Ричард Длинные Руки – ландлорд

Ракушка скрылась, Яргард опомнился, пинками и руганью разогнал матросов по кораблю, пора поднимать паруса, только я, замерев, смотрел ей вслед. Есть ли там люди? Или же сопит и трудится одна автоматика?

На корабле несколько тесных каморок, одна из них моя. Я вошел, пригибаясь, огляделся. Одна-единственная лавка, она же койка, и, что удивило, откидной столик, как в самолетах высокого класса, только побольше. Насколько помню, в эти времена такие столики не водились. Понятно, позаимствовали с Юга…

Сердце бьется часто и взволнованно, не нахожу себе места. Сверху через тонкие доски доносятся крики и команды, стук сапог и деловой шум.

Я шагнул к лавке, сердце едва слышно трепыхнулось в радостном предчувствии. Я вздрогнул от кончиков ушей до пят, огляделся, воздух затрещал, как при сильнейшем электрическом разряде. В двух шагах возникла шаровая молния. Ее трясло и дергало, но выдержала напор хаоса и разрослась в плазменную фигуру человека.

Я отступил, инстинктивно прикрываясь ладонью, но огонь не жжет, на чистый свет первого дня творения можно смотреть во все глаза, не щурясь. Фигура укрупнилась, характерный размах плеч и могучие руки, только лицо осталось сгустком огня без намека на глаза и рот.

Голос прозвучал сильный и мощный:

– Ричард… король Барбаросса смертельно болен…

– Тертуллиан! – вырвалось у меня радостное. – Ты все-таки сумел!

– Это сумел ты, – донеслось из сгустка огня. – Твой дух…

Треск разрядом заглушил, фигура деформировалась, силы космоса стремятся разрушить упорядоченную структуру, вернуть в стандартную шаровую молнию. Искаженный помехами голос прозвучал громко и отчетливо:

– Помоги… ему…

Я помотал головой.

– Прости, корабль уже отчаливает.

– Это… нуж…

– Нет, – сказал я резко.

– Тысячи людей умрут… монастыри будут разрушены… Сгорит… а Тьма… восторжествует…

Голос оборвался, фигура уменьшилась до шаровой молнии, а та с жутким треском взорвалась. Меня швырнуло на переборку, в голове грохот и боль во всем теле, я в испуге залечил в себе все ушибы и поднялся. Во рту соленый привкус, но даже кожа на костяшках пальцев уже под лохмотьями содранной розовая, чистая.

На языке остались слова, что я так долго шел к Югу, что он уже по ту сторону океана, что ничто меня не сдвинет и не остановит…

Пес поднял голову и смотрел выжидающе. Я зло и отвратительно выругался, потом еще и еще раз, но злость и бессильная тоска не уходили и не рассасывались, а чувствовать себя говном, ох, как не хочется, это другим могу казаться орлом, но себе цену знаю.

И все равно я плыву на Юг, сказал я себе резко. Всех не наспасаешься. Да пошли они все на хрен, я и о себе должен подумать. В конце концов я чего-то стою, так что не надо мне о высших ценностях. Сейчас каждый за себя, один Бог за всех…

На лавке в поле бокового зрения возникла фигура. Я торопливо повернулся, в глаза бросилось знакомое удлиненное и с заостренными чертами лицо, красивый излом бровей и насмешливо прищуренные глаза.

На этот раз он в красивом темно-зеленом камзоле, скромном и со вкусом отделанном на воротнике золотом, единственное украшение. Я пялил на него глаза, еще не придя в себя от появления Тертуллиана, а Сатана мягко улыбнулся.

– Вы всякий раз так удивляетесь, сэр Ричард!.. А ведь это вы меня призвали. Как и все предыдущие разы. И хотите, чтобы я сказал вам простую и понятную истину: в мире везде несчастья, везде проливают слезы сироты и вдовы, везде несправедливость… Сэр Ричард, вам не поспеть везде! Да вы и сами это понимаете. Гм, понимали…

Я вскрикнул в бешенстве, но уже на самого себя, на свою дурость:

– Знаю! Но там умирает Барбаросса!

Он хмыкнул:

– Король… Не потому ли спешите?

В его черных, как бездны космоса, зрачках зажегся огонек интереса. Я огрызнулся:

– Мне от него ничего не надо! Но он лучше многих… Потому не бросаюсь помогать всем-всем обиженным на свете, да хрен с ними, их слишком много, но Барбаросса намного лучше… и достойнее. Я не мать Тереза, чтобы ринуться в Африку каких-то там бушменов или готтентотов лечить от запора. Да, буду помогать только своим друзьям! А еще и тем, кого считаю очень хорошими людьми… да и то, если делать больше ни фига не надо. Я же демократ!

Он напомнил с непривычной ранее резкостью в голосе:

– Вы уже на палубе корабля. Капитан подгадал к мистралю, это такой ветер, что понесет вас через океан по прямой, не нужно даже галсами… Такая удача выпадает редко! Пребывание на Юге даст вам больше, чем десять таких королей, как Барбаросса!

Я оскалил зубы в невеселой усмешке превосходства.

– Я слышал, что все ваши расчеты абсолютно верны. И что никогда не ошибаетесь.

– Да, – отрезал он настороженно, – и к чему это?

– Теперь знаю, – сказал я без злобы, но с той же ноткой превосходства, – где вы все-таки ошибаетесь.

Он ответил резко:

– Я никогда не ошибаюсь. Никогда!

Я покачал головой.

– Нет, вы всегда знаете, как поступить правильно. А это не одно и то же.

– Это значит, – сказал он уже спокойнее, – что ошибаюсь не я, а вы, люди. Но вы сами видите, сэр Ричард, что ошибаются все меньше и меньше. Иначе не поднимались бы по дороге прогресса.

Я развел руками.

– Да, тут мне крыть нечем… Эй, Зайчик!

Над головой послышался топот, я почти видел, как огромный черный конь появился около двери так резко, словно и стоял там.

Сатана спросил с сомнением:

– Я все еще не верю, что вы способны на такую дурость.

– Я человек, – ответил я гордо. – А человек способен еще и не на такую!

Я торопливо поднялся по лесенке на палубу. Зайчик похож на демона из ада, грива развевается, глаза горят багровым огнем. Тут же появился Пес, пасть распахнута во всю ширь, клыки блестят, длинные и загнутые, как у саблезубого тигра. Я вставил ногу в стремя, за моей спиной капитан вскрикнул пораженно:

– Сэр Ричард! Что случилось?

Я поднялся в седло и, приподнявшись в стременах, заорал зло:

– Смотрите на меня! Смотрите все! Второго такого дурака увидите не скоро!