Когда я пришла в себя, уже рассвело. Валерий спал прямо на мне, сдавливая тяжестью. Было трудно дышать. В первый момент подумалось, что теперь все равно, дышу ли я. Потому что я была неживой, грязной, пропитанной чужим запахом, будто подобранная на помойке резиновая кукла.
Без единой эмоции я констатировала, что у Валерия была родинка на бедре – на том же месте, что и у Соны. «Проклятый Матхурава», – мелькнуло в уме, и вместе с мыслью вспыхнули ощущения: ломота в пояснице, ноющая боль в животе, сухость во рту. Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Резкий страх, что всё сейчас повторится, заставил меня дернуться, но запястья были примотаны к изголовью кровати. Я попыталась оттолкнуть от себя худощавое, мускулистое тело насильника, испытывая к нему не меньшее отвращение, чем к себе.
Валерий поднял голову, заспанный и еще хмельной. Увидев мои привязанные, затекшие кисти, бросил:
– Черт!..
Он громко сглотнул, встряхнул кудрями, пытаясь понять, что происходит. Затем, нетвердо встал на ноги, натянул штаны и, стараясь не смотреть на меня, принялся отвязывать.
Все уже было бессмысленно: утро, солнце, вчерашние слова, кармические долги. И страх. Потому что меня больше не было. Я была уничтожена, стерта с лица земли.
– Ненавижу тебя, скот! – сказала я не своим, погрубевшим голосом.
Валерий ничего не ответил. Освободив меня, буркнул:
– Потом поговорим.
Я потянула на себя сброшенную на пол простыню, валявшуюся рядом с разорванным платьем. Прикрывшись ей, встала и ударила его по лицу наотмашь, со всей силы. Он схватился за щеку.
– Скот, – повторила я. – Я бы прокляла тебя, но не хочется новые узлы завязывать. Хватит с меня прошлых жизней!
От второй пощечины Валерий успел отклониться, перехватив мою руку. Рявкнул:
– Прекрати. Ты сама этого хотела!
– Чудное оправдание низости!
Он ничего не ответил и пошел к двери, застегивая на ходу ремень на джинсах. Во мне бурлило негодование:
– Я разрываю договор! Требую вернуть мне мой телефон с записью! Я заберу только свои вещи и ухожу сейчас же! От тебя, сволочь, мне ничего не нужно. Разберусь как-нибудь без твоих услуг! Убьют? Плевать! Так даже лучше!
И это было правдой. Каждая часть моего тела была отравлена им, осквернена изнутри и снаружи. Хотелось не чувствовать, не думать, не жить.
– Замолчи, – резко перебил Валерий.
– С какой стати?! – процедила я, специально пытаясь вывести его из себя. – Ты – торгаш! Подлый, мерзкий торгаш! Для которого ничего, кроме денег не существует! Ничего святого, тонкого, никаких чувств! Чтоб ты знал, жизнь – не только деньги! И не всем они нужны. Верни мне телефон. Я ухожу сейчас же!
– Голая? – Валерий встал у двери и сверкнул глазами: – Угомонись. Ты останешься здесь столько, сколько я скажу.
– Так это все-таки похищение? – язвительно сказала я, ища взглядом что-нибудь тяжелое. – Приводи своего адвоката, я все ему расскажу. Особенно подробности этой ночи! Прекрасное уголовное дело, не находишь?! И я, как всегда, единственный свидетель и потерпевшая. Надеюсь, прокуратура заинтересуется! Засадить бы вас с Шиманским в одну камеру, чтобы вы развлекли друг друга! Уроды!
– Слова выбирай.
– Незачем.
– Ты не выйдешь из этой комнаты, пока это не будет нужно мне. Приведи себя в порядок и оденься. Всё! – Валерий с грохотом хлопнул дверью.
Щелкнул замок. Проклятый «умный дом»!
Я бросилась следом, дернула за ручку и услышала едкий голос Сергея:
– Никаких связей, никаких игр, говоришь?
– Не зарывайся! – одернул Валерий и уже мягче: – Не в том дело. Дурдом какой-то. Пойдем ко мне в кабинет, расскажу.
Я забила кулаками по дверному полотну и закричала:
– Сергей, Сережа! Он запер меня тут! Помогите!
И в ответ – раздраженный голос Валерия:
– Погоди. Георгий Петрович не зря волновался: крыша у нее все-таки поехала. От сотрясений и потрясений. Придется искать психиатра в срочном порядке.
– Всё так плохо?
– Не верьте ему, Сергей! – кричала я через дверь. – Это ложь! Подлая ложь!
– Угу, бегает голая и кричит о прошлых жизнях. Я ее на ночь даже привязал к кровати. Могу открыть, сам увидишь, – удрученно сказал Валерий.
От возмущения я лишилась дара речи.
