Вернулся из метро внук, и я подумала, что он там "первичный привыкательный этап" набоялся и захотел в уют. Тем более, как потом он рассказал: сидячих мест там уже не оказалось, то есть все эти часы он там то стоял, то ходил. Я бы чёкнулась.
С гордостью представила ему наше лежбище. Внуку досталась его собственная кровать, которую он тут же попытался выменять на диван, но не прокатило. Подростковая кровать меня плохо выдержит, из неё под моим весом все рёбра вылетят. И к тому же она в значительно более надёжном углу: с одной стороны полностью упиралась в длинную стену, с другой – в санузел, затем лифтовую и стену здания, ну и с боков – тоже между ним и улицей по две стены. То есть абсолютно защищена. А вот мой диванчик тоскливо наполовину выглядывал в зал, и смотрел на входную дверь, за которым была хлипкая дверца тамбура и окно подъезда. Я прям кожей ощущала эту ненадёжность, как будто это окно подъезда светило прямо на меня, а не находилось за двумя дверьми.
Первый вечер провела в ступоре: ни читать, ни писать, ни смотреть или слушать хоть что-то абсолютно не хотелось, и одновременно – абсолютно не скучно. Какое-то оцепенение, и почему-то не страшно. Потом сижу кручу кубик -рубик и вдруг понимание: когда я заново смешиваю цвета это же ровно то же что и когда одинокая грустная собачка сама подкидывает мячик чтобы бежать за ним, или там что им кидают… И так этот рубик ко мне как семечки привязался.
На завтра и очередей не будет, и магазины не откроются… И я опять "ждала", что вот-вот пойдут чёрной тенью колонны с чужими значками по нашей улице. И стало мне и чуднО, и удивительно, что вот нет их. Я же всегда хорошо помнила как было с Луганском, поэтому удивляло это меня очень сильно.
Вечером нам предложили прислать перевод по Вестерну, но всё, что мы уже могли, то только зачислить его на гривневую карточку. Наличку взять было негде, поэтому попросили прислать совсем немного, возможно их теперь и потратить будет сложно, то есть деньги просто зависнут. Зачем? Сейчас – только наличка.
Новое лицо жизни… Как это будет? Не известно. На сколько? Не известно. Что я могу сделать? Двигать мебель, закрывать окна, оборудовать из холла спальню, запасать воду, убирать стеклянное… Уходить "на матрасы"… Прерванный восемь лет назад дурной сон возвращался. Если сознание первично и мир существует только в воображении, то что ж оно такое стрёмное....
Новая реальность
На третий день вечером надела наушники и смотрела сериал "Инсомния" про больного психотерапевта, три серии подряд. Специально выбрала фильм побредовей, чтоб далеко не уходить от окружающего мира. Потом выбралась в реальность и как попала в дикий кошмарный сон. Сознание не принимало существующую действительность. Похоже на ощущение как вспомнишь кого-то, а потом – что ему уже не позвонить, его уже просто нет.
Или вот ещё наподобие, но с точностью до наоборот: смотришь супербоевик, сеанс окончен и ты выходишь из кинотеатра на будничную улицу. А тут из сериала выходишь и попадаешь в ирреальный супербоевик.
И я всё время думала: "Мама, слава Богу, что ты хоть до этого не дожила, ты ничего хорошего со дня своей кончины первого сентября 2020 не пропустила".
Короче, оборудовав из коридора под его несущими стенами спальню на две персоны мы поставили в середину журнальный столик и стали тихо ждать когда этот ад закончится. Но саунд был не утешительный, звуки только дополнялись, включались всё новые спецэффекты, уже и самолёты, и бомбы, и канонада, и градовый огнемёт. Было страшно, очень. Но интернет, электричество, тепло, вода – всё работало, и это как-то успокаивало. Мой ребёнок читал новости, переписывался, смеялся, улыбался и время короталось от канонады к канонаде достаточно спокойно.
Периодически при тревоге я спрашивала: "Может пойдёшь в метро?" Но внук категорически отказывался. Отвечал, что почти все его друзья сидят по домам, а у нас значительно более качественное укрытие, чем у других. Почему он решил, что у нас более качественное – я не знаю. В какой-то момент он робко спросил: "А что такое несущие стены?" Я объяснила. Было смешно, что я ему сто раз сказала про них, но он даже не знал, что это такое.
В конце третьего дня войны я поняла: "Они не войдут в Харьков. Тут всё просто: в Луганск вошли потому что этому не препятствовали. А в Харьков раз не захотели пускать, то уже всё – точно не пустят. А силой эту громадину не взять. Можно только ракетами разрушить, но чтоб по улицам им пойти – такого точно не будет ни-ког-да". Я сама дошла до этой мысли, она меня пронзила как великое откровение, и именно на третий день войны.
