Золотая монетка

На другой скамейке, напротив «нашей», лежал мужчина. Он лежал, отвернувшись к спинке, вся его одежда была очень, очень грязной и местами порванной, обуви у него не было совсем. По его седому затылку и внешнему виду можно было предположить, что мужчин был не молодым и скорее всего, был бездомным пьяницей. Так и укрепив в себе мнение, что напротив нас лежит «бомж», другой мысли в голову даже и не приходило, мы потеряли к нему всяческий интерес.

Лаура начала рассказывать нам о недавно прочитанной книге, в которой было написано о группе мальчиков, самых верных друзей. Эти мальчики всегда ходили вместе, и если хоть одного из них не пускали в школу, то вся компания также пропускала занятия. Но эти мальчики не тратили, как мы, время впустую. Они были своеобразными благородными рыцарями своей эпохи, постоянно оказывая помощь людям, в основном пожилым старикам по хозяйству. Также она рассказала, что они придумали себе специальную клятву и испытание для тех, кто хотел влиться в их ряды, и что ей эта идея очень понравилась, и она подумывает что-то из этой книжки использовать в жизни. Мы слушали Лауру, разинув рты. Она умела рассказывать интересно, на забывая про детали, но и не загромождая свой рассказ ими. С каждым ее предложением в мозгу включалось воображение и возникали яркие картинки, словно в кино.

– А давайте, начнем с Динки и устроим ей свою проверку, – прервав Лауру, проговорила Лариса. Вернее сказать, Лара, как она себя называла и заставляла всех ее так называть. Вторая подруга Лауры была Карла, что было сокращением от имени Карлыгаш. По дороге в парк Карла предложила называть меня – Дина – на что я была совсем не против. – ну что, Дина, пройдешь испытание? Ты же как раз сегодня зашла в нашу компанию, проверим тебя.

– По книге испытание должны проходить те, кто хотел сам влиться в команду. Да и команда была совсем другая, они помогали тем, кто в этом нуждался. Вы же ничем подобным не занимаетесь… – я попыталась противостоять. Мне вовсе не хотелось проходить какие-либо испытания. И в то же время в меня проник страх, что из-за этого Лаура не станет со мной больше дружить, а этого мне очень не хотелось.

– Я думаю, прежде чем требовать кого-то пройти проверку на надежность, каждая из нас должна сама ее пройти, – Лаура как всегда была мудра не по годам.

– О, прикольная мысль, Лаурка. Давайте придумаем что-нибудь и пройдем все вместе, – все не унималась Лара. – Есть идеи?

– Нужно что-то такое, что сделать будет сложно, а может быть даже и опасно, – проговорила Карла.

И тут они, вдвоем с Ларисой, стали предлагать самые не мысленные примеры. Была идея поджечь школу, или разгромить какой-нибудь магазин и все отдать нуждающимся, были мысли убить какое-нибудь животное и всем выпить его кровь и много абсолютно безрассудных идей возникало в воображении девочек. Даже появилось предложение угнать самолет, вот только проблема была в том, что мы хоть и считались жителями города, в нем не было никакого аэродрома и самолетов тем более. У девочек затея уже начала перерождаться в своеобразную игру – чье воображение красочнее.

– Давайте, каждая из нас пойдет и плюнет на того бомжа, – прервала их Лаура, не отрывая глаз от человека, напротив. Она говорила очень серьезно, может быть даже с какой-то ноткой злости.

Внезапно образовалась тишина.

Я понимаю свое недоумение в тот момент. Ведь сказанные только что слова никак не вязались с тем мнением, которое у меня было в отношении Лауры. Но, видя удивленную реакцию ее близких подруг, я поняла, что Лаура действительно сказала что-то, чего от нее никто не мог ожидать. Возникшая неловкая пауза достаточно затянулась, никто из нас не решался ни согласиться, ни возразить.

– Да ладно вам! Это же прикольно. В этом нет ничего страшного. Ну давайте… – Лаура изображала веселье, хотя глаза продолжали оставаться серьезными.

– Давай, – первая согласилась Лара, – но только после тебя.

– Легко.

Лаура резко соскочила со скамьи и пошла прямиком к лежащему человеку. Остановилась рядом. Он все также лежал, отвернувшись лицом к спинке скамьи, спиной ко всему, что происходило вокруг. Лаура посмотрела на нас и демонстративно плюнула на него.

Я до последнего момента была уверена, что именно наша реакция на ее предложение и есть та самая проверка. Я думала, что Лаура проверяла, на сколько легко мы можем согласиться с ней. Но, увидев ее плевок, стало понятно, она не шутила. Она была решительно настроена и довела все до конца. Только некоторое время спустя, узнав, что и ее отец, также, как и мой, очень увлекался алкоголем, я вспомнила этот самый день. Но ее жизнь, хотя и не мне судить, была хуже моей, ее мать также искала утешения от трудной жизни на дне стакана. И в то время, оставаться Лауре на плаву, даже больше, не умереть, помогала тетя, младшая сестра ее матери. И тогда все встало на свои места. Я поняла злость в ее глазах, и поняла, что она чувствовала в тот момент.

