Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

– Она сказала мне, что вы признались ей в любви!..

И тут славная старушка расхохоталась, обнажая все свои прекрасно сохранившиеся зубы. Рауль покраснел до ушей и встал, испытывая ужасные муки.

– Куда это вы собрались? Садитесь же. Вы думаете, что можете меня вот так оставить? Вы рассердились на меня за мой смех, и я прошу у вас прощения. В конце концов, вы вовсе не виноваты в том, что случилось. Вы же не знали… Вы молоды… и вы думали, что Кристина свободна…

– Кристина помолвлена? – сдавленным голосом спросил несчастный Рауль.

– Да нет! Но вы же знаете, что Кристина не может выйти замуж, даже если бы захотела!

– Как! Но я ничего об этом не знаю! А почему она не может выйти замуж?

– Из-за гения музыки!..

– Опять он…

– Да, он ей это запрещает!

– Он ей запрещает! Гений музыки запрещает ей выходить замуж!..

Рауль навис над матушкой Валериус, выдвинув вперед челюсть, как будто он собирался ее укусить. Он никогда еще на нее так свирепо не смотрел. Иногда бывает, что чрезмерная наивность становится просто ужасной и вызывает ненависть. Рауль находил, что госпожа Валериус чрезмерно наивна.

Она не подозревала об ужасных взглядах, которые бросал на нее Рауль, и продолжала самым естественным тоном:

– О! Он запрещает ей это… не запрещая. Он просто говорит ей, что, если она выйдет замуж, она его больше не услышит! Вот и все… да, что он навсегда исчезнет. Так что вы понимаете, она не хочет отпускать его, это вполне естественно.

– Да-да, – со вздохом согласился Рауль, – это вполне естественно.

– Кстати, я полагала, что Кристина вам все это рассказала, когда вы встретились в Перросе, – она ездила туда со своим «добрым гением».

– Ха! Она ездила туда с «добрым гением»?

– То есть он назначил ей там встречу, на кладбище у могилы Даэ. Он обещал сыграть «Воскрешение Лазаря» на скрипке ее отца!

Рауль де Шаньи поднялся и властным тоном произнес эти решительные слова:

– Мадам, вы скажете мне, где живет этот «гений»!

Старую женщину, казалось, нисколько не удивил этот нескромный вопрос. Она подняла глаза и ответила:

– На небе!

Это простодушие просто сбило Рауля с толку. Такая простая и абсолютная вера в гения, который каждый вечер спускается с неба, чтобы посетить артистические комнаты певцов Оперы, заставляла его чувствовать себя дураком.

Теперь Рауль начал понимать, в каком состоянии духа должна пребывать девушка, воспитанная суеверным деревенским скрипачом, с одной стороны, и славной дамой «ясновидящей» – с другой. Он задрожал при мысли о возможных последствиях такого воспитания.

– Кристина – честная девушка? – не удержавшись, спросил Рауль.

– Клянусь спасением! – воскликнула старушка, которая на этот раз, казалось, была оскорблена. – И если вы в этом сомневаетесь, месье, я не знаю, что вы здесь делаете!

Рауль начал срывать перчатки с рук.

– И давно она познакомилась с этим «гением»?

– Около трех месяцев назад… Да, как раз три месяца назад он начал давать ей уроки!

Виконт простер руки в отчаянном жесте и бессильно уронил их.

– «Гений» дает ей уроки! И где же?

– Сейчас, когда она уехала с ним, я не смогу вам этого сказать, но еще две недели назад уроки происходили в гримерной Кристины. Здесь это было бы невозможно, эта квартира слишком мала – их бы слышал весь дом. А в Опере в восемь утра нет никого, кто мог бы их потревожить! Понимаете?

– Понимаю! Я понимаю! – воскликнул виконт и поспешно простился с матушкой Валериус, которая a parte[6 - Про себя (ит.).] подумала, не свихнулся ли, часом, виконт.

Проходя через гостиную, Рауль нос к носу столкнулся с горничной и одно мгновение даже думал ее расспросить, но вдруг ему показалось, что на ее губах проскользнула легкая улыбка. Он подумал, что горничная над ним насмехается. Он убежал. Ведь он уже достаточно узнал, не так ли? Он ведь хотел просто справиться о Кристине, чего же ему еще желать? Он добрался до дома брата пешком, будучи уже в совершенно плачевном состоянии.

