Гумус
Леа внушала невольное уважение. Худенькая, с бледным нестареющим лицом, словно нарисованным на плоскости и похожем на лик Богородицы на византийских иконах, она говорила мягким, почти неслышным голосом, взывающим к тишине. Единственным украшением Леи была татуировка в виде римской цифры пять – на шее, у линии роста волос. Салим утверждал, что это раздвоенный язык змеи, чье тело извивалось между лопатками Леи и скользило вниз по спине к ягодицам. Жители горячо спорили относительно этой гипотезы, по поводу которой у каждого имелось свое личное твердое мнение.
Артур не мог не относиться к Лее с долей скептицизма. В силу своего образования, интеллекта и научного склада ума он был склонен считать, что натуропатия – это чистой воды шарлатанство. Тем не менее он упрекал себя в излишней предвзятости и допускал, что ошибается. Он знал, как далеко ушла западная агрономия от истинного знания, и не исключал, что то же самое могло произойти и с медициной. В конце концов, лекарства, выпускаемые фармацевтическими компаниями, возможно, были не чем иным, как плохим удобрением.
Увидев торжествующего Артура, Мария достала из холодильника несколько банок.
– За мой счет! – радостно объявила она, выставляя пиво на стол.
Как обычно, вместе с джинсами Мария надела традиционный румынский жилет с яркой вышивкой. Ее грудь вздымалась от каждого шага, суля утешение.
– Первая травка, – мечтательно произнес Матье. – Это называется атава. Какое сладкое слово, давно я его не слышал.
– Это энергия, которая возвращается, – добавила Леа.
Артур оживленно кивнул. В эти первые месяцы в Сен-Фирмине он чувствовал себя заново рожденным. Секс с Анной, до недавнего времени робкий и основанный больше на любопытстве, чем на страсти, вдруг приобрел откровенно плотский (и экстравагантный) характер. Анна ненасытно взывала к Артуру, а он подчинялся ее самым удивительным фантазиям, превращаясь в секс-игрушку в человеческом обличье, и делал это с удовольствием, гордясь тем, что вновь сумел довести партнершу до оргазма. Удовлетворенное желание погружало его в состояние безмятежности и позволяло спокойно воспринимать все трудности, проволочки и потери. Как ни странно, но, воплощая в жизнь свой проект по восстановлению почв, Артур стал меньше озабочен будущим планеты. В деревне она казалась не такой уж и изуродованной. Во всяком случае, ее вполне можно было спасти.
Вопреки своим опасениям, в Сен-Фирмине Артур нашел настоящих друзей, общение с которыми строилось не по принципу «ты мне – я тебе», как это принято у горожан, а на основе посильной бескорыстной помощи. Артур очень нуждался в советах, будь то выбор стройматериалов, починка инвентаря или подготовка к посеву, и получал их сполна, в особенности от Луи и Матье. Никогда раньше ему не приходилось прилагать столько интеллектуальных усилий, черпать знания из самых разных областей и без конца учиться.
Он совсем не скучал. Даже Кевин, который звонил не реже раза в неделю и рассказывал о своем бизнесе и банковских кредитах, казался ему таким далеким.
– На самом деле, – изрек Салим, – они немного похожи на нас.
– Кто? – не понял Артур.
– Ну, твои черви. Ты ведь затеял все ради них, правда?
– Да, это так. Но все-таки, в отличие от червей, у нас есть руки и ноги.
Мария рассмеялась. Она вернулась к кассе, чтобы обслужить клиента, но продолжала следить за разговором.
– Я серьезно, – продолжал Салим. – Вот скажи мне: кто работает в этой стране?
– Уж точно не ты! – хмыкнул Матье.
– Шутишь, я целый месяц собирал яблоки в Калиньи!
– Ага, один месяц яблок – два года пособия по безработице.
– Можно подумать, ты не получаешь субсидии Евросоюза!
– Это разные вещи. Если бы мы могли продавать свою продукцию по адекватной цене, мы бы не нуждались в субсидиях Евросоюза. Это поддержка потребителя, а не производителя.
– В любом случае, ты – обычный правый урод, – потерял терпение Салим.
– Да, и горжусь этим.