Глава 9. Умалишенная
Гневные мысли били рикошетом по стенкам черепа, но ярости было не в кого выплеснуться, разве что в неистовые попытки смыть его запах с собственного тела. Злясь на дрожь в перетруженных мышцах и ноющую боль в пояснице, я все-таки оделась и заплела косу. Назло. Если заявится, пусть видит, что я не раздавлена.
Послышался звук подъезжающего автомобиля, я бросилась к окну. Из белого мерседеса вышел солидный господин в шляпе. Наверное, адвокат. Теперь Валерий вряд ли подпустит его ко мне. Но ведь это шанс! Я не буду сидеть покорно, я не безвольная индианка, я – человек, привыкший к свободе, и не собираюсь от нее отказываться! Ни за что!
Я дернула створку, та не поддалась, словно рамы приклелись одна к другой. Что за черт?! На ум пришло: в системе «Умный дом» всё контролируется одним компьютером: окна, двери… – доводилось переводить презентацию о таком недавно. Я закусила губу, но не успокоилась: начала махать изо всех сил, стучать по стеклу, звать на помощь. Возможно, это принесло бы результат, если бы внезапно с внешней стороны заменяющее ставни полотно не затянуло окно, скрывая от глаз площадку со стриженными кустами, и пасмурное небо, и хвойный с вкраплениями желто-багряного лес. Абсолютная темнота поглотила комнату. По спине холодной волной пробежало отчаяние, что-то перещелкнуло в голове, наверное страх.
– И солнечного света лишил, сволочь! – гаркнула я. – Погоди еще…
На ощупь нашла шнурок бра – лампа не прореагировала. Споткнувшись о бутылку на полу, добралась до выключателя – ничего. «Умный дом» отрезал от этой комнаты электричество.
Поддавшись панике, я снова кинулась к двери, наткнулась на какой-то угол, схватилась от боли за колено. А потом все равно рванула к дверному полотну, крича, как безумная, и стуча кулаками. Хоть бы одна живая душа отозвалась… Отчаяние подкатывало к горлу, но я не позволила себе опустить руки и попыталась пальцами найти замок.
Я была готова пробить выход, как граф Монте-Кристо, не сомневаясь, что получится. Но замка, как такового не было. Я билась об окно и дверь, как мотылек о стекло банки. Тщетно. И какое-то время спустя я обессилила.
Забравшись с ногами на кровать, о которую перед этим не раз ударилась, я обхватила себя руками. Душная темнота пахла алкоголем и развратом. Безнадега захлестнула меня. Я заперта… Неужели придется пройти всё, через что прошла Сона? Мои пальцы задрожали настолько, что не с первой попытки удалось убрать упавшую на глаза прядь.
Я прислушивалась к звукам, но слышала только стучащую в ушах кровь и собственное дыхание. Тягучее время ползло, залипая в пустоте. Может быть, прошел час, может, семь. Желудок скручивало от голода, но никто не нес мне еду, не разговаривал, не ходил по этажу. Словно все срочно покинули дом, а обо мне забыли.
И стало страшно.
Мне чудились пятна света то в одном углу, то в другом, сверкающие желтые кляксы, искры, будто от светляков; они рассасывались, стоило протереть глаза, и я опять тонула во тьме. Казалось, что я слепну от непроглядного мрака, и не увижу больше ничего: ни солнца, ни деревьев, ни маму… Я проглотила слезы, надо было держаться…
А вдруг это всё, что мне осталось? Что, если жизнь никогда не будет прежней: размеренной и даже немного скучной? С нудноватым, но добрым шефом; с посиделками по пятницам, счетами за квартиру, проблемами с родственниками, запутанными отношениями с отцом? И я не смогу больше смеяться с Никой и рассматривать орхидеи на ее подоконнике, не буду слушать ее рассказы о новом поклоннике и предаваться глупому шоппингу. Что, если мне никогда не придется растягиваться с удовольствием в просторном зале для йоги, где инструктор Володя веселится над нашими потугами: «Вам хорошо, но должно немножко хотеться домой»?
Сейчас мне ужасно хотелось домой. Мне было очень плохо: тянуло в животе и кровоточила душа: на каждый стук сердца по капле. Я была во власти безумца с огромным состоянием, который мог позволить себе всё. Мог даже заплатить психиатру и признать меня сумасшедшей, чтобы, наигравшись, пожизненно запереть в интернате для умалишенных. И никто, даже молчаливый водитель шефа, не пригласит меня на свидание… на нормальное свидание с цветами и мороженым; я не буду гулять с девчонками по парку после кино, не пройдусь по набережной, глядя, как над Доном летают чайки, а на каменных парапетах нахохлились мужички с удочками. Я не услышу любимой музыки, не испеку пирога с вишней, не буду экспериментировать с рецептами и не прочту ни одной книги… Больше ни одной! В груди опустело, и нутро заполнил ледяной ком.