К своему удивлению я потом много раз убедилась, что не только я, а в принципе и весь мир, включая американского Президента, именно на третий день войны тоже понял: "Они не пройдут". И весь мир удивился этому не меньше меня. Именно тогда у меня возникла гордость за свою Армию. Хоть если бы пропустили, то и обстрелов с разрушениями бы не было, но стало бы бесконечно выморочно тихо, как в Луганске. И есть в этой тишине такое глобальное унижение, что нет в душе к тому согласия. Хоть подумаешь о погибших и … Где грань между допустимостями? Чья совесть выдержит сделать этот выбор? Как бы я выбрала, если бы ответственность лежала на мне? Пропустить их или гибнуть, но воевать?
Все эти годы с 2014 я с ненавистью слушала сколько в стремительно нищающей стране тратится на нашу армию. Я не понимала: "Зачем? Если они просто так сдают огромные города и регионы, то могут этим заниматься и без дополнительных расходов!" Но вот же оказалось, что что-то за эти годы очень поменялось в атмосфере. Когда перелом наступил я не знаю. Но вот она – дистанция в восемь лет. Это значит, что те, кто сейчас лейтенанты, то им в 2014 было по четырнадцать. Значит когда-то да и наступил наш глобальный ментальный перелом. Просто я провела эти годы в отрыве от общества… Кстати: совершенно ведь добровольно ушла в затворники.
Подруга из Крыма мне рассказала, что по телику показывают: "вот сейчас" бои уже идут в центре Харькова. Я очень удивилась, действительно около десяти машин в город рано утром прорвались, об этом были в Вайбере и Телеграме ролики. И теперь эти машины, как бездомные псы гоняют по чужим улицам, а горожане скидывают в социалку видосы где их теперь видели. Что такое десяток машин в таком гиганте как Харьков? К вечеру все эти машины были уже отловлены или брошены. А куда делись те, кто на них заехал в город – осталось мне не понятно: сводка по убитым и пленным не совпадала даже с минимальным предполагаемым мною количеством находящихся в этих машинах. От этого становилось дико страшно: "Они сейчас бесприютно голодные, холодные, с автоматами шарятся где-то по городу"
В этот вечер к нам в дверь тоже кто-то продолжительно звонил и дубасил, но мы естественно даже не пошевелились открыть, а свет в квартире кроме своего супер-холла мы и так держали выключенным. Хорошо, что тамбур длинный. Кто к нам ломился мы так никогда и не узнали.
На четвёртый день вокруг нашего жилья единственное, что работало – это метро, и то только як сховище.
Один знакомый россиянин сказал, что был очень занят своими делами и только сегодня узнал, что идёт война. Вот же чудодейственность Урюпинской Богоматери.
Зашла в Ок. там конечно очень не хватает свежей струи. Просто параллельная от человечества вселенная… Написала одному сильно обрадованному поэту – луганчанину комментарий, что он не только очень тупой, но и сильно злой, раз такому радуется. Хотела ещё написать, но лень стало. Закрыла эту дверь. Всё же троллить нужен отдельный темперамент.
На пятый день утрам в доме напротив открылась аптека, и в нее из выхода в метро выстраивалась цепочка. Я смотрела на эту очередь и помятуя 2014 думала: "Ужас! А если "прилетит"? Столько людей беззащитных сразу может снести. Они так в Луганске и гибли в очередях".
Внук периодически уточнял: "На сколько дней у нас хватает еды?" Мы вроде бы не голодали, а его вот беспокоил этот вопрос. Я всё время отвечала, что на пару недель точно есть. А с учётом варианта "мука плюс вода", то и добрый месяц просидеть можно спокойно. Только у нас электропечь, и если не будет света, то конечно станет резко хуже. Придётся перейти к варианту "всем подъездом у костра", опять как луганчане в 2014 жили. Но знакомая и тут меня успокоила: у них в соседнем доме – газ, и я смогу у неё готовить. Это только в наших башнях – шестнадцатиэтажках электропечки.
В интернете стали публиковать данные: какие гастрономы во сколько по утрам будут работать, и внук засобирался туда с приятелем. Я категорически запретила, потому что адрес ближайшего магазина – дальше километра, всё время где-то стреляли, два рослых парня – потенциальная мишень для приставаний каких- нибудь самоназначенных патрулей, и не было абсолютно никакой необходимости – пока еда есть. Я даже сладкие печеньки ему каждый день делала, чтоб не страдал без лакомств. Сказала, что раз уж так надо в гастроном, то – ладно, я сама и пойду. Тогда он тоже запретил мне выходить. Кончилось тем, что он выслал другу свой список необходимого, а я при мысли, что буду кого-то всуе напрягать, со своей стороны сказала: "Спасибо, ни в чём не нуждаюсь".
