Агнес из Сорренто. Впервые на русском!

Глава 8. Молодой человек

Поразителен контраст в итальянском быту между условиями жизни на улице и дома. Снаружи всё цветёт, сияет и пахнет; внутри – сыро, темно и грязно. За исключением ухоженных дворцов богачей, жилища в Италии напоминают скорее берлоги, чем дома; при одном взгляде на них посторонний наблюдатель тотчас же понимает, почему эти энергичные и красивые люди проводят почти всю свою жизнь на открытом воздухе.

Невозможно представить себе ничего более похожего на рай, чем вечер в Сорренто. Солнце только что зашло, но в воздухе ещё струится рассеянное сияние, бросающее нежную радугу на поверхность моря. В широкой багряной полосе восходит месяц; он всё ещё низко над горизонтом, и его серебристый серп тоже кажется слегка розоватым. Рыбаки забрасывают сети; над золотисто-фиолетовой водой разносится их весёлое пение, а каждый всплеск весла, каждое движение лодки рассыпается по воде кругами сверкающих искр.

Волшебное свечение вечера окрашивает в розовый оттенок и старую каменную статую святого Антония.

В такой вечер все молодые жители Сорренто собираются поболтать на старом римском мосту, соединяющим обе стороны ущелья. Они праздно заглядывают в тенистые глубины пропасти, разговаривают и флиртуют друг с другом, как заведено на свете испокон веков.

Джульетта выделяется среди девушек своей красотой и самоуверенностью. Её чёрные как вороново крыло расчёсаны и отполированы до блеска, а наряд выгодно подчёркивает фигуру. Огромные жемчужные серьги поблёскивают, когда она качает головой; в середине каждой сверкает по изумруду. Итальянской крестьянке внешность выбирает Провидение, но серьги она обязана раздобыть сама, – ибо что за жизнь без серег? Огромные жемчужные серьги женщин Сорренто передаются из поколения в поколение; их складывают жемчужина за жемчужиной, и каждая оценивается в заработок нескольких лет.

Джульетта родилась в этот мир, как говорится, с золотой ложкой во рту: огромные жемчужные серьги ей оставила по наследству бабушка, трудолюбивая и энергичная женщина. Удачливой кокетке оставалось только демонстрировать всем своё сокровище, что она охотно и делала.

Этим вечером Джульетта проводила вечер в сопровождении высокого, изящно одетого молодого человека в шляпе с пером и красной накидке. Похоже, он был очарован своей спутницей, его большие тёмные глаза следили за каждым её движением. Она же то весело и доверчиво поддерживала с ним разговор, то вдруг переставала обращать внимание и делала вид, что уходит: ей доставляло удовольствие наблюдать, как каждый раз он бросался вслед за ней.

– Джульетта, – сказал, наконец, молодой человек, когда они оказались вдвоём у края моста; его голос звучал необычайно серьёзно, – завтра мне придётся уехать.

– И какое это имеет ко мне отношение? – сказала Джульетта равнодушным голосом, бросая на него кокетливый взгляд из-под длинных ресниц.

– Жестокая! ты же знаешь…

– Чепуха, Петро! я ничего о тебе не знаю, – перебила она, хотя её прекрасные глаза говорили обратное.

– Ты поедешь со мной?

– Что ты сейчас сказал?! Мы едва знакомы, а ты предлагаешь мне следовать за тобой на край света? Помилуй, как далеко до твоей лачуги?

– Всего два дня пути, Джульетта, и ты поедешь верхом.

– Благодарю Вас, сэр, Вы очень любезны! – я и не собиралась идти пешком. Но, честно говоря, Петро, я не думаю, что это подходящее место для приличной девушки.

– У нас живут только порядочные женщины, Джульетта, а у всех наших мужчин есть семьи. Даже наш хозяин уже выбрал себе невесту, если я не ошибаюсь.