Следом за ней Карла и Лара подошли к мужчине и плюнули на него. Их лица были невозмутимыми. Этот поступок для них, скорее всего, приравнивался к таким, как, например, отломать ветку дерева, или нарвать яблок в чужом саду. Как бы неправильно, но и не смертельно. Угрызениями совести они явно не собирались мучиться.

Очередь была за мной. Я медленно пошла в сторону намеченной цели. Мужчина немного пошевелился, и я замерла. Это не было страхом, почему-то я его не боялась. Это больше было осторожностью и желанием остаться для него незамеченной. Увидев, как он перестал шевелиться, я продолжила свой путь. Его одежда была ну просто ужасной, покрытая толстым слоем грязи, вся изодранная. Складывалось ощущение, будто его пропустили через центрифугу и обваляли в грязи. Чем ближе я подходила, тем отчетливее слышала стон человека. Он все еще лежал спиной к миру и тихо стонал. Если бы от него не исходил так ненавистный мне явный запах спиртного, я бы могла подумать, что этому человеку плохо, что он страдает как от физической, так и душевной боли. Но это был обычный пьяница, который сам себя загнал в такое положение. Я посмотрела на девочек, посмотрела на лежащего человека, собрала всю слюну, которую только могла и плюнула ему в лицо. Дело сделано, испытание пройдено, но в душе почему-то не было ощущения легкости и довольства. Наоборот, какой-то новый груз повис на сердце, что-то щемящее и никак не проходящее. Я развернулась и пошла к девочкам.

– Бу… бу… бууу… – услышав звуки от человека на скамейке, я вздрогнула и резко обернулась.

Мужчина немного повернул голову, и я увидела его лицо. Вернее, это было вовсе даже не лицо, а что-то серо-синее, такое же заляпанное в грязи, в котором можно было разглядеть лишь отдаленные черты человеческого лица. Лицо было сильно опухшим, глаз практически не было видно, рот был весь замаран какой-то вонючей смесью, в ухе была запекшаяся кровь. Он снова что-то невнятно произнес, опустил голову и продолжил стонать. Я не разобрала его слов и пошла дальше. Мне было жаль этого человека, и в то же время он был мне отвратителен. Все то, что я испытывала к своему отцу, я испытала и к нему. Только по отношению к своему отцу я еще испытывала чувство стыда, а на этого человека мне было наплевать, что собственно я и сделала.

– Мы теперь одно целое, – услышала я голос Лары, подойдя к девочкам. – Теперь мы смело можем называть себя одной командой.

За все годы нашей дружбы, а она длилась вплоть до моего отъезда в город, я ни разу не пожалела, что попала в эту компанию. Нам всегда было интересно, всегда было, о чем поговорить. Мы действительно были близки и верны друг другу. И тот день стал началом перехода меня из серой обыденности в воронку самых интригующих, порой опасных, а порой даже очень романтичных событий. В парке мы просидели не долго. В силу своего возраста наш разум требовал разнообразия, и мы ушли из парка. Определенной цели куда-нибудь пойти у нас не было, мы просто без плана слонялись по разным улицам и все время о чем-нибудь болтали. Чаще смеялись, временами о чем-то спорили. В такие моменты Лаура выступала нашим арбитром. Не гласно все понимали, что Лаура – это Акелла в нашей стае.

Сумерки опустились незаметно, а мы все гуляли и гуляли. Но наш мудрый лидер, ссылаясь на то, что про семью забывать нельзя, предложила нам разойтись по домам, и завтра снова встретиться, но уже в школе. Никто не думал возражать, да и внезапно всех одолело чувство голода. Мы тепло попрощались друг с другом, и разошлись каждая в сторону своего дома.

Подходя к дому, я начала прислушиваться, стараясь определить обстановку. Вокруг все было тихо. Мама должна была быть уже дома. В это время, если ее не дергали забрать откуда-нибудь отца, она занималась проверкой школьных заданий учеников. Отца, видимо, еще не было, либо он уже отсыпался от очередной пьянки. Стараясь не шуметь, я медленно открыла входную дверь, сняла верхнюю одежду, обувь и собиралась было пройти в свою комнату, как увидела у окна гостиной силуэт. Мама сидела в темноте, в одиночестве и тихо качалась из стороны в сторону. Пройдя в комнату, моя рука потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет, как мама меня остановила:

– Не надо, Динара. Не включай. Мне свет не нужен, – мама говорила тихим спокойным голосом, но что-то внутри меня сжалось и подкатилось к горлу, что-то произошло, что-то страшное.

– Почему ты сидишь здесь? В темноте? Где папа? Спит? Или ты настраиваешься, чтобы пойти за ним? – последнее я проговорила с явной ноткой сарказма. Для меня это было что-то новое, до этого момента таких вольностей я себе не позволяла.

