Меня подтолкнули и почти потащили к распахнутым дверям джипа. Я дал себя втолкнуть на заднее сиденье почти в объятия здоровенного мужика, с виду циркового борца, зато руки помощников Гаврилюка на плечах и локтях исчезли, я сосредоточился, в ладонях тяжело и весомо возникли рукояти пистолетов.
Первый сдвоенный выстрел в этого громилу, и, тут же развернувшись, открыл стрельбу по Гаврилюку и его бодигардам.
Все трое пытались под градом тяжелых пуль поймать меня в прицелы автоматов, но я стрелял и стрелял, не давая им шанса, и они наконец распростерлись, раскинув руки и глядя в небо безжизненными глазами.
Я подбежал к Гаврилюку, ему я нарочито прострелил обе руки и пару пуль всадил в живот, сейчас стонет и как червяк извивается от дикой боли, я отыскал в поясе ампулу обезболивающего и всадил ему в шею.
Он почти сразу задышал ровнее, я спросил быстро:
– Почему?
Он сказал стонуще:
– Я же сказал, Влада нельзя было не заподозрить, ты это знал, не прикидывайся.
– Из-за чего?
Он огрызнулся:
– Если он с нами, почему молчит, как освободился?.. Может быть, в сговоре с ГРУ?.. Двойной агент?
Я пробормотал:
– Да, я сам засомневался. Из такой тюрьмы выбраться непросто. Может быть, вытащили люди ФСБ? Или ГРУ?..
– Потому я и велел проследить за ним, – ответил он хриплым голосом. – А как иначе?..
– А когда схватили его, то решили заодно взять и меня?.. Для очной ставки?
– Ты тоже слишком уж не наш, – сказал он. – Что-то в тебе есть такое… Даже не знаю.
– Ладно, – сказал я, – а где сейчас твой схваченный дружок?
– Я хочу сдаться полиции, – ответил он.
Я ответил со вздохом:
– Как человек закона, я обязан вызвать наряд…
Он смотрел угрюмо и с недоверием, а я достал смартфон.
– Алло, Мариэтта?.. О, вижу по карте, ты почти рядом, как и надлежит полицейской женщине!.. Давай сюда, здесь была перестрелка. Один ранен, нуждается в помощи, хочет сдаться полиции…
В ответ прозвучало настолько громкое, что в лесопарковой тиши наверняка услышал и Гаврилюк:
– Через четыре минуты буду.
Сунув смартфон в карман, я спросил требовательно:
– Ну?
Он сказал замедленно:
– Его увезли на конспиративную квартиру в Козихинском переулке…
– В Козихинском? – переспросил я. – Не Козицком?.. Лохи постоянно путают!
– Точно, – ответил он слабо, – а дом…
Вдали прозвучала сирена полицейского автомобиля, вскоре за кустами сверкнул проблеск мигалки. Автомобиль, топча зелень, выметнулся на лужайку.
Распахнулись правая и левая двери, разом выметнулись легкая фигура Мариэтты и тяжелая туша сержанта Синенко, в один голос заорали:
– Лежать!.. Стоять!.. Руки за голову!.. Лечь на землю! Лицом вниз, стреляю!
Я сказал Гаврилюку шепотом:
– Дом!.. Говори номер дома!
Он ехидно улыбнулся, обманул, сейчас его отвезут в поликлинику, хороший уход под охраной гарантирован, он в безопасности, а дальше будет видно…
– Дурак, – сказал я, наклоняясь совсем близко к его лицу. – А пулю в лоб не хочешь? Или… во лбу?
Он улыбнулся еще ехиднее, но вдруг дернулся, глаза полезли на лоб. Я поднялся, отряхнул ладони.
– Иду себе, никого не трогаю…
Синенко выкрикнул радостно:
– А трупы, трупы где?
Я вяло отмахнулся.
– Там… вот за тем автомобилем.
Он вздохнул с облегчением:
– А-а-а, слава богу, а то я уже думал, не заболел ли… Они там друг друга перестреляли, верно? Ни с того ни с сего?
– Откуда я знаю? – возразил я. – Может, у них серьезные терки насчет политического курса Швеции! За это вообще убить мало.
– Швеции? А это что за страна?
– Вот-вот, – сказал я, – никто не знает.
– А эти просто перестреляли?
– Точно, – подтвердил я. – Почему люди такие злые?..