Прятки с детством

Даже для меня было полной неожиданностью, что самым близким мне оказался Британец.

Нет, не кот и не житель туманного Альбиона, а Женя по прозвищу Британец.

– Так-так-так, это уже что-то новое. После стольких лет обмена сообщениями ты решил позвонить? – раздалось в трубке. – Ну и крепкие же у тебя нервы, Учёный.

– А почему ты мне отвечаешь не на родном? Хау а ю, Брит?

– А не пошёл бы ты куда подальше, например в лабораторию, где пригодятся твои учёные способности?!

В детстве мы называли Женю Британцем за то, что он, после неудовлетворительных годовых оценок, был приговорён к занятиям английским с репетитором.

Меня же все называли Учёным за мои огромные очки, которые создавали мне образ знатока, но на деле я был таким же троечником, как Брит.

– Что стряслось? Рассказывай, – сказал Британец после непродолжительного хихиканья.

«Как же здорово, что с людьми из детства можно быть тем, кто давно скрывается под оболочкой взрослого» – эта мысль тёплой волной разлилась по душе.

Я по-прежнему ощущал себя безответственным, ленивым подростком, которого заботят гулянки с друзьями, глупые игры и полное отсутствие желания тратить драгоценные дни на чтение и учёбу, но седина на висках и глубокие морщины на лбу красноречиво говорили о реальном раскладе.

– Брит, мы можем встретиться? Мне нужна твоя помощь.

– Да, без вопросов. Где, когда?

– Ты знаешь где есть хороший британский паб?

***

– И что, с этим ничего нельзя поделать? – спросил позеленевший от известий о моей беде Британец.

Мы привыкли, что смерть забирает стариков, но, когда уходят молодые, нас накрывает ужас.

В ответ я помотал головой, продолжая внимательно изучать собеседника: Брит так и оставался худым, высоким. Прямая осанка, как у караульного возле Букингемского дворца, пронзительный взгляд, на который моя новость накинула вуаль печали, русые волосы чуть покрылись сединой, и залысины открыли лоб чуть больше, чем раньше.

Мы не виделись двадцать два года, но черты ребёнка в нем до сих пор улавливались, хотя и скрылись за морщинками в уголках глаз, а в остальном – всё тот же Британец.

Улыбка покинула лицо собеседника, как только я рассказал ему о диагнозе.

– Как проявляется болезнь? – спросил он.

Я поморщился:

– Начал терять память. Подумал, ерунда, все так или иначе что-то забывают, но, когда забыл, где живу, испугался не на шутку и решил обследоваться.

– А тут такое! – закончил Британец и в порыве ухода от гнетущих мыслей принялся изучать стол.

Я решил сменить тему и переключить беседу в более позитивное русло:

– Недавно нашёл фото. – Взгляд Брита прояснился, он оторвался от изучения подстаканника. – То, которое дедушка ещё снял на старый плёночный фотоаппарат. На ней Пятьдесят Девятый мчится на велосипеде к колокольне. Когда смотрел на фотографию, меня окатило волной страха, только не помню почему. Имя-то его вспомнить не мог.

Я выложил снимок на стол.

Брит долго его изучал и спросил:

– Ты вообще ничего не помнишь?

Я печально помотал головой и поправил очки. Мне было даже стыдно.

Тут Британец хмыкнул и снова спросил:

– Помнишь, как мы сбегали из дома, чтобы до рассвета жечь костер и рассказывать страшилки?

Я напрягся и, как вспышку, увидел эпизод:

– Да! А потом Пятьдесят Девятый попался, и бабушка закрыла его, как он его называл, «тайный лаз»?

– Он бы не попался, если бы Агата за ним не увязалась. Их бабуля потом запретила с нами общаться. Мы, городские, плохо влияем на её внуков, – уперев руки в бока спародировал Брит. – Агата всегда бегала с нами, брату постоянно кричала: «Мишка, подожди я с вами!»

– А Пятьдесят Девятый прыгал на велосипед и вдавливал педали с такой силой, что пыль столбом из-под колёс. – Я говорил медленно, с натугой, будто продирался сквозь стену терновника, вытаскивая крупицы воспоминаний на поверхность.

– Я не понимаю, как ему так быстро удавалось ездить?! – Брит задал риторический вопрос, но на него мы никогда не найдём ответ.

Весь вечер вспоминали истории из детства, иногда даже перехватывая повествование друг у друга.

Официантка принесла очередную пару пинт.

– Молодые люди, может что-то ещё закажете? Сегодня особенно удачно получилась говядина Веллингтон, – сказала девушка в клетчатом платье. На бейдже, было написано имя: Оксана.

– Учёный, у тебя есть какие-то вычисления и выводы на этот счёт наших потребностей в еде? – Брит адресовал вопрос в мою сторону.

– Британец, а ты ответь с оксфордским произношением.

– Вы так оживлённо беседуете, будто не виделись много лет. – Официантка ухватила ноту нашего настроения.

Брит расплылся в ванильной улыбке:

– Оксаночка, а мы действительно не виделись много лет, представляешь, неожиданно позвонил мне вот этот красавец в бинокулярных очках. – Он указал на меня вилкой, с наколотым корнишоном. – И говорит… – Он вспомнил суть нашего начального разговора, выпучил глаза и виновато умолк.

– И предложил прекратить прятаться, – пришёл я на помощь. – Я бы мог ему предложить это по-английски, но вот беда, мой британский друг не говорит ни единого слова, как бы его ни заставляли учить язык.

Оксана хихикнула и прощебетала скороговоркой:

– Если, что-то надумаете, буду рядом.

Британец посмотрел на меня извиняющимся взглядом.

Я лишь отмахнулся и вернул разговор к фотографии:

– Знаешь, что странно? – Он слушал меня внимательно. – Я не помню, как доставал фотокарточку из альбома, я даже не знал, что она у меня была. Карточка валялась на полу посередине комнаты, а живу я один, и кроме меня некому достать.