– Кого? маленькую Агнес? – засмеялась Джульетта. – Ему понадобиться очень много удачи, чтобы её заполучить. Бабушка стережёт её как старый дракон и не выпускает из виду ни на секунду.

– Хозяин знает, как добиться своего, – сказал Петро. – Допустим, мы могли бы похитить их обеих посреди ночи, и никто бы даже не догадался. Но он хочет, чтобы девушка пришла к нему по доброй воле. Во всяком случае, завтра он отсылает нас в горы, а сам остаётся здесь ещё на несколько дней.

– Знаешь что, Петро? Вы не лучше турков или каких-нибудь других дикарей. Как ты смеешь так рассуждать о похищении девушки! А что будет, если у вас там кто-нибудь заболеет или умрёт? Что тогда будет с его душой!

– Что ты говоришь, Джульетта! У нас есть священники. Мы все очень набожны и никогда не выходим из дому, не произнеся молитву. Мадонна – добрая мать, она прикрывает глаза на грехи таких хороших сыновей, как мы. Во всей Италии нет места, где у неё было бы больше свечей, и колец, и браслетов, и всего, чего только может пожелать себе женщина. Каждый раз, возвращаясь домой, мы привозим ей какой-нибудь подарок. Все наши женщины тоже одеваются как принцессы, и делать им ничего не нужно с утра до вечера. Ну что, поедешь со мной?

Пока они так разговаривали на мосту, наслаждаясь красотой вечера, совсем другой разговор шёл на постоялом дворе Альберго делла Торре, в одном тех тёмных и сырых помещений, о которых мы уже упоминали. В грязной комнате, где каменный пол, казалось, не подозревал о существовании метлы, сидел наш знакомый из первой главы, так часто упоминаемый в связи с Агнес. Его благородный вид образованного светского человека разительно контрастировал с неряшеством и убогостью комнаты, как будто драгоценный бриллиант, выброшенный в грязь.

Он сидел у открытого окна, подперев голову рукой и глубоко задумавшись, когда открылась дверь, и на пороге показался мужчина почтенного возраста.

– Что ты хотел, Паоло? – спросил находившийся в комнате, вздрагивая от неожиданности.

– Милорд, все наши уезжают сегодня ночью.

– Отлично, пускай едут, – нетерпеливо сказал его молодой человек. – Я присоединюсь через несколько дней.

– Ах, милорд, позвольте Вас предостеречь! Зачем Вам рисковать, задерживаясь здесь? Вас могут узнать, и тогда…

– Ничего мне не грозит, – отмахнулся тот.

– Простите, милорд, но я обещал моей дорогой хозяйке, Вашей матери, на её смертном одре…

– …никогда не давать мне покоя, – сказал его хозяин с досадой в голосе, но улыбнулся. – Говори, Паоло. Я знаю, что тебя не остановить, если ты что-то надумал.

– Видите ли, милорд, эта девушка, – я навёл справки, и все в один голос говорят, что она набожна и скромна, – так вот, она – единственная внучка бедной старой женщины. Разве великому потомку древнего рода пристало обижать крестьянку?

– Кто собирается её обижать? «Потомок древнего рода»! – повторил молодой человек с горьким смехом. – Ты смеёшься надо мной, Паоло! Я нищий изгнанник, лишённый всего – титула, наследства, владений! Неужели я пал так низко, что недостоин посвататься даже к бедной крестьянке?

– Милорд, Вы не в состоянии ничего предложить крестьянке, а потому Ваш интерес к ней может обернуться только её позором. Вы – наследник семьи Сарелли, которая восходит своими корнями к самой Римской империи!

– И что мне пользы с того, что моя семья «которая восходит своими корнями к самой Римской империи»? Мой род искоренён как сорняки, выброшенные на полуденное солнце. Что мне осталось, кроме гор и моего меча? Нет, Паоло: я, Агостино Сарелли, наследник древнего рода не собираюсь позорить набожную и скромную девушку, разве что она посчитала бы позором стать моей женой.