Матье не скрывал, что голосует попеременно то за правых, то за ультраправых. Он просто хотел, чтобы ему разрешили продавать свои сыры, не кормили тунеядцев за счет его налогов и вообще оставили в покое. Но власти продолжали изводить его. Главное управление по конкуренции, защите прав потребителей и борьбе с мошенничеством донимало его по поводу маркировки товаров, Окружной отдел по работе с населением заставлял заполнять бессмысленные и бесконечные отчеты о «соблюдении всех необходимых норм в отношении продуктов питания», а инспекторы Единой сельскохозяйственной комиссии Евросоюза лезли считать поголовье его овец. В прошлом году они устроили скандал из-за того, что на овце, родившейся с атрофированными ушами, не оказалось идентификационной бирки, предписанной нормативными актами.
– У нее нет ушей, куда мне цеплять бирку?!
– Не знаем, но это нарушение.
Матье не чувствовал себя в безопасности даже в собственном доме. Местное Бюро технической инвентаризации не разрешило ему сделать два дополнительных окна на втором этаже уже упомянутой, отремонтированной своими руками пристройки. «В таком случае, – хладнокровно объявил он своей собеседнице из БТИ (и по совместительству постоянной покупательнице у него на ферме), – передайте своему начальству, что мне плевать на их решения». Матье сам изготовил оконные рамы из сосны, имевшейся у него в закромах и устойчивой к гниению, а совершенно новенькие стеклопакеты купил в Кане у строителей, по-тихому приторговывающих излишками. За пару дней, пока стояла хорошая погода, он таким образом установил оба окна. Дама из БТИ как ни в чем не бывало продолжала покупать у него сыр, стараясь не поднимать глаза выше первого этажа. После этого случая политические взгляды Матье стали еще более радикальными. Он в жизни не прочитал ни одной листовки «Национального объединения»[17], ему было глубоко плевать на растущий поток иммигрантов, но он без колебаний отдал свой голос тем, кто, по его представлениям, способен был «вытащить нас из этого кромешного ада». Его ненависть к бюрократии, терроризирующей население, вмешивающейся во все дела и трусливо поджимающей хвост, как только кто-то скажет «баста», перевешивала прочие соображения. Тех же, кто извлекал из сложившейся ситуации какую-либо выгоду, Матье без лишних слов записывал в коллаборационисты.
– Хватит вам! – вмешалась Мария, которой не хотелось лишний раз слушать один и тот же спор.
– Я имел в виду, – продолжал Салим, – что мы, как и черви, живем под землей. Мечемся туда-сюда, ползаем по своим узеньким галереям, подбираем упавшие крошки. Никому не мешаем, не привлекаем к себе внимания. Другие топчут нас, не замечая. И мы даже не держим на них зла.
– А кто такие эти другие? – поинтересовалась Леа.
– Ну не знаю, те, у кого постоянные контракты, кто ездит в супермаркет по выходным. Кто живет в городе и сидит в стеклянном офисе. И еще те, которые по телевизору указывают нам, как и о чем мы должны думать. Все эти люди прогуливаются на свободе и произносят красивые фразы. Они думают, что без них Земля перестанет вращаться. Но на самом деле без нас они подохнут с голоду.
Артур слушал молча. Он знал, что способен блеснуть словцом, но не хотел давать себе воли. Боялся, что его сочтут за умника. Никем он не дорожил так сильно, как своими новыми друзьями, которые никогда не спрашивали его о профессии его родителей или о том, какой вуз он окончил. Он обосновался в Сен-Фирмине, ремонтировал старую ферму, затеял довольно странное дело с дождевыми червями: дальше этого никто не лез.
– Ты правду говоришь, – задумчиво произнесла Леа. – Я лечу их, Матье кормит, Мария улаживает их делишки, а ты предоставляешь им свои рабочие руки. Возможно, они нас презирают. Но это мы делаем их среду обитания пригодной для жизни.
– Мы все – дождевые черви! – воскликнул Салим.
– Да ради бога, – согласился Матье.
Они дружно звякнули банками.
– И я! – присоединилась к ним Мария.
– Однажды, – не унимался Салим, – мы все вместе выползем из-под земли, обглодаем их маленькие аккуратные садики, обчистим их шкафы, заползем в их спальни. Чего нам бояться? Нас больше, мы сильнее. Представляю себе их брезгливые лица. «Ах, неужели там внизу кто-то живет?» О да! Это мы! Посмотрите на нас! Сотни лет мы ишачили под землей, а теперь пришли получить то, что нам причитается.
Салим повернулся к окну. Вдали лучи заходящего солнца подсвечивали скалы.
– Ну вот, опять ты за свое, – устало протянул Матье. – Меня не смущает, что я дождевой червь, но, пожалуйста, не просите меня выбираться на поверхность. Я останусь в своем дерьме.
