и мой папа может тебя высечь, если я пожалуюсь. Пол-квартала ему подчиняется.

Мужчина с чемоданчиком смерил ее взглядом:

– Как ты думаешь, Пенелопа, что нам сделать с этой мафиози?

– Пусть сама себя выпорет.

– Ха-ха! Вот будет прикол: по голому заду. Не тебе одной его показывать.

– Что за самосуд, – вступился за студентку толстый господин. – У нас в корпорации, где я избран президентом, права человека соблюдаются всегда, а вы: по голому заду. Так нельзя.

– Поет он: всегда. Тогда стойте здесь и не мычите. Мобильники не берут, лифтер уже с утра был под хмельком.

– Я не согласна. Пусть выпорет себя, хотя бы слегка. Слишком язвительна, – дама сняла с собачки ожерелье и протянула слесарю, – вот мой взнос за вызволение.

– Что думают другие? – спросил слесарь, взяв ожерелье.

И раздалось: пусть выпорет себя, не девяностые – мафией угрожать. И потянулись руки к слесарю – с деньгами. Президент корпорации дал целую пачку банкнот. Я не заметил, какого достоинства. У меня было три десятки. Увидев их, слесарь сказал:

– Это настоящие деньги. За них пусть выпорет себя и проститутка.

– Легко, – опустила трусы Пенелопа и стала хлестать себя поясом от сумки. – Клиенты разные бывают. Привыкла.

Следом за ней ударила себя ладошкой по заду и студентка. Раз, другой, третий. И стала приплясывать. Когда лифт поднялся на сороковой этаж, девушки вошли в раж: изгибались как на подиуме. И подтаптывал ногой толстяк, и подвывала похожая на хозяйку собачка.

– Это свадьба? – спросили меня ожидающие лифта жильцы.

– Еще какая.

– А почему невеста и ее свидетельница с голыми задами и сами себя хлещут.

– Наверное, за грехи наказывают себя, – а что я мог ответить?

Петр Петрович

– Петра Петровича тебе, фермера? Ищи его по телефонным проводам, – показал на столб беззубый старик. – Первым будет загиб к Фекле, потом – к Никодиму. К ним не заходи: изо рта одни помои. Это его родственники, прицепились к нему по параллели. Петька чудаковатый, в хобби ударился: все с быками, да колесо крутит. У него и отец таким был, в грязь таскал баб через дорогу, колея – то от «Кировца», до пупка. Щупал их, наверно, как кур. Но никто не жаловался. Наверно, не щупал.

Говорили мне, что в Баклушах странные люди, но не до такой же степени.

Запутался я в проводах.

– Здравствуй, бабуля, – говорю старухе, стоящей у калитки в глубоких галошах на босу ногу и кожаном пиджаке, украшенном пулеметной лентой швов, – мне бы Петра Петровича?

– Занемог, в сарае лежит.

– Можно с ним поговорить?

– А чо он те скажет, если мне ничо не говорит.

– Телок я купил, и их надо покрыть, посоветоваться хочу.

– Не знай, чо он те посоветует. Если б курей там или гусей. Тут он мастак.

В сарае лежал гусь и тоскливо смотрел на меня. Понял я, что он тезка фермера, а бабулю зовут Фекла, и оценил юмор старухи.

Провод привел меня к мужчине со щетиной как на свинье, которая лежала рядом в луже.

– Петьку ищешь? А зачем он тебе? Племянник, а без мозгов. Да и ты, я вижу, не умней, ищешь то, что на виду. У колеса он.

И узнал я о Петре Петровиче не только плохое.

– У него лицо мальчика, а фигура бычья. Знаешь, почему? Уколы для наращивания мышц делает и быкам, и себе. С утра с ними резвится. Берет за рога и – бац, только копыта сверкают. Святогор сопротивлялся, и Петька свел ему рога. Теперь как близнецы-братья. Приезжали тут на грузовиках мяса задарма закупить, Святогор с Петькой отвели душу: загнали перекупщиков в Узень. По новой технологии работает: установил колесо обозрения – все Межузенье видно. Это степь между речками. Крутят колесо быки. Иногда начальство сверху наблюдает за полевыми работами. Один упал, хорошо пьяный, разбился бы. А так, живой остался, только язык откусил. Теперь указания дает в письменном виде. Петька приделывает к колесу второй ярус, чтобы увеличить радиус обзора для областного начальства.

Я нашел его на зеленой лужайке за домом у колеса обозрения. Рядом стояли люди, и рога Святогора были прикрыты чугунком.

– Откуда такой тощий? – спросил меня Петр Петрович.

– К вам за опытом: хочу фермером стать. – И словно стартер заработал – так захохотал Петр Петрович. Мне показалось, завел себя и Святогор, сбросив с головы чугунок.

– Я хочу, чтобы Святогор покрыл моих телок, – объяснил я. Раздался треск, разлетелась загонка, и меня окружили с десяток могучих быков. Кольца в носу казались обручальными кольцами.

– Сколько у тебя телок?

– Около сотни, Петр Петрович.

– Осилите, ребята?

Быки согласно закивали.

Мертвые души