– Тогда остаётся ждать помощи только от святых! Милорд! в своё время наш дом был породнён с королевской кровью. Я могу напомнить Вам, как Иоахим VI…

– Послушай, мой дорогой Паоло, избавь меня от очередной лекции по истории. Дело в том, дружище, что в мире всё идёт вкривь и вкось, всё перевернулось вверх ногами и неизвестно, чего ещё ждать. Благородные семьи разорены и уничтожены, наши земли опустошены, а Чезаре Борджиа свирепствует на них, как дикий кабан.

– О милорд, – сказал старый слуга дрожащим голосом, – времена, действительно, тяжкие. Говорят, что Его Святейшество отлучил нас всех от церкви. Анзельмо вчера услышал это в Неаполе.

– Отлучил? – повторил молодой человек с нескрываемым презрением. – Отлучил! Очень на это надеюсь! Каждый порядочный человек в этой стране должен молиться Святой Деве, чтобы это развратный, лживый, извращенный человек со своей свитой убийц отлучил его от своей церкви! Боюсь, что в наши времена отлучение – это единственная надежда попасть в рай!

– О дорогой хозяин, – воскликнул старик, падая на колени, – что с нами теперь будет? Я не могу поверить, что Вы выражаетесь как нечестивец и язычник…

– Вот бедный старый дурак! Ты что, никогда не слышал, как Данте описывал пап, которые горят в аду? Скажи на милость, разве Данте не был христианином?

– О милорд, милорд! Религия не строится на поэмах и романах. Нас не касаются личные дела главы церкви, ведь он назначен самим Богом! Нам следует закрыть глаза и подчиняться. Хорошо Вам говорить, пока Вы молоды и здоровы, но если придут болезни и смерть, нам понадобится религия, – а куда обратиться, если мы отлучены от единой истинной римско-католической апостольской церкви? Увы, я подозревал, что поэзия не послужит Вам на пользу, хотя покойная хозяйка очень гордилась Вами. Все эти поэты – еретики, милорд, таково моё убеждение. Но, милорд, если Вы отправитесь в ад, то и я отправлюсь с Вами. Поверьте, мне стыдно будет показаться на глаза святым, если я приду в рай без Вас.

– Полно, полно тебе, Паоло, – сказал молодой аристократ, протягивая слуге руку, – не принимай всего так близко к сердцу. От церкви отлучают людей намного более святых и добродетельных, чем я, и никакого вреда им это не приносит. Ты слышал о Джеромо Савонароле во Флоренции? О нём говорят, что он – самый святой человек наших времён, который получает откровения прямо с неба, – а ведь он тоже отлучён. Но несмотря на это, он продолжает проповедовать и причащает своих прихожан, и никто не возражает.

– Всё это для меня – загадка, – печально сказал пожилой слуга, качая своей седой головой. – Я ничего не могу в этом разобрать. Я не смею открыть глаза от страха, что стану еретиком. Всё смешалось, всё перепуталось. Но что бы там ни было, своей религии надо держаться. Ведь, потеряв в этом мире всё, что мы имели, было бы слишком обидно в конце концов ещё и попасть в ад.

– Поверь, Паоло, я не перестал быть христианином. Я, как Боккаччо, верю в христианство всем своим сердцем, потому что считаю, что оно пришло от Бога; иначе папы и кардиналы давно изжили бы его со света. Один лишь Бог в состоянии сохранить его вопреки всему.

– Опять Вы, дорогой хозяин, цитируете романы! Ах, ах, ах! и чем это всё закончится? Я лишь молюсь и стараюсь не вникать в то, что превосходит моё понимание. Но сейчас, дорогой хозяин, неужели Вы собираетесь остаться из-за этой девушки, пока кто-нибудь из наших врагов не прослышит, что Вы здесь? Да и наш отряд более уязвим в Ваше отсутствие; начинаются ссоры и разделения.