На следующий день ближе к обеду "по списку" принесли: двухлитровая фанта, печеньки, чипсы… При чём принёс не друг, а его отец! То есть и того пацана родители не выпустили шляться под обстрелами. Правильно не выпустили! Ведь взрослые более осмысленны и скорее осознают и вовремя укроются при обстреле. Мне было очень неудобно: не юный человек по простреливаемой площади таскает нам такую тяжесть, все эти чипсы с колой, как будто это медикаменты какие-то.
Потом нам вдруг предложили принять в дар килограммовый кусок мяса и немного овощей. Это уже был гостинец от родителей другого одноклассника. Внук прямо выступил как снабженец – организатор. Эта семья дружно в полном составе и с собакой просидев весь первый день войны в метро, на второй спешно уехала в деревеньку далеко за город, а продукты, кошка и свинка временно остались в квартире. Гостинец выдала нам в пакете их соседка. Я ещё подумала: "Ей может быть завидно: она за их кошкой ухаживает, а они другим людям мясо раздают".
Стёкла
На седьмой день завизжало особенно близко и раздался звон стекол, много звона… Осколки снежным вихрем влетали к нам в коридор, как раз туда, где для их приёма и был установлен огромный матрас. Ребёнок повёл себя именно как от него и могло ожидаться – полностью неадекватно – попытался немедленно выглянуть что там происходит. Как я на него заорала! И он засунулся обратно в свой угол. А ведь я ему сто раз рассказывала, что убежищем является далеко не вся квартира – открытая всему миру одноподъездная башня – шестнадцатиэтажка, а только конкретный угол в холле.
Откуда-то раздался крик: "Помогите!"
Как сложно стало что-то скрыть. Не хочется же родных пугать, вот постреляли нам окна и мы решили пока маме не рассказывать. Сидим в коридоре, даже ещё не засунули головы в комнаты, чтоб оценить масштаб разрушения, как нам прилетает в телеграме видос с пожаром на верхних этажах шестнадцатиэтажки, с озабоченным вопросом: "Это не у нас?"
Что можно ответить не отступая от истины? Я сформулировала:
– Не исключено.
Этот долбаный Телеграм работает быстрее, чем человек по комнатам ходит. Зато инерция мышления – извечный человеческий тормоз. Нам по окнам побили, а я сижу и думаю: "Нас же опять ругать будут, что как нас дома ни оставь, то вечно такой раскордаш устраиваем… Вот теперь вообще стёкла побиты…"
Через время в наступившей тишине я собралась с духом и выглянула. В обоих детских выбило стёкла. Много стёкол на лоджиях и в комнатах. Окна у нас были достаточно новые, высокого уровня, но это помогло частично: выбило в каждом окне по одному стеклу из двойных, то есть не насквозь на улицу. И только в погнувшейся балконной двери пробоина оказалась сквозной. На лоджиях, конечно, всё было разбито насквозь, а в пластмассе балконной рамы зияли сквозные отверстия. Что уже там летело – я не знаю.
В комнатах я замела, а на балконы даже не выходила. Зачем? Зачем мне нужны балконы? Куда мне выходить? Куда я дену эти стёкла? Кто и зачем мне будет это всё сейчас стеклить? Тем более, что огромные невыпавшие куски угрожающе свисали и могли свалиться на голову в любой момент. Их бы тоже теперь достать надо. Но как? Или не трогать? Да, лучше пока ничего не трогать.
Кстати/ не кстати, но стёкла вынесло по всем этажам нашего стояка, от шестнадцатого до самого низа.
Напротив за окнами накрыло человека то ли осколками стёкол, вывалившихся из огромного витринного окна парикмахерской, то ли просто осколками. К нему быстро прибежали люди. В соседнем здании был пожар – горело из двух окон: шестнадцатый и пятнадцатый этаж. Присланный нам в Телеграме видос оказался про это. Пожарные машины пришли моментально и всё быстро погасили, но тем квартирам это вряд ли уже помогло.
Время – в районе одиннадцати утра… Второе марта. Ровно неделю войны мы выдержали.
К моему подростку после этого происшествия начало приходить осознание реальности постоянно присутствующей опасности. Я это видела по ставшей периодически налетать на его лицо тени. Вот он сидит уткнувшись в смартфон, что-то кнопает, а потом поднимает голову, как после пощёчины, и потусторонним голосом: "Давай уедем".
