Я поднялся, ответил учтиво:
– Спасибо, глерд. Вы очень любезны.
В коридоре охраняющие дверь гвардейцы сделали вид, что меня не заметили вообще, что значит, к Курту приходят не просто выпить и посидеть, сплетничая о женщинах, а хватает и таких, кого лучше не знать и не видеть.
Глава 9
В своей комнате я попытался чем-то заняться, но ничего не лезет в голову, разве что сел за стол и начал создавать вина и лакомства, что исчезают раньше, чем успеваю протянуть руку.
Выдохся быстро, но вообразил в ладони рукоять пистолета, тут же туда опустилось холодное и тяжелое, правда, через пару минут пистолет исчез, но пара минут – это же вечность, бокал вина осушил бы и за пару секунд, но, увы, пока могу создавать на доли секунды…
Слегка разочарованный, покинул комнату, гвардейцы в коридоре не сдвинулись, но проводили меня взглядами, я же здесь нечто вроде чуда заморского, хоть и без перьев, а есть ли чешуя, под одеждой не видно.
В дальнем конце коридора появилась женщина, свет падает со спины, лицо не разглядеть, но он же слегка просвечивает длинное до пола платье, фигура угадывается просто изумительная, а когда мы сблизились, рассмотрел и лицо, и верх платья с низким вырезом, там приподнимаются два белоснежных полушария, которые никогда не видело ни одно из солнц, размер как раз тот, что в одной ладони не поместится, а двух многовато…
«Чем ближе к теплому морю, – подумал я, – тем нравы свободнее». Возможно, строгие нравы северных народов объясняются холодами, что заставляют не расставаться с плотными одеждами, а религия и этические нормы просто подверстаны, чтобы объяснить и закрепить эти нормы выживания.
Она рассматривала меня без всякого стеснения, странное сочетание умного взгляда серьезных глаз и достаточно свободной одежды, когда вижу каждый изгиб фигуры, а они у нее еще те, ладони зачесались от желания ухватить, помять, потискать.
– Глерд Юджин, – произнесла она ясным, но очень женственным голосом, – догадываюсь по вашему виду, что вам некуда себя деть…
– Ох, глердесса…
– Грегория, – подсказала она, – глердесса Грегория. Вот дверь моих апартаментов, заходите, переведите дух…
– Спасибо, – сказал я ошарашенно, – это как бы весьма… хоть и несколько…
Она сама распахнула передо мной дверь, жест не служанки, а хозяйки, у которой ожидаемый гость. Я перешагнул порог в чистую светлую комнату, просторную, но с множеством мебели вдоль стен и цветами на столах, тумбочках и в больших ящиках.
Даже на столе цветы, довольно милые, но не срезанные, а растут из крохотных ярко расписанных ваз, украшенных драгоценными камнями.
По ее жесту я опустился в кресло, она обошла стол, давая возможность полюбоваться ее статной зрелой фигурой, и остановилась напротив, словно колеблясь, не сесть ли мне на колени без всяких прелюдий.
– Глердесса, – проговорил я, – вы одна из фрейлин…
Не дождавшись наглого приглашения сесть на мои колени, она тоже опустилась в кресло напротив, на губах проступила грустная улыбка.
– Да, но сейчас я здесь одна. После смерти королевы все ее фрейлины разъехались по домам. Только Шуя и Тимерлия, мои подруги, еще иногда навещают… Я теперь без обязанностей, потому лишь иногда выполняю некоторые повеления Его Величества или просьбы его секретаря Курта.
Я поинтересовался:
– И на этот раз?
Она наклонила голову.
– Да, сообщил, вам до вечера нечем заняться, а отлучаться не станете, потому я могла бы помочь вам скоротать время.
– Спасибо, – сказал я.
Она что-то уловила в моем тоне еще, тут же добавила быстро:
– Но мне самой, как и любому человеку во дворце, вы крайне… интересны, глерд!.. Ваша загадочность, таинственность, король вас ценит, хотя вы появились недавно…
– Женское любопытство, – сказал я, – да, это в тему.
– Что изволите, – спросила она, – вино, жаркое или сразу сладкое?
– Сладкое, – ответил я и посмотрел на нее прямо. – Сразу.
Ее щек коснулся нежный румянец, я не отрывал взгляда, и румянец растекся жаркой волной, воспламенил кожу вверх вплоть до скул, а вниз сполз до шеи.
– Глерд, – произнесла она с неловкостью, – вы уверены, что прибыли из северных стран?
– Не уверен, – ответил я честно. – Путь наш часто бывает тернист, извилист и нелегок, хотя частенько сами усложняем без надобности. А вы как думаете?
Я нарочито не сводил с нее взгляда, наслаждаясь редким зрелищем, когда женщина краснеет вот так отчаянно, хотя вроде бы не девочка уже, но в этом мире мужчины да и женщины тоже говорят только о высоком, монументальном и чистом, а то, что умеют делать точно так же куры и кролики, должно происходить ночью в полной темноте и только под мужское сопение.
– Глерд, – произнесла она, не зная, куда от стыда прятать глаза, – вы очень откровенны… вы отвратительно откровенны… Разве так можно?
– Щас проверим, – пообещал я и, поднявшись, рывком выдернул ее из кресла.
Я дитя иной эпохи, бесстыдно откровенной, хотя на самом деле никакого бесстыдства не вижу в том, что можно вот так удобно дожидаться нужного мне вечера, возлежа в роскошной постели и чавкая брызгающими сладким соком фруктами.
На столике возле ложа за это время каким-то чудом, а то и в самом деле с помощью магии, появился снежно-белый торт, нет разделения на основу и толстый слой крема, красиво, наверху тесно прижались одна к другой отборные ягоды черники, ежевики и малины, свежие и сочные.
Грегория, перехватив мой взгляд, прикрылась одеялом, прямо из постели, изящно изогнувшись и показывая красивую линию спины, разрезала его на части.
Я наблюдал с удовольствием, наконец она вытащила самый большой кусок и подала мне прямо в руки, минуя тарелочку.
С обеих сторон в боках изящного клина видны разрезанные ягоды, те же черника, ежевика и малина, нож ни одну не смял, остро разрезал. Я сразу подумал, что если бы такой же остроты здесь оказались бы мечи, то… заморились бы точить, один удар о металл доспеха сразу превратит такой меч в простую полосу железа.
Несмотря на торт, Грегория дважды вставала из постели, всякий раз одеваясь с головы до ног, только для того, чтобы перенести еще лакомства с дальнего стола, а потом просила отвернуться, а когда я лениво начинал смотреть в сторону, поспешно сбрасывала одежду и шмыгала под одеяло, натягивая его до подбородка.
Она послушно отвечала насчет советников короля, охраны, военачальников, взаимоотношений, дворцовых интриг и склок, в этой области она, как настоящая женщина, знает все, а насчет экономики я, понятно, не заикался, такого слова не знают здесь даже мужчины.
Вообще-то это редчайший случай в моей жизни с того момента, как Рундельштотт сумел, когда я вот так просто лежу и ничего не делаю, раньше заполнил бы какой-то беготней по неотложным и самым неотложным.
– Вы так внимательно слушаете, глерд, – произнесла она тихим голоском.
– Я вообще внимательный человек, – сообщил я. – Во всех смыслах.
Она сразу покраснела, сказала почти шепотом:
– Но при дворе вас не видно… Или теперь будете чаще?
– Вряд ли, – ответил я честно. – Однако эти интриги сказываются и на жизни королевства, потому интересуюсь.
– Значит, все-таки…