– Дай мне один день, – нетерпеливо сказал молодой человек, – всего один день, слышишь? Я должен найти возможность поговорить с ней ещё раз. Я должен её видеть.

Глава 9. Художник-монах

Был вечер того самого дня, когда Агнес с бабушкой вернулись из монастыря. Закончив ужин, они вышли в сад и теперь стояли у каменного парапета, глядя в ущелье. Их внимание неожиданно привлёк мужчина в монашеской рясе, который медленно поднимался по скалистой дорожке, приближаясь к их дому.

– Не брат ли Антонио идёт к нам? – сказала дама Эльси, наклоняясь вперёд и вглядываясь в темноту. – Точно, это он!

– Ох, как я рада! – воскликнула Агнес, живо подпрыгнув и с нетерпением высматривая дядю.

Ещё несколько минут подъёма, и странник появился у калитки, приветствуя двух женщин жестом благословения.

По виду он был немного старше средних лет и незаметно приближался к старости. Высокий и хорошо сложенный, с тонкими чертами лица и внимательными тёмными глазами, с подвижными губами и румянцем на щеках, он с первого взгляда выдавал в себе того, кем был на самом деле: человека с тонкой душевной организацией, чуткого и духовного. Когда он разговаривал, все чувства отражались на его лице, а глаза вспыхивали каким-то внутренним светом и казались одухотворёнными.

На нём была простая, грубая ряса доминиканского монаха, которую он покрывал тёмным дорожным плащом с капюшоном. На боку болтались чётки и огромный чёрный крест, а в руках он нёс кожаную папку, набитую листами бумаги.

Отец Антонио, которого мы только что описали, был странствующим монахом и проповедником из монастыря святого Марка во Флоренции.

В Средние века монастыри нередко становились домом для тех, кто не согласен был жить в состоянии постоянной войны. Особенно живо под крышами монастырей развивались живопись и другие искусства: декоративное садоводство, резьба по дереву, переплёт и оформление книг, каллиграфия, изготовление лекарств. Именно с монастырями связаны славнейшие имена итальянских деятелей искусства. Особенно знаменит в этом отношении был монастырь святого Марка во Флоренции. Во дни своего расцвета это место сплотило вокруг себя почти идеальное общество, соединившее в себе религию, красоту и интеллект. Для всех одарённых поэтических натур монастырь был возможностью побега от прозы повседневной жизни.

Вопреки распространённому мнению о средневековых монастырях, монастырь святого Марка не был стоячим болотом: напротив, здесь кипела энергия, рождались идеи, которые опережали свой век. Вдохновителем и добрым гением монастыря был его аббат Савонарола – поэт и пророк итальянской религиозной жизни того времени.

Савонарола был итальянским Лютером, и отличался от своего северного брата настолько же, насколько горячие и пылкие итальянцы отличаются от сдержанных и чопорных немцев. Как Лютер, Савонарола выступал против коррупции и светского духа церкви, пытался вернуть христианство к духу и обычаям простых евангельских времён.

Как Лютер, Савонарола со временем оказался в центре интеллектуального общества страны. Он вдохновлял кисти художников, давал советы государственным деятелям, писал стихи и собирал толпы народа на свои проповеди. Монахи его ордена путешествовали по всей Италии, восстанавливая разрушенные часовни и церкви, выступая против плотской чувственности в искусстве и призывая народ к очищению и вере.

Отец Антонио был младшим братом Эльси. В ранней молодости он стал членом монастыря святого Марка; его привлекала там не только религия, но и искусство. В отношениях с сестрой у отца Антонио не было практически ничего общего: она была столь же далека от поэзии и духовных устремлений, как самый закоренелый нью-йоркский делец, и преследовала в жизни лишь одну цель – устройство будущего своей внучки.

