Звездное ожерелье

Потом сгорел дом. На пожарище маленькая Тамара упорно отыскивала свои сокровища, безуспешно роясь в углях и головешках. Так в первый раз она познала чудо: ее сокровища не исчезли, они остались живы, ну, слегка обуглились и оплавились, но все также ярко и призрачно поблескивали сквозь чумазую пелерину.

Маленькая Тамара, такая же чумазая и обуглившаяся, как и ее украшения, счастливо копалась в обломках родного дома. Малочисленные соседи и родственники утешали обезумевшую от горя мать, они боялись, что придется поделиться углом с несчастной вдовой.

Делиться углом им не пришлось. Мать Тамары подалась в Питер, на железную дорогу, авось прокормит: скольких обездоленных прокормила та самая железная дорога, может, и на семринских погорельцев что останется.

После долгих хлопот и хождений по инстанциям мать Тамары выхлопотала комнату в огромной, многонаселенной коммунальной квартире на канале Грибоедова. Комната была крохотной и узкой, как все комнаты для обездоленных, всего девять метров (метр восемьдесят в ширину).

Соседей было столько в квартире, что они даже не были знакомы друг с другом. Многие не здоровались по утрам, не зная имени друг друга. Новых соседей приняли как лишнюю нагрузку, если бы комнату отдали в общее пользование – было бы лучше!

Мать Тамары пропадала на своей «железке», работа была ночная, и дочь подолгу не видела ее. В свою школу она попала по прописке. Школа была солидная и богатая, в ней учились дети со всего города.

Чтобы попасть в эту школу, родители годами стояли в очереди, задаривая дорогими подарками чиновников от народного просвещения. Дети приезжали в школу на «Волгах» и «Жигулях», других автомобилей в то время не было в Питере. Самой «крутой» машиной считалась, конечно же, «Волга».

В классе маленькая Тамара оказалась самой бедной и ничтожной. В школу она ходила пешком (рядом канал Грибоедова с коммуналкой), завтраки приносила самые захудалые.

Одноклассницы презрительно косились на девочку: как же, из бедной семьи. Спасло Тамару одно качество – ее склонность видеть мир через призму юмора. Все одноклассники носили почти что одинаковые фамилии: Тальберг, Гринберг, Фишберг, словно из одной большой коммунальной квартиры.

Несколько родителей были важными ювелирами, маленькая Тамара видела, как они забирали своих чад из школы.

Девочка усвоила много полезного, она поняла, что в этой жизни необходимо стать ювелиром, чтобы жить важно и богато, и, главное, нельзя никому завидовать. Тогда все будет хорошо!

С одноклассницами она подружилась, она им дарила немыслимые бантики и заколки, которые мастерила дома, в гордом одиночестве.

Ей никто не мешал: мать пропадала на своей железной дороге, соседи были счастливы, что брошенный ребенок не вертится под ногами и не ворует продукты на общей кухне.

Если бы Тамару Львовну спросили, как она научилась мастерить заколки и бантики, она не смогла бы ответить. Взяла какие-то штучки, ножницы клей, прищепочки – и получился яркий и необычный наряд для шляпки барышни. Такое украшение нестыдно надеть и богатой девочке из семьи питерского ювелира.

Вашутина усмехнулась. Она так и ответила на вопрос настырной женщины Завадской Галины Сергеевны: все от Бога!

Эта женщина позвонила ей по телефону и спросила:

– В чем вы видите секрет вашего успеха?

– От Бога! Взяла в руки ножницы, нитки, клей – и все получилось. Потом уже не могла жить без этого. Если я в день не мастерила какой-нибудь бабочки или стрекозы в виде заколки, я уснуть не могла спокойно.

– В этом весь секрет? – Да.

– Я хочу написать об этом.

– Зачем?

– Я думаю, многим не дает покоя ваш успех. Почему бы не удовлетворить любопытство окружающих. И потом, вам тоже будет интересно, вед книжка останется жить. Я надеюсь на это…

– Не знаю… я подумаю, – попыталась отделаться от назойливой Завадской Тамара Львовна.

– А я уже думаю! Мне нравится представлять вас в романтическом обличье этакой дамы с длинным белым шарфом и в шляпке, украшенной стрекозой. Это необычно, по крайней мере, для нашего супермилитаристского века. Вед сейчас все воюют! Сами с собой, с соседями, с сопредельными республиками еще Бог знает с кем. Мне вы интересны по одной лишь причине – я всю свою жизнь провела на войне. Эту войну я придумывала сама для себя, так мне было легче жить. В итоге все дамские штучки и прибамбасы мне претят. Мне не понятна женщина, украсившая себя бабочками и стрекозами, бусами и ожерельями. Для чего? Зачем? Бессмыслица полная эти ваши украшения… Но я их не отвергаю, я просто хочу понять. Ведь в нашей стране все изгонялось и истреблялось, я имею в виду все аляповато-красивое, – это считалось мещанство, уделом обывателей. Украшения – лишь для женщин, не работающих на строительстве социализма. Нас украшали галстуки и комсомольские значки. Потом самым лучшим украшением для современной женщины был партийный билет. Ведь мы с вами почти одного поколения. Меня мучает вопрос: откуда у вас стремление к этой роскоши? И роскошь ли это или безвкусица?

