«…10 часов утра. Приходят в движение, звеня сталью штыков, ряды молодых красноармейцев… Перед трибуной с винтовками наперевес выстроились красноармейцы. Вслед за председателем городского Совета т. Катеневым они повторяют торжественные слова присяги:
– Я, сын трудового народа…».
10 мая 1936. Из выступления секретаря горкома партии И. Г. Баннаяна по вопросам руководства печатью:
«Мы живем на берегу моря. Но вот я недавно беседовал с отдельными стахановцами, партийными работниками, беспартийными и выявил, что есть люди, которые, живя в Новороссийске 20 – 30 лет, ни разу не купались в море. Это анекдот.
Говорят, что негде купаться, нет пляжа. Отчасти это правда. Но мы сами виноваты в том, что негде купаться, мы не занимаемся этим вопросом. На заводах «Пролетарий» м «Октябрь» уже 2-3 года «строятся» купальни, водные станции, а наша печать не выступает с резкой критикой этих недостатков…
Я мог бы назвать десятки культурных мероприятий, которые не требуют больших вложений, а требуют только организующей роли нашей печати… Взять строительство Дворца пионеров. Шумели, шумели, а сейчас молчим… Разве наша печать интересуется, критикует организации, которые хотят похоронить это крупное дело? Разве печать берет на мушку тех чиновников, которые вчера очень много шумели, а сегодня забывают о своих обязанностях?…».
30 мая 1936. Письмо за подписями Баннаяна и второго секретаря горкома ВКП(б) Николенко к родителям кавалера ордена Ленина летчика Владимира Коккинаки:
«Многоуважаемые Наталия Петровна и Константин Павлович! Городской комитет горячо поздравляет вас с высшей наградой вашего сына – Владимира Константиновича Коккинаки.
Героический пример вашего младшего сына Валентина, спасшего рабочего во время бури, показывает, каких вы сыновей-героев воспитали.
Пусть живут и здравствуют все ваши дети на радость своим заботливым родителям и нашей великой социалистической Родине».
Маховик
Пятнадцатой годовщиной освобождения Новороссийска от белогвардейских банд датировано ходатайство перед ВЦИК о награждении группы красных партизан и подпольщиков орденом Красного Знамени. Вручить этот орден Баннаяну и Катеневу не успели. Зловещий маховик ежовщины уже раскручивался.
Следы этой волны доныне хранят газетные сообщения. «Троцкистов» вдруг нашли в многотиражке «Красного двигателя», в станционной газете «Сигнал», в комсомольской стенгазете, наконец, в городской редакции… За газетчиками последовали учителя, специалисты, партийные и советские работники.
Протокол заседания президиума горсовета от 5 января 1937 года сохранил запись: «В связи с выездом т. Катенева на 17-й Всероссийский съезд Советов исполнение обязанностей председателя горсовета на время его отсутствия возложить на т. Бережного».
Внизу, там, где на синей копии значится фамилия Катенева, его подписи нет. Зато есть выцветшая приписка от руки: «Подписаны подлинные карточки решений президиума. Протокол не подписан ввиду ареста Катенева». Похожая приписка и на следующем протоколе, где речь идет об освобождении Катенева от обязанностей председателя горсовета – «как врага народа – фашиста Катенева». Пунктом вторым этого же постановления от 20 января 1937 года идет решение о выводе из состава членов президиума горсовета И. Г. Баннаяна и его ближайших сотрудников – «как потерявших классовую бдительность и как не принимавших никакого участия в работе…».
Мне почему-то кажется, что в этой формулировке – возможно, последняя попытка уберечь хотя бы Баннаяна. «Не принимавших никакого участия» – значит, и не вредивших?
Но у следователей, видно, была своя логика. Извращенная риторика по образцу Вышинского выплеснулась и на головы новороссийцев. И как же это было чуждо, неестественно, как не вязалось с жизнерадостным обликом города-труженика, города-оптимиста!
