Ричард Длинные Руки – маркиз

Она возразила живо:

– А мне отец говорил, что мы наиболее откровенны перед лекарями и портнихами! А они, согласитесь, из самого простого круга…

Старый козел, который похож на Бернарда Шоу, захлопал в ладоши.

– Браво, леди Элизабет, – сказал он козлиным голосом. – Лорд Водемон повержен.

Водемон поклонился и развел руками.

– Признаю, лорд Шуй, логика леди Элизабет неопровержима. Я даже начинаю побаиваться, а вдруг она… тьфу-тьфу!.. умна?

Леди Элизабет улыбнулась мне, а Водемону ответила с живостью:

– И вообще я устала позировать! Быть естественной очень трудная поза – долго не выдержишь! Я удивляюсь, как герцогиня Ценцелла выдержала, когда рисовали ее портрет!

Лорд Шуй проговорил еще более козлиным голосом:

– Говорят, она все еще любит своего мужа! И он, можете себе представить, все еще… ха-ха, любит ее и даже верен ей!

– Бред, – сказал Гаррос уверенно.

Водемон фыркнул:

– Человека, который всю жизнь любит одну женщину, следует отправить к врачу, а может, и на виселицу.

Лорд Шуй улыбнулся, как мог бы улыбнуться старый козел, что все еще оглядывается вслед молодым козочкам.

– Возможно, – произнес он совсем козлиным голосом, – это сам герцог Гендель и распространяет такие слухи. Я как раз слышал, что он весьма близок с Ксантой, женой герцога Маргуйского. Встречи их крайне тайные, так что вы уж не подвергайте сомнению его верность жене… ха-ха!

Эйсейбио спросил заинтересованно:

– Я слышал, они сейчас в Майенне?

– Вы слышали верно, – проблеял лорд Шуй и по-козлиному посмотрел на леди Элизабет.

– Значит… – произнес Эйсейбио задумчиво, – она сейчас скучает?.. Прекрасно! Ничто так не украшает женщину, как временное отсутствие мужа. У меня есть пара свежих анекдотов про любовников, я подкатился бы к ней с этими историями, а потом сразу про ее грудь, она ею явно гордится, раз так выставляет на обозрение…

– Постарайтесь расшевелить ее, – посоветовал лорд Шуй деловито. – Чем угодно. Там, где не подыгрывает любовь или ненависть, женщина играет посредственно, и с нею скоро становится скучно.

На меня посматривали, ожидая, когда же я раскрою рот, я подумал, что и в самом деле надо бы что-то вякнуть, поинтересовался:

– А какой смысл волочиться за леди Ксантой, если она замужем? Лучше уж за вот теми ледями, видите?.. Одна, судя по прическе, еще не замужем, другая – уже вдова…

Эйсейбио сказал мне наставительно:

– Если женщина принадлежит другому, она в пять раз желаннее, чем та, которую можно заполучить, – старинное правило.

Лорд Шуй скабрезно улыбнулся и сказал вполголоса:

– Знатоки говорят, что леди Ксанта весьма искусна. Ее имитация любви стоит больше, чем непритворная любовь многих женщин. Она очень-очень хороша!.. Все предпочитают жить со страстной женщиной, чем со скучной. Правда, страстных иногда душат, но редко бросают.

Я выглядел озадаченным, Эйсейбио пояснил мне с усмешкой:

– Маркиз, очень многие предпочитают репутацию прелюбодея репутации провинциала. Вы единственный оказались с настолько толстой кожей, что даже не стыдитесь своего провинциализма.

– А что стыдиться? – спросил я. – Человек не выбирает, где родиться. Родиться провинциалом, как и дураком, не стыдно, стыдно умирать дураком. Да и жить, гм… вообще-то…

Они помолчали, морды озадаченные, вроде бы мысль умная, но совсем не салонная, а если не салонная, то ерунда. Эйсейбио это понял первым, просветлел лицом и зашептал:

– Берегитесь, сэр Ричард! Сюда идет баронесса Генриэтта. Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины.

В зал вошла роскошно одетая и вообще роскошная женщина, ослепляя мир огромным полуоткрытым бюстом. Я еще издали прикипел к нему взглядом, хотя, как говорят правила этикета, женщине нужно смотреть в глаза и делать вид, что внимательно слушаешь ее восхитительный лепет.

Ее полушария буквально разрывают декольте, я сразу же представил, как было бы здорово, если бы это случилось, и она, перехватив мой взгляд, все поняла по моему лицу и победно улыбнулась. Демонстрация высокого бюста, такого налитого и просящегося в мужские ладони – результат умения портнихи и самой хозяйки расположить правильно и носить умело, так что мой взгляд – это как проголосовавший в пользу ее хозяйки один из спортивных судей.

Конечно же, женщина, которая носит вот так грудь, сама открыта миру, щедра, добра и распространяет вокруг себя приятную ауру, что поднимает всем мужчинам тонус.

Лорд Водемон прошептал мне на ухо:

– Он прав, баронесса идет в самом деле в нашу сторону…

– Чем она примечательна?

– Самая феерическая любовница, – пояснил Водемон. – После смерти барона ей достались владения в Шатле, Вигноре и Бюльневилле. А так как барон был бездетным, то и все триста тысяч гульденов теперь в ее полном распоряжении. За ее внимание сражаются все мужчины двора!

– Так куда же вы удираете?

Он сказал опасливо:

– У нее больно острый язычок…

Все наше общество поспешно сдвинулось в сторону. Я понял так, что леди Элизабет то ли не желает с нею делиться воздыхателями, то ли спасает их от острого язычка баронессы. А она в самом деле направлялась к нам, стройная, с высокой прической, укрытой прозрачным платком, что вроде бы и закрывает пристойно волосы, но в то же время рассмотреть их не составляет труда, ну, стринги некой неназываемой эпохи. Глаза ее блестели любопытством, а платье с низким вырезом едва держится на узких оголенных плечах.

– Маркиз! – вскрикнула она звонким щебечущим голосом. – Говорят, вы осадили самого Бульвилля…

Я пробормотал:

– Ах, леди…

– Леди Генриэтта, – прощебетала она и подвигала плечами, чтобы платье опустилось ниже. Мои глаза тут же скосились на выпирающую, как подходящее тесто, грудь. – Маркиз, вы обязательно расскажите, как вы это сделали…

– Гм, – ответил я осторожно, – вряд ли это для таких нежных ухов молодой девушки… Может быть, я вам что-нить галантное про поручика Ржевского…

Она отмахнулась.

– Да в жопу эту галантность! Я не целомудренная девушка, а вдова барона Вигнора, молодая и очень даже живая вдова, маркиз, имейте это в виду… Я насиделась взаперти в замужестве, теперь жажду веселья и прочих интересных встреч!

– Я скучный человек, – заверил я и попытался заглянуть в ее вырез глубже, вот уже показались края бледно-розовых кружков. – Ох, какой я ску-у-у-чный… Вот щас прям совсем ниче не соображаю.