Мама, кажется, тоже была удивлена. Она повернула голову в мою сторону, но в темноте я не смогла прочитать ее взгляд, только голос:

– Нет. Папы нет дома.

В этот момент я уже повернулась было идти в свою комнату, как мама снова заговорила:

– Папы больше нет. За ним больше не нужно никуда ходить. Его не нужно больше искать. Он умер…

Я стояла спиной к маме как вкопанная. Я не могла ни повернуться, ни сделать шаг, я не могла произнести ни звука. Я просто застыла. А мама продолжала тихо говорить:

– Его не стало, Динара. Позвонил участковый, сказал приехать в морг, они нашли тело, и его необходимо опознать. Он сказал, что при нем нашли его документы, а лица не узнать. Я съездила туда. Я узнала его… это большое родимое пятно на голени… я только сейчас поняла, что Всевышний наградил его им именно для этого… чтобы я смогла его узнать… Это он Динара, это был твой отец. На него напали. Его сильно избили. Его убили…

Мамин голос заметно дрогнул, после некоторой паузы она продолжила:

– Они оставили его там… умирать. Он умер среди людей, но в одиночестве… ему никто не помог, никто… Его нашли на скамье в парке, в разорванной одежде, без обуви… Динара… твой папа умер… Больше никто не будет тебя называть Бусинкой…

Мой мир рухнул…

***

2006 год, лето

– Динара! Динара! Ты вообще слышишь, что я тебе говорю? – мама махнула на меня рукой, как на самое бесполезное существо в мире, и продолжила лепить манты. – Что с тобой происходит? Ты в порядке?

– Да, мама, все нормально. Я просто вспомнила кое-что, – я старалась говорить спокойно, дабы не выдать боль нахлынувших меня воспоминаний.

– А почему ты плачешь? – не унималась мама. Только эта женщина во всем мире могла так пронизывающе подозрительно смотреть.

– Потому что ты поставила передо мной мясо с луком. Тут любой заплачет, – оправдалась я через паузу.

– Бери ложку, помоги мне. Давай скорее закончим, – мама продолжала смотреть на меня скептически, – скоро мое Золотце придет, голодная. И наш с тобой разговор не закончен. Подумай над тем, что я говорила. Ребенку нужна мать! Она не должна чувствовать себя круглой сиротой при живой и здоровой матери.

– С тобой ей будет лучше, мама, поверь. Но я постараюсь что-нибудь придумать и перевезти вас обеих в город, – скептический взгляд мамы поставил долгожданную точку.

Шли годы, а я так ничего и не придумала…

4

2000 год, весна

– Мама, ты можешь говорить по тише? И мы к тому же дома не одни… Ты ставишь меня в неловкое положение, – Алина не переходила на шепот, но голос ее был спокойным и тихим в отличие от той тональности, которую использовала ее мама.

– Мне что в доме у собственной дочери нужно стесняться прислуги? – на последнем слове женщина намеренно сделала большой акцент и повысила тон, чтобы ее слова долетели и до меня. – Мне стоит научить тебя правильно обращаться с ними и держать их на своем месте.

С огромным желанием я бы предпочла куда-нибудь уйти и не подвергать свою психику такому испытанию. Но в этом доме было неукоснительное правило. Пока Карина отдыхала, кто-то из нас двоих, либо Алина, либо я, должны были быть хранителем ее снов. Сон у ребенка был беспокойным, она часто по ночам просыпалась с громким плачем. Это было последствием внутричерепного давления, которым страдали чуть ли не половина всех детей в стране. Вот мы и стояли на страже, чтобы никто не мог нарушить покой ребенка. Когда Алина была свободна, я могла потихоньку сбегать в магазин, в аптеку, или еще по каким-нибудь личным делам выйти из дома. Когда же она была занята работой или своими личными делами, посох хранителя переходил ко мне. В этот раз Алина была занята, она как раз вела битву со «страшным монстром», который покушался на покой ее дочери. Повезло в том, что комната Карины была самой дальней комнатой от гостиной, поэтому туда при закрытой двери могли долетать лишь приглушенные звуки.

Я сидела в своей комнате, смежной с комнатой Карины, и была ближе к гостиной. Моим ушам и не нужно было прислушиваться. Каждое слово долетало до меня четко и ясно. К тому же дверь моей комнаты была открыта. И волей не волей приходилось слышать все, что мать Алины так демонстративно пыталась до меня донести. Не могу сказать ни одной веской причины, из-за которой у нее могла сложиться ко мне такая неприязнь. Но высокомерие, с которым она со мной говорила в тех случаях, когда вынуждена была вообще со мной разговаривать, без сомнений очень ярко выражало ее отношение ко мне. Не пытаясь и, в принципе, не горя желанием найти хоть одну какую бы то ни было причину, я все свела к нашей с ней взаимной природной антипатии. Ну не могут же все люди на свете друг другу нравиться.