Из газеты «Пролетарий Черноморья» от 21 января 1937 года:
«…Мы должны всемерно разоблачать всех контрреволюционеров, троцкистов, зиновьевцев и всю эту сволочь… Пленум горсовета… с возмущением и негодованием клеймит трижды проклятых гнусных злодеев, террористов, диверсантов, шпионов, заклятых врагов… и требует расстрелять, уничтожить гадов. Собакам – собачья смерть!»
Где и как оборвались жизни Баннаяна и Катенева – мы не знаем. Ни в архивах краевого суда, ни в краевой прокуратуре, ни в партархиве следов не обнаружено. Глухо дошел разговор, якобы они не были расстреляны, а сгинули на лесоповале. Кто знает. Детей у Баннаяна не было, жена умерла. О близких Катенева ничего не известно.
Как большевики, революционеры они были готовы к гибели за идеалы социализма, к открытому бою. И это казалось очень просто. А получилось иначе.
Но все же им, отвергнутым от главного дела всей жизни, не за что было краснеть в свой последний час. Они отдали все, что успели, строительству социализма.
Новороссийский рабочий, 23.12.1988
Нина Катенева: «Нет слов, чтобы передать наши чувства»
Я получила из Новороссийска газету, где под заголовком «Из забвения» написано о моем отце – Петре Андреевиче Катеневе.
От своего имени, от имени моей сестры и брата, а также от имени наших детей и внуков прошу передать через газету «Новороссийский рабочий» благодарность Георгию Арутюняну, который первый вспомнил нашего отца и Ивана Георгиевича Баннаяна. Очень благодарны журналистам «НР».
Конечно, документов и материалов о папе и Баннаяне мало. Палачи делали свое грязное дело, стараясь оставить поменьше документов, но это не удалось. Правда все равно рано или поздно, но обязательно восторжествует, это закон жизни.
Когда я хлопотала о реабилитации папы, я была в Москве в Военной коллегии и там узнала подробности. Арестовали папу 17 января 1937 года в поезде, когда он возвращался с XVII Всероссийского съезда Советов, и отвезли в Ростов-на-Дону, где он сидел до 7 июня 1937 года, а в июне, когда мама поехала передать передачу, ей сказали, что Катенев П. А. выслан на 10 лет без права переписки. Но это была ложь, его тогда же переслали в Москву и в Москве 18 сентября 1938 года расстреляли.
Посмертно папа реабилитирован 18 января 1958 года Военной коллегией Верховного Суда СССР, а 30 января 1961 года решением бюро Краснодарского крайкома КПСС восстановлен членом КПСС с 1919 года.
Что рассказать о своем отце?
Мне было девять лет, когда его арестовали. В памяти отец остался высоким, улыбающимся. Он очень любил нас, детей, на родительские собрания в школу всегда ходил сам или с мамой. А каждый выходной день с утра после завтрака в любую погоду ходил с нами гулять по городу. Мы видели, что у него всегда был блокнот с собой, и он время от времени его доставал и что-то записывал. И уже позже, когда мы стали взрослыми, папин заместитель, начальник горкомхоза Гончаров Яков Федорович, вернувшийся из ссылки и работавший в Ростове-на-Дону, много рассказывал нам об отце, и вот тогда-то я узнала, что он записывал – где что недоделано, где что нужно сделать, все видел своими глазами. Как вспоминал Яков Федорович: «Сам не отдыхал и другим не давал. Я спокойно купался в ванне только тогда, когда отец ваш уезжал или в Москву, или в Ростов».
Еще помню, как весной, летом и осенью каждое утро папа сам поливал газон с цветами у дома, еще и говорил, что так, как он, никто не польет. Помню субботник, в школе № 3 сажали деревья родители и учителя. Папа привез много деревьев, сам рыл ямки, сажал деревья, а я поливала их, и мне казалось, что самые лучшие ямки копал папа. Ушли мы с субботника самые последние, нас проводил директор, а в машине шофер Костя бурчал, что все еще час назад ушли, а папа смеялся и говорил: «Эх, Коста, зато какой парк у ребят при школе будет, вот увидишь».
Не удалось папе увидеть эти деревья высокими и пышными. Когда я была в Новороссийске в 1961 году, было лето, никого не было, я прошла к деревьям этим, они уже такие большие были, я гладила их стволы и тихо плакала. Сторож ничего не сказал, а постоял, потом тихо отошел и, уж когда я уходила, только спросил: «Сами сажали? Давно?»