Ему хотелось как-то себя наказать, биться лбом о стену! Это же надо было – поверить в такую чистоту и невинность! А он еще пытался так наивно все это объяснить, какое простодушие! Гений музыки! Теперь Рауль знал, кто он такой! Он видел его! Без сомнения, это был какой-нибудь ужасный тенор, смазливый мальчик с умным выражением лица! Рауль думал о том, как он смешон и несчастен. «Ах, какой презренный, маленький, глупый и ничего собой не представляющий человек этот господин виконт де Шаньи! – яростно думал он. – А Кристина – такая смелая дьявольская бестия!»

Тем не менее прогулка пошла ему на пользу и несколько остудила его воспаленное воображение. Войдя в свою комнату, Рауль хотел броситься на кровать и зарыдать, но его брат был рядом с ним, и он кинулся ему на грудь, как ребенок. Граф по-отечески его утешил, не спрашивая объяснений; к тому же Рауль не особенно жаждал рассказать историю о гении музыки. Если есть вещи, которыми не стоит хвалиться, то есть и такие, из-за которых унизительно умолять о жалости.

Граф повел брата ужинать в кабаре. Горе Рауля было слишком недавним, и, возможно, в тот вечер он отклонил бы любые предложения, если бы граф, чтобы его убедить, не сообщил Раулю, что даму, занимающую все его мысли, накануне видели на одной из аллей Булонского леса в весьма приятной компании. Сначала виконт не хотел вовсе этому верить, но ему были рассказаны такие подробности, что он не решился больше протестовать. В конце концов, это самая что ни на есть обыкновенная история. Ее видели в экипаже, стекло которого было опущено. Она глубоко вдыхала леденящий ночной воздух; светила великолепная луна. Ее легко узнали; что же до ее компаньона, он был едва различим в полутьме кареты, ехавшей «шагом» по пустынной аллее за трибунами Лоншана.

Рауль оделся, обуреваемый бешенством, и уже был готов, чтобы забыть свою печаль, броситься, как говорят, в «водоворот удовольствий». Увы! Он был невесел и рано покинул графа. Таким образом, около десяти вечера он очутился в карете, двигавшейся вдоль трибун Лоншана.

Был собачий холод. Пустынную дорогу освещала луна. Виконт приказал кучеру терпеливо ждать его на боковой аллее и, стараясь остаться незамеченным, стал слегка пританцовывать, чтобы согреться.

Он предавался этому упражнению меньше получаса, когда показалась карета; свернув на аллею, она медленно поехала в его сторону.

Рауль сразу же подумал: она! И его сердце забилось, так же как в тот вечер, когда он услышал мужской голос за дверью ее гримерной… Боже, как он любил ее!

Карета все приближалась. Рауль ждал, не двигаясь с места. Если это она, Рауль решил броситься наперерез и остановить лошадей. Он хотел объясниться с Ангелом Музыки, чего бы ему это ни стоило!

Еще несколько метров – и карета с ним поравняется. Рауль абсолютно не сомневался, что это Кристина. Внутри кареты виднелось женское лицо. Луна осветила его.

– Кристина!

Святое имя его любви вырвалось из его сердца, он не смог его сдержать! Этот крик в ночи будто стал тем сигналом, которого ждала карета, чтобы совершить бешеный рывок вперед. Экипаж так быстро проехал мимо Рауля, что тот не успел привести свой план в исполнение. Стекло дверцы поднялось, а женское лицо исчезло. Рауль побежал было за экипажем, но он быстро стал просто черной точкой на заснеженной дороге.

Он еще раз позвал ее: «Кристина!» Ответа не было. Он остановился посреди молчания ночи.

Отчаянным взглядом Рауль окинул небо, звезды… ударил кулаком свою пылающую грудь: он любил и не был любим!

Он угрюмо смотрел на пустынную холодную дорогу, которую окутывала мертвенно-бледная ночь. Но ничто не было мертвее и холоднее его сердца: он полюбил ангела, а презирал женщину!

Рауль, какую шутку сыграла с тобой эта маленькая фея Севера! К чему обладать таким свежим цветом лица, лбом, всегда готовым покрыться розовой краской целомудрия, если можно ночью очутиться в роскошном экипаже в обществе таинственного любовника? Должны же быть какие-то границы лицемерия и обмана, ведь нельзя иметь глаза ясные, как у ребенка, а душу как у куртизанки?

…Она проехала, не ответив на его призыв…

Почему он встал на ее пути?