Конечно же, Эльси считала своего брата очень достойным верующим человеком, который соответствует своему монашескому призванию, но она находила неуместной его неизменную восторженность, а уж к его художественным устремлениям была совершенно равнодушна. Агнес же, напротив, с детства всем сердцем привязалась к дяде и ждала его ежегодных визитов, как ждут каникул или праздников. Дядя был для неё тем, кому можно рассказать все секреты, инстинктивно скрываемые от бабушки; поделиться всеми чувствами и впечатлениями, которым бабушка не придала бы никакого значения.

Со своей стороны, Эльси обрадовалась приезду брата, потому что это позволяло ей немного расслабить своё неусыпное наблюдение за внучкой. Теперь, когда приехал отец Антонио, она могла позволить себе встретиться с подругой и немного отдохнуть.

– Дорогой дядя, как же я рада тебя снова видеть! – восторженно воскликнула Агнес, едва монах ступил в сад. – И ты привёз свои картины! Думаю, у тебя там столько красивого!

– Полно, полно, дитя, – тут же вмешалась Эльси, – не будем начинать с этого. Думаю, для начала не помешает принести немного хлеба и сыра, а то дядя проголодался с дороги. Иди, брат, умой ноги, а я вытряхну пыль из твоего плаща.

– Спасибо, сестра, – сказал монах, – а ты, моя птичка, не обращай на бабушку внимания. Я привёз тебе много интересного! – Она хороший ребёнок, сестра.

– Да, конечно, хороший, даже слишком хороший, – фыркнула Эльси, суетясь. – Только не бывают розы без колючек, это уж точно.

– Только у благословенной Розы Шаронской нет колючек, – благодушно ответил монах и набожно перекрестился.

Вслед за ним, наклонила голову и перекрестилась Агнес; Эльси тоже прекратила резать хлеб и нетерпеливо перекрестилась, – как сделал бы светский человек, который вынужден прервать интересную беседу ради молитвы.

Отдав должное законам гостеприимства, пожилая дама удобно устроилась на пороге дома со своей прялкой и поручив Агнес надёжной опеке своего брата. Она с удовольствием посматривала издалека, как эти двое сидят на парапете, наклонившись над папкой с рисунками, а тёплый вечерний свет мягко очерчивает их контуры.

В кожаной папке хранилась целая коллекция дорожных набросков брата Антонио. Рисунки фруктов, цветов, животных, насекомых, лиц, фигур, храмов, зданий, деревьев, – одним словом, всё, что может привлечь внимание человека, способного разглядеть красоту в каждом проявлении природы.

– Какая прелесть! – восторженно выдохнула Агнес, разглядывая рисунок с пучком розовых цикламенов на горной полянке.

– Они были просто чудо, моя дорогая, – согласился художник. – Видела бы ты то место, на котором я их обнаружил! Я остановился там рано утром, чтобы совершить молитву. Рядом находился небольшой водопад, а вокруг – целая поляна цикламенов; весь воздух был полон их аромата. Жаль, я не могу передать на рисунке этот розовый оттенок, у меня нет таких красок!

– Что они означают, дядюшка? Ведь у каждого цветка есть своё значение, не так ли?

– Конечно, моя девочка, – ответил монах, который обожал находить символическое значение во всём, что его окружало, – цикламены появляются из земли ранней весной, в тени, в сырых и прохладных местах, но на их головах распускаются прекрасные короны. Это напоминает мне Божьих людей, которые живут в монастырях и других малоприметных местах и хранят святое слово в своих сердцах. В ответ Бог поселяет в их душе прекрасные цветы любви, и увенчивает их Своей благодатью.

– Какое благословение – жить среди таких людей! – мечтательно сказала Агнес.

– Ты верно говоришь, детка. Благословенны Божьи цветы, которые могут жить в Его тени и не страдают от жгучих лучей и пыли этого мира!

– И я хотела бы быть одной из них, – сказала Агнес. – Посещая сестёр в монастыре, я часто думаю о том, что сама осталась бы с ними.