Конечно, это трагедия. Папа, у которого все связано было с советской властью, которая дала ему все, и он всю свою энергию отдавал людям, делу и вдруг – «враг народа, диверсант». Мы никогда не верили в это. Дедушка наш, отец папы, всегда говорил: «Может, я не доживу, но вы обязательно доживете, увидите сами, что смоют грязь эту с отца, вы должны гордиться своим отцом и будете гордиться, всегда знайте, что он не враг, а дай бог побольше таких, как он». Жалко, что дедушка не дожил до папиной реабилитации, хорошо хоть был уверен, что рано или поздно, а папу оправдают.
Вот некоторые биографические данные о папе, выписанные мной из его личного дела.
Родился он в 1896 году в бедной крестьянской семье. Отец его был плотник, работал по найму, мать крестьянка. Окончил 2 класса сельской школы. С 8 лет начал работать. В 1917 году Катеневы ушли в красные партизаны. Потом отец служил в Красной Армии, с XI армией прошел астраханские степи, тогда же, в 1919 году, вступил в ряды Коммунистической партии, его поручителями были С. М. Киров и С. Орджоникидзе. В армии пробыл до 1922 года, занимая ответственные должности.
В 1922-24 г.г. был председателем Кавказского отдельского исполкома. С 1924-25 года – в Кубсельхозе, председателем ревизионной комиссии. В это же время учился в индустриальном техникуме.
В 1925-26 г.г. – председатель Северо-Кавказского Молочного союза в Ростове-на-Дону, в 1926-29 г.г. – председатель Сальского окружного исполкома, в 1929-30 г.г. – председатель Шахтинского окружного исполкома, в этот же период был членом ВЦИК. В 1930-31 г.г. отец – председатель Кубсоюза в Ростове-на-Дону, в 1931-33 г.г. – директор Зернотреста края.
В 1933 году он был снят с работы и повешен на «черную доску» как не выполнивший план хлебосдачи. Папа вызвал правительственную комиссию, чтобы та разобралась. После этого его сняли с «черной доски» и назначили уполнаркомсовхозов Северо-Кавказского края в г. Пятигорске. Отец категорически отказался туда поехать – причины этого мне неизвестны. После этого в 1934 году он был назначен председателем горсовета в Новороссийск.
С 1924 года П. А. Катенев был делегатом съездов Советов всех созывов. В 1936 году в декабре был делегатом VIII Чрезвычайного съезда Советов. Начиная с 1922 года до самого ареста все время учился, пополняя свое образование.
Дело папы находится в Центральном партархиве в г. Москве. Когда я хлопотала для мамы пенсию, в наш райком партии с фельдпочтой пришли документы папы из Москвы и там было написано, чтоб нас с мамой с ними ознакомили, мы были в райкоме и ознакомились с папиным личным делом.
Вот все, что знаю, помню. Мама моя умерла в 1981 году. У меня брат – кандидат наук, живет в Ессентуках, он писал в «НР». Сестра инженер-строитель, живет в Лиепае (Латв. ССР), я живу в Грузии, педагог, преподаю русский язык и литературу, награждена орденом Дружбы народов.
У папы три внучки, внук и семь правнуков. И дети наши. И внуки наши знают своего дедушку и прадедушку как настоящего коммуниста-ленинца, честного работника, с которого надо брать пример.
Нет слов благодарности, которые могли бы передать те чувства, которые волнуют нас, когда с признанием говорят о нашем отце и о других жертвах репрессий. Спасибо, что им всем вернули их честные имена, жаль, что не смогли они многого сделать, но они не виновны, что жизнь их так трагично оборвалась.
Н. Катенева
Постскриптум редакции: Нина Петровна прислала свое письмо из горда Агара Грузинской ССР. Улица, на которой она живет, носит имя Сталина. Горькая ирония судьбы…
Новороссийский рабочий, 24.11.1988
Долгое эхо 37-го
Цветы для председателя
Автор: Геннадий Куров