– Галина Сергеевна, – голос Ватутиной звучал глухо, словно нехотя, – это не безвкусица, это – красота! «Красота спасет мир», – так сказал великий писатель. Женщина должна быть красивой, я в это верю! В остальном я не разбираюсь и стараюсь не задумываться. Я придумываю украшения, я их создаю в своей голове. Примеряю на женщин, сначала на себя, потом на знакомых, потом на любую случайную женщину. Хотите, я расскажу вам эпизод из моей жизни?

– Очень хочу! – обрадовалась Завадская.

– Когда рухнул коммунизм и началась «перестройка», в моей семье нечего было есть. Дома я мастерила всякие безделушки, заколки, шпильки, клипсы и ходила продавать на рынок. Рынок в то время был грязный и ужасный. Там продавали всё, начиная от наркотиков и заканчивая щенками и змеями. Все было грязно и ужасно. Я стояла на отдельном пятачке, долго его выбирала перед тем, как занять, чистенькая, причесанная и модная. Ко мне сразу подходили и все раскупали мгновенно. Те женщины, которые приходили торговать на рынок немытые и нечесаные, в надежде на жалость и сочувствие, так ничего и не смогли продать. Вот вам и пример. Красота везде спасает. Даже от голода!

– То есть уже в те времена вы занимались маркетингом? – засмеялась Завадская.

– Да, как хотите, это называйте. Я поняла, что внешний вид имеет огромное значение для продавца украшениями. Ведь торговала-то я бижутерией, в переводе – красотой, – в свою очередь, засмеялась Вашутина.

– Значит, и у вас были «злые» времена? – вздохнула Завадская.

– А как же! Все как у всех! – радостно ответила Вашутина, словно она не хотела выделяться из толпы обреченных.

Рядом ждала вторая грядка с клубникой. Если ее почистить, то летом будет хороший урожай. Маленькая Соня будет счастлива. Девочка любит клубнику со сливками. Хороший вкус! Тамара Львовна не жалела, что решилась на позднего ребенка.

«Ребенок придаст творчеству остроту, а самой матери – обновление, – размышляла она в период беременности. – Ребенок – это обновление мира!

Старый мир отживает, отшелушивается, на смену приходит новый росток. Он привнесет в жизнь другие украшения и другие ожерелья», – так думала Тамара Львовна, когда лежала на родильном столе. Она случайно встретила взгляд старой акушерки, взгляд, полный осуждения, мол, пора бы и на покой, а ты детей плодишь…

И уже через две секунды после размышлений о новых ожерельях она родила на белый свет дочь, полностью похожую на себя, такую же орущую и удивленную.

Дочь дала ей второе дыхание, после рождения Сони Тамара Львовна сочинила серию украшений для Парижского показа мод. Серия украшала подиумы Парижа в течение сезона, украшения шли нарасхват. Парижские модницы спешили в магазины, выбирая лишь салонные украшения «Адмирал».

Тамара Львовна вздохнула – спина затекла. Но если она выдерет старые корни на второй грядке, настроение у Федора Ивановича будет отменным.

А это означает, что в семье будут царить покой и благоденствие. Она любила, когда в семье все ладилось: и Соня не капризничает, и Федор Иванович удовлетворен старообрядным укладом в их доме. В таком настроении можно придумать еще серию украшений, тем более что в Париже начинается сезон дефиле и показов высокой моды.

Но память упорно возвращала Ватутину к телефонному разговору с Завадской. Эта женщина пробудила в Тамаре Львовне воспоминания не очень лицеприятные. Не хотелось ей вспоминать тягостные моменты жизни: одиночество, развод с первым мужем, поиски себя и работы.

Не совсем так. Себя она нашла в детстве. Она еще не знала, что такое ювелирная работа, но подспудно готовила себя именно к ней.

После окончания школы она тайком забрала документы из железнодорожного техникума, куда ей велела поступить ее «железнодорожная» родительница. Забрать-то забрала, но куда пойти?

Вспомнила, что одна из одноклассниц, по фамилии Тальберг, поступила в ювелирное училище, чтобы продолжить династию по линии отца.

Так Тамара оказалась перед дверями училища от «Самоцветов». Прием документов закончился. Двери были заперты.

Тамара долго стояла на крыльце, пока мимо не прошел какой-то мужчина. Тамара уцепилась ему за пиджак и убежденно стала рассказывать о своих стекляшках и бусинках, найденных ею еще в поселке Семрино. Мужчина в первый момент, попытавшийся освободить пиджак, прислушался. Особенно его заинтересовала история о пуговице, утерянной незадачливым мушкетером.

Мужчина оказался мастером училища. Когда-то он пытался сам стать ювелиром, но все места в ленинградских ювелирных мастерских были заполнены до окончания двадцатого столетия, а может, и двадцать первого.

По крайней мере, так казалось в восьмидесятые годы. «Перестройкой» еще не запахло, диссиденты сидели по тюрьмам, а за незаконные операции с золотом приговаривали к расстрелу.

Так и стал он мастером в училище. В душе художником…

Душой он принял маленькую Тамару и помог ей.

Принял ее документы, оформил ученицей. Вел ее по трудной дороге обучения, когда у юных подмастерьев не хватало терпения шлифовать бесконечные «цыганские кольца», обтирать их часами ветошью, доводя до нужного блеска, он объяснял, что это и есть ремесло ювелира.

Терпение и внимание, скрупулезность и точность, а главное, чувствительность рук. Руки – это основной инструмент ювелира. Руки должны быть ухоженными и чистыми, тонкими и нежными.