– Это что ещё за разговоры! – вмешалась Эльси, которая услышала её слова, – ты хочешь уйти в монастырь и оставить свою бедную бабушку совсем одинёшеньку? А кто, скажи на милость, трудился для тебя день и ночь многие годы, чтобы собрать для тебя приданое и найти тебе достойного мужа?

– Мне не нужен муж, бабушка, – сказала Агнес.

– Что я слышу? Тебе не нужен хороший муж, который позаботиться о тебе, когда не станет твоей бедной бабушки? Кто тогда будет заботиться о тебе?

– Тот же, кто позаботился о святой Агнес, бабушка.

– О святой Агнес, ещё бы! Это было очень, очень давно, и мир с тех пор сильно изменился. В наше время девушке необходимо иметь мужа. Не так ли, брат Антонио?

– Но что, если у девочки призвание? – мягко возразил художник.

– Призвание! Я лично присмотрю за тем, чтобы у неё не было призвания! Нет, вы думаете, я на это соглашусь? Вкалывать до седьмого пота, а потом всё потерять, потому что у неё, видите ли, призвание? Нет, в самом деле!

– Пожалуйста, дорогая бабушка, не сердись! – взмолилась Агнес. – Я сделаю всё, как ты хочешь, только разреши мне не выходить замуж.

– Ну ладно, ладно, крошка, не всё сразу. Я не буду заставлять тебя выходить замуж, пока ты сама не дашь на это согласия, – сказала Эльси, успокаиваясь.

– Ах, – тихо сказала Агнес, – как я слаба и мала! Если бы я могла каким-то образом послужить дорогому Господу, который отдал Себя за нас, и Его святой церкви!..

Её бледное лицо слегка порозовело, в глазах блеснули слёзы. Монах смотрел на неё с восхищением.

«Она выглядит, как святая дева в день Благовещенья, – подумал он. – Я уверен, что ей дана особая благодать. Теперь я знаю, что нашёл ответ на свои молитвы».

– Дочь моя, – сказал он мягко, – в последнее время во Флоренции совершается много славного, и всё это благодаря проповедям нашего благословенного аббата. Поверишь ли ты, что раньше находились художники настолько извращенные, что рисовали падших женщин в роли святой девы? А аристократы покупали их картины и дарили церквям, и таким образом Беспорочная Мать являлась людям в образе зла и разврата, – разве это не отвратительно?

– Какой ужас, – прошептала Агнес.

– Да, но видела бы ты огромную процессию во Флоренции, которая выступила против этого! Даже дети были вдохновлены словами нашего дорогого отца. С крестом и набожными гимнами они шли от церкви к церкви, и от дома к дому, требуя, чтобы всё злое и развращённое было предано огню; жители Флоренции выносили на площадь свои картины и книги, а дети устроили их них огромный костёр на площади. После этого наш аббат посвятил кисти и карандаши художников и призвал их искать образы среди набожных и святых женщин, которые живут скромно и уединённо, как сама святая дева до Благовещенья.

– Разве есть на земле та, которая была бы достойна стать прообразом святой Девы! – вздохнула Агнес благоговейно.

– Дорогое дитя, есть женщины, которые даже не подозревают, какую благодать дал им Господь. Как будто небесное сияние отражается на их лицах; и именно таких образов ищут набожные художники. Моя девочка, я уверен, что ты – одна из тех, кого избрал Господь. Я получил внутреннее откровение, что тебе предназначено быть прообразом для моей картины «Радуйся, Благодатная!»

– О нет, нет, это невозможно! – воскликнула Агнес, закрывая лицо руками.

– Дитя, ты одарена большой красотой, и это дано тебе не для себя, а для славы Божьей. Ты можешь принести Ему в дар свою красоту, как приносишь цветы на алтарь святой Катерины. Подумай, какое благословение ты принесёшь верным, напоминая им о скромности и смирении Марии; разве это не богоугодное дело?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.