VI
Когда-то Кевин клялся, что ноги его тут больше не будет, но вот он снова здесь – на плато Сакле, всего в нескольких километрах от АгроПариТех. Из окна автобуса он видел гигантские культиваторы, разъезжающие по полям и выравнивающие землю, подготавливая ее к зимовке. Еще одна нелепая попытка реанимировать истощенную почву. Это же как мертвому припарки. В любом случае, рано или поздно ее зальют бетоном. Внимание Кевина привлекло скопление прямоугольных зданий, выглядевших так же приветливо, как склады на территории промзоны. В небе развевались синие флаги его нового отечества – Высшей коммерческой школы.
Кевин поступил сюда на годовую магистерскую программу. Поскольку продавать вермикомпостеры с места в карьер не вышло, он решил приобрести то, без чего невозможно запустить ни один бизнес: деловой имидж, соответствующий словарный запас и полезные связи. И подал заявку на программу Master of Science | Entrepreneur, где юноши и девушки из хороших семей учились притворяться предпринимателями, используя в качестве заклинаний нужные термины на великом английском языке. Во время вступительного собеседования Кевину удалось, не дрогнув ни единым мускулом лица, доказать, что дождевые черви способны изменить мир. Затем, благодаря магическому словосочетанию «выходец из малообеспеченной семьи», он смог выбить стипендию, покрывающую плату за обучение и жилье в общежитии. Ему потребуется лишь скромный потребительский кредит на прочие расходы.
– Master of Science, какое убожество! – фыркнул Артур в трубку.
– Ты прав. Но что я могу сделать? Я в тупике. Всем плевать на моих червей. У меня нет денег даже платить за комнату.
– Вышка как место, чтобы переночевать. Небанальное решение, брат.
Кевина задели эти слова. Как будто у него не было права поступать по-своему!
– Думаешь, мне нравится торчать среди этих персонажей? Мама с папой заплатили тридцать тысяч, и детишки возомнили себя гениями. Половина парней в костюмах, девчонки на каблуках, как будто на дворе восьмидесятые. Все суперзажатые, закомплексованные. А когда они пытаются расслабиться на вечеринке, то начинают блевать где попало.
– Тебе нужно приехать в Сен-Фирмин. Здесь червей ждут с распростертыми объятиями.
– Мы уже сто раз говорили об этом.
– Да, но я так и не понял твою позицию.
– Это не мое, вот и все.
По правде говоря, Кевин искренне недоумевал, зачем его друг тратит силы на два гектара земли, которые никогда ничего не родят. Он по-прежнему был уверен, что эта бредовая идея заглохнет сама собой и Артур вернется в Париж. А пока ему, Кевину, было чем заняться. Чем именно? Трудно сказать. Чем-нибудь. Ничем определенным. Он искал не славы, и уж точно не богатства. Но в голове у него постоянно присутствовало смутное желание жить на полную катушку. Что ж поделать, если для этого ему приходится учиться в магистратуре Высшей коммерческой школы.
* * *Поэтому Кевин безропотно посещал занятия по бухучету, розничной торговле, деловым переговорам и управлению данными. Каждый день приглашенные (и высокооплачиваемые) лекторы рассказывали студентам о последних достижениях: нейросетевых чат-ботах, горизонтальной системе управления компаниями и современных формах акционерного общества. Все новое, что появлялось в мире, присваивалось бизнесом. И, если верить преподавателям, Вышка была местом, где выращивали праведников, готовых на все ради помощи ближнему и спасения планеты.
Учебный год был поделен на четыре фазы, одна нелепее другой. Learning Phase: запуск стартапа. Testing Phase: разработка проекта. Fastening Phase: гибкие навыки. Launching Phase: развитие и рост. Однокурсники Кевина на полном серьезе обсуждали все это, а сам он не мог понять: то ли они просто прикидываются, что верят в эту чушь, то ли и правда каждый вечер, ложась спать, думают о своих софтскиллах. И неужели директриса магистратуры, дама с безупречной прической, в самом деле полагала, что (как она объявила студентам в первый же день) этот год обучения «направлен на активную трансформацию личности через обучение и посредством практического и методологического содействия», в то время как вся ее искусно составленная программа имела единственную цель: чтобы деньги по-прежнему текли в одни и те же руки? Наверное, подобные вопросы задавали себе послушники, вступавшие в монашеские ордены, чтобы не умереть от голода: действительно ли молящийся рядом собрат верит в триединство Бога – Отца, Сына и Святого Духа? Время шло, люди продолжали имитировать действия друг друга, и эти вопросы испарились сами собой. То, что начиналось как легкое коллективное лицемерие, в конце концов превратилось в основу сокровенных истин.
