Сообразив, что холодильник можно и завтра разморозить, я собралась немного поваляться на диване перед телевизором. Включив ящик, завернулась в мохнатый уют разумного, или, по крайней мере, разумно выражающегося мохера. Шуба лениво, но ехидно прокомментировала слюняво-розовый эпизод сериала, бушующий на экране, но я уже ничего не замечала, потому что сон успел вцепиться в меня мертвой хваткой. …С чего бы мне так спится в последнее время, только и успела подумать я.
***
– Холли, проснись! Ну, ты и спать! – прогудел над ухом насмешливый голос капитана Расмуса Макмиллана.
Сладко зевнув, я повозилась в огромном, мягком кресле, в котором меня поймал и сморил сон. Приподняла непослушные веки и сквозь сонную пелену разглядела капитана, который возвышался надо мной, скрестив руки на груди. Разве я не только что уснула? Меня одолевала зевота, просыпаться совсем не хотелось.
Расмус, скептически покачав головой, уселся за столом напротив.
– Наконец-то, – довольно усмехнулся он. – А то я уже начал беспокоиться, что ты проспишь всю дорогу.
– Не такая уж я и засоня, – хмуро проворчала я, вяло размышляя над тем, как у меня получилось заснуть там, на диване, а проснуться здесь, в кресле?
– Ни к чему столь откровенно врать, – захохотал Расмус. – Ты настоящая, полноценная, стопроцентная соня, с чем тебя и поздравляю. Может, тебе чаю горячего? Или холодная вода за шиворот сработает эффективнее? А?
– Только попробуй! – содрогнувшись от живо представившейся ужасающей картины, я, наконец, проснулась окончательно (или заснула?) – Но чай… Да, это было бы хорошо!
– Ты какой любишь?
– Очень крепкий, очень сладкий, но не очень горячий, – размечталась я.
– Пожалуйста, – он вытянул лапу, звонко щелкнул пальцами, и передо мной образовалась исходящая паром чашка, похожая на тюльпан, красивая, тонкостенная, с синими цветами на боках.
Я сунула в нее нос. Чай, в самом деле, крепкий, душистый чай. Подняв глаза на капитана, с сомнением спросила:
– А чем наколдованный чай отличается от обыкновенного?
– Обычно он намного вкуснее, – его самодовольству не было пределов. – Пей быстрее, дел много.
– Каких еще дел? – чай оказался самой той, нужной температуры, когда он еще не остыл, но и язык уже не обжигает. И вкусный, капитан не обманул, просто изумительный. – А я не превращусь от этого чая в какую-нибудь жабу зеленую?
– В зеленую жабу или кого пострашнее, голубушка, я тебя сам превращу, если не прочухаешься в ближайшее же время, – нетерпеливо заерзал на своем месте Расмус, сделав страшное лицо. – И без всякого чая, между прочим!
Не знаю, почему окружавшие капитана люди так его боялись, меня ему напугать не удалось. Спокойно выпив замечательный чай, успела пожалеть напоследок о том, что таким вкусным он оказался только во сне, и собралась поставить чашку на место. Но не успела донести ее до стола – она растворилась в воздухе.
Я вздрогнула и охнула от неожиданности, а Расмус презрительно фыркнул:
– Было бы из-за чего переживать, пора бы уже и привыкнуть!
На столе появилась длинная нить. Капитан взял ее в руки, после чего она распалась на две половины. Он стащил со своего мизинца кольцо, продел в него нитку, завязал концы узелком и спокойно заметил:
– Рекомендую проделать тебе то же самое со своим.
Но я не могла оторвать глаз от кольца, которое он снял с себя. Точно такое же, как на моем среднем пальце левой руки, серебряное, с тонким восточным узором, один к одному.
Расмус досадливо наморщил нос.
– Холли, прекрати впустую пялить глаза! Да, оно такое же, как и у тебя. А как иначе мы сможем с тобой настроиться? А?
Я вперила в него бессмысленный взгляд.
– Ты что, издеваешься надо мной? Откуда я знаю, как мы можем настроиться, не говоря уже о том, что у меня нет никакого понятия, зачем, собственно?
Эта зараза довольно усмехнулась:
– Есть, немного издеваюсь, конечно. Люблю эффекты, что поделаешь, – и сразу же стал серьезным. – Холли, дорогая, нам придется работать вместе. Чтобы мы могли делать это легко и качественно, нам следует настроиться друг на друга. Поэтому снимай свое кольцо, спокойно, обстоятельно, неторопливо вставляй в него нитку. Так, замечательно. Теперь подними над столом и держи, пока оно не начнет раскачиваться.
Я пожала плечами, фыркнув:
– Тоже мне, невидаль! Я могу сделать так, чтобы оно качалось справа налево или наоборот, даже могу заставить его ходить по кругу.
– Знаю, – Расмус пристально посмотрел на меня. – Знаю, но нам предстоит добиться, чтоб наши кольца качались в унисон. Бери!
Я взяла нитку, поставила локоть на стол, и принялась наблюдать за своим кольцом. Оно, немного подумав, начало медленно раскачиваться, постепенно увеличивая размах колебаний. Кольцо капитана равномерно, как настоящий маятник, уверенно ходило из стороны в сторону.
Он отрывисто произнес:
– Сначала сделай так, чтобы они двигались параллельно!
Надо признать, это получилось у меня довольно быстро, почти без усилий. Во сне любые чудеса получаются легко. Два одинаковых кольца качались из стороны в сторону параллельно, только каждое со своей амплитудой.
Расмус, не сводя глаз с моего кольца, бросил:
– Внимательно смотри на мое, и представляй, что оно раскачивается в твоей руке!
Я попыталась последовать его указаниям, но в результате только безуспешно вспотела (это во сне-то?)
Он нахмурился:
– Забудь про свое кольцо! Как будто его нет! Раскачивай мое, качай его сама!
– Сразу надо было давать точные указания, – огрызнулась я.
Кольца начали подстраиваться к движениям друг друга, пока не стали двигаться в одном ритме. Довольный Расмус с облегчением рассмеялся:
– Умничка! Просто замечательно получилось!
Он дунул на мой вспотевший лоб, который немедленно высох, поймал мое кольцо, другой рукой протянул мне свое:
– Забирай и одевай! Есть надежда, что наши усилия были не напрасными, и мы с тобой сработаемся! Ура!
Я взяла с ладони Расмуса его кольцо и надела на свой палец – никаких отличий от того, что сидело на нем раньше. Он натянул кольцо, только что бывшее моим, на свой мизинец, и гордо покрутил им у меня перед носом.
– Видишь? Теперь это мое, и ты не представляешь, насколько мне оно нравится, как и его бывшая владелица, впрочем. Кажется, с тобой будет легко!
Я засмеялась, настолько его возвышенные чувства не вязались с ситуацией. Было бы, из-за чего переживать!
– Может, ты скажешь, наконец, ради чего меня сдернули со стула в лаборатории? Чем мы с тобой будем заниматься? Я ведь могу и умереть от неутоленного любопытства.