Однако не сумел я
Всё рассмотреть и взвесить в нужный час.
Да и не мог…
К чему теперь признанья,
Иль оправданья, трусости под стать.
Я в это утро сохранил сознанье —
Тогда ещё не мог другим я стать.
Я утонул в грязи…
Но грязь была снаружи.
Внутри я был таким, каким и должен быть,
И оправданья вовсе мне не нужны,
Хоть ваше мнение хотел бы изменить.
Хотел бы…
Только личные желанья
Я подчинил другому до конца.
И в исступленье своего незнанья
Не бросьте камень в грешного отца.
Пускай их бросит дедушка и люди,
И даже мать обиду сохранит,
Но вашего суда я признавать не буду,
Да и не вам меня судить.
Знал только я, какой я шёл дорогой.
И гнал я жизнь – строптивого коня.
Но ты мои пути, пожалуйста, не пробуй
И не бери за образец меня.
Мой милый друг, когда зовёт дорога, —
Желанья своего не торопи.
Остановись!
Подумай у порога!
Потом уже его переступи.
Но вот ты вышел утренней порою
В открытый мир…
Куда тебе идти?
Где, за какой диковинной горою
Таится то, что должен ты найти?
И под какой неведомой горою
Зарыт твой клад, лежит твоя судьба?
Гора грозиться будет:
– Не открою!
А ты – открой!
Да здравствует борьба!
Да выпадет тебе большая драка
Ещё в начале твоего пути.
Долины света, коридоры мрака —
Всё должен ты увидеть и пройти.
Иди всегда с товарищами вместе,
Один ты не пройдёшь в такую даль.
И пуще смерти бойся всякой лести:
Льстецу весь мир отдать тебе не жаль!
А попроси его, когда придётся,
Помочь тебе – он льда зимой не даст,
И тут же снова в чувствах поклянётся,
А через пять минут тебя продаст.
Нет, нужен друг заветный, настоящий,
Такой, что за горою видит цель,
Как тот на корабле, вперёдсмотрящий,
Чтоб кораблю не угрожала мель…
Любовь моя!
Когда смотрю в те годы…
Ты научила зоркости меня.
Я все свои закаты и восходы
У твоего заимствовал огня.
Как много раз любовь меня спасала,
Чтоб я в себе души не запятнал,
От слабодушья, от свиного сала,
Которым я порою зарастал.
Она меня великому учила.
Прошла со мной почти весь белый свет,
По морю шла – и ног не замочила,
Шла по огню – не почернела, нет!
Она была то радостью, то болью,
То маленькой бывала, то большой,
То раны мне солила ржавой солью,
То всё прощала с лёгкою душой.
Любовь! Любовь!
А что это такое —
Любовь?
Но только правду мне ответь,
Чего в ней больше: слёз или покоя?
И что с ней делать: плакать или петь?
Я иногда любовью шёл, как лесом.
То в эту гнулся сторону, то в ту.
А сколько раз бывал я Ахиллесом,
Безжалостно ужаленным в пяту.
А мне тогда казалось, что вот это
И есть любовь.
Единственная.
Та.
Но осыпались листья пустоцвета,
И оставалась в сердце пустота.