Ночами Кевин все чаще оставался один. Как будто его сила притяжения, которая всегда казалась ему такой естественной, внезапно исчезла. Его безмятежной красоты было уже недостаточно. В Вышке пары формировались в соответствии с неосознанными, но тем не менее эффективными матримониальными стратегиями, зависящими от карьерных планов и интересов каждого. В этом партнерстве, в которое превратилась любовь, Кевину нечего было предложить. Он не возражал против вынужденного воздержания, но его вечера на плато Сакле стали долгими и однообразными.
Несмотря на услышанные от Артура предостережения, иногда Кевин обнаруживал, что лекции ему интересны. По мере того, как капитализм обретал человеческое лицо, облик выпускников бизнес-школ становился менее пугающим. Кроме того, изучая особенности функционирования рынка и капитала, Кевин понял, что эта система едва ли поддается критике. Как объяснял преподаватель макроэкономики, единственный, кого Кевин по-настоящему уважал, «суть капитализма заключается в том, чтобы приводить мир в движение, позволяя новым идеям находить старые деньги». Кевин не видел ничего плохого в подобном определении. При таком подходе идея «устойчивого развития», которую яро поносили его сокурсники из АгроПариТех, уже не казалась ему столь бредовой. Если исправление ошибок обходится так дорого, почему бы в первую очередь не обратиться за финансовой поддержкой к тем, кто их совершил?
С научным руководителем, к сожалению, Кевину повезло меньше. Господин Вламинк – круглый и упругий, как мячик, шестидесятилетний человек – называл себя «экспертом в области стратегического планирования и управления изменениями». Его миссия состояла в том, чтобы убеждать директоров компаний, что они устарели, и предлагать им абсолютно другие, современные методы работы. Он неотрывно просматривал конференции TED Talks, чтобы не пропустить ни одной новой идеи в зародыше. Экономические потрясения, технологическая сингулярность, экологический коллапс – в своих презентациях он делал акцент на то, что волновало умы, сначала с энтузиазмом рассказывая о растущих возможностях deep learning,
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Экономическая концепция, обосновывающая необходимость постоянного увеличения производства. – Здесь и далее прим. переводчика.
2
Цитата из драмы Виктора Гюго «Рюи Блаз», пер. с фр. Т. Щепкиной-Куперник.
3
Французский мыслитель XIX века, анархист, автор многотомного произведения «Земля и люди».
4
Американский мыслитель XIX века, известный книгой «Уолден, или Жизнь в лесу» и эссе «Гражданское неповиновение».
5
Малонаселенный исторический регион центральной Франции, известный своими животноводческими фермами.
6
Социальные сети Facebook и Instagram принадлежат корпорации Meta, которая запрещена и признана экстремистской организацией в РФ. – Прим. ред.
7
Термин, которым Аристотель обозначал науку об обогащении, получении прибыли и накоплении капитала.
8
Философский термин, введенный Аристотелем и означающий умение принимать этически верные решения в конкретных жизненных ситуациях.
9
Цитата из произведения «Характеры, или Нравы нынешнего века», пер. с фр. Э. Линецкой и Ю. Корнеева.
10
Фр. jobard – дурачок, простофиля.
11
Фр. bobo, сокращ. от bourgeois-bohème («богемная буржуазия») – уничижительный термин, обозначающий класс обеспеченных и образованных горожан, как правило, придерживающихся левых взглядов и обеспокоенных состоянием окружающей среды.
12
Один из героев «Человеческой комедии» Оноре де Бальзака; в современном французском языке «Растиньяк» стало нарицательным именем, означающим удачливого выскочку.
13
Фр. bocage – характерный для Нормандии тип культурного ландшафта, где пастбища, поля и луга окружены рядами деревьев или кустарников, также называемыми лесопосадками, лесополосой или полеском.
14
Тонкий пластик, используемый в европейском мебельном производстве середины XX века.
15
Американский историк и философ XX века, автор книги «Структура научных революций» (1962).
16
«Международное движение ЛГБТ» признано экстремистским и запрещено в РФ. – Прим. ред.
17
Фр. Rassemblement national – правопопулистская политическая партия во Франции, выступающая против объединенной Европы и за ужесточение иммиграционной политики.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