Усугубляла ситуация с его друзьями, шесть дней почти все сидели по своим квартирам, даже не выходили в убежища, и только один с семьёй уехал в глухую деревню между Харьковом и Сумами, а второй с мамой и сестрой – сразу спустился в метро, но он жил немного не в нашем районе, а скорее уже на Северной Салтовке. Плюс – эта семья длительно находилася в войну 2014 – 2015 в Антраците, то есть уже была очень квалифицированная семья экспертов по идентификации саунда.
Засобирались
Так вот, второго марта все вдруг одновременно засобирались уезжать, при чём кто куда… И мы узнали, что появились эвакуационные поезда. Раньше я смотрела в расписание и там было всё по билетам, которые я не очень понимала как купить и денег на них не было. А тут стали появляться бесплатные рейсы. И мы почти решились тоже уехать, но было некуда.
Дальше произошло непонятное чудо: мне по вайберу скинули икону с молитвой, чтоб я разослала и всё как обычно, с припиской "вот увидите, что произойдёт в течении девяти минут. Мне помогло моментально".
Я перекинула её всем своим приятелям и вдруг ребёнок произносит: ""Я нашёл куда ехать". Мне показалось, что я ослышалась. Но он объяснил, что у него есть друг, который живёт на границе с Польшей, и тот сказал, что у них есть место, где остановиться, и его родители не возражают. Чудо? Абсолютно! Никогда не слышала про этого друга.
Но ещё одно чудо произошло за день до этого, когда мне внезапно зачислилась на счёт пенсия (по сроку она должна была прийти только пятого), а денег у нас – повторяю – почти не было, хоть мы и не просили нам их прислать.
И мы начали искать как добраться до вокзала – десять км. Я спрашивала знакомых, есть ли у них знакомый водитель, потому что было страшно садиться в незнакомую машину. Ясно же, что если люди едут в эвакуацию, то естественно забирают с собой всё ценное. На сайте в приложении вызова такси ребёнок нашёл только вариант, чтоб кому-то прислали две тысячи грн и тогда он приедет. Пришлось объяснять, что именно так выглядят кидалы. И я расстанусь с деньгами не раньше, чем увижу вокзал. Больше никто не ответил вовсе. И мы заснули, всё равно в шесть вечера начинался комендантский час.
Ночью бомбили. Я лежала и сверяла свои ощущения с рассказами мамы, которая мне описывала как в детстве месяц жила в огромной бомбовой воронке на Холодной Горе (район Харькова). В воронках люди сидели потому что по поверью два раза в одно место бомба не прилетает. Там тогда был частный сектор и сады, в которые они выползали собирать себе еду – яблоки. Мать мне рассказывала, что гружённый бомбами самолёт гудит совсем не так, как отбомбившийся порожний, и отдельно – про звуки бомбёжек. Я смогла убедиться, что мама и в этом была права, как и во всем остальном в моей жизни. Гудят они – суки гружённые и пустые действительно по разному. А от звука падающей бомбы всё внутри опадает и ты как будто в воронку невесомости "буммм" проваливаешься, как в преисподнюю, и пол под тобой вместе со всем зданием резонирует с этими "буммм".
На следующее утро рассматривалось три рабочих варианта добраться до вокзала: пешком, пешком по путям метро, продолжать искать такси. И ещё дополнительный – перейти ночевать в метро.
Мы начали, взяли вещи и спустились в метро. Там уже было устоявшееся лежбище, вся станция в покрывалах, матрацах, подушках, куча собак, котов в контейнерах… Люди прилежались, как-то решили свои проблемы с питанием. Где и в каком виде там сортир я не смотрела. Но от этого скопления во мне зашевелился природный страх то ли толпы то ли мышеловки. Конечно, метро – это не замкнутое пространство и воздух по тоннелям метро как-то расходится. Но всё равно мне было жутко, может быть от сюрреалистичности открывшейся картины. Тем более я последние восемь лет провела в почти полном одиночестве.
Здешние правила состояли в том, что в три часа дня метро закрывалось на вход/ выход, так как являло собой полнейшую переполненность. И – да, там легче сносить бомбёжки – попросту почти ничего не слышно, сидишь как под ватным толстым одеялом.
Мы подошли к старшей по станции и спросили можно ли пройти по путям к вокзалу. Она ответила, что вчера так было можно – одна группа действительно отправилась, а сегодня – нет. Мы постояли и пошли домой за матрасом, внук решил провести тут ночь.