– Меня больше интересует, почему Макс вообще смог…
Стас, слегка нахмурившись, искоса уставился на него.
Воцарилось молчание, во время которого все по нескольку раз посмотрели друг на друга и в конце концов свели все настороженные взгляды на Стасе. Заметив это, он раздраженно спросил:
– Ну? Что вы на меня смотрите? Откуда я знаю, почему он смог?
– Разумеется, ты понятия не имеешь, почему остальные не могут, – бесстрастно заметил Буряк. – Но почему-то мы дважды в неделю часов по пять-шесть выслушиваем просьбы жаждущих и страждущих. И почему-то же они к нам идут, а не создают без разрешения все, что им в голову взбредает. И ты, конечно же, даже не догадываешься, почему…
– Слушай, не начинай, а? – разозлился Стас. – Уже тысячу раз говорено: теперь будет так. Вам-то зачем знать, как я это сделал?!
– Хотя бы затем, чтобы понимать, что ты нам доверяешь, – ровным тоном произнес Зинин. – Пока мы про все это знаем столько же, сколько остальные – мы тебе не друзья, а марионетки. Если тебя это устраивает – пожалуйста.
Стас собрался было что-то сказать, но тут в зал влетел запыхавшийся эктор-полицейский с вытаращенными глазами и прямо с порога выпалил:
– Он сделал себе кровать! Мы его отвели в вольер, а он там сделал себе кровать!
Стас сорвался с места и вылетел из зала, пробормотав:
– Вот сучонок!
Все переглянулись и начали тоже выбираться из-за огромного стола: Алена – торопливо, не отрывая взгляда от двери, за которой исчез Стас, Цветана – без малейшей суеты, сохраняя свое фирменное спокойствие, Артем – четко, по-военному. За столом задержались только Буряк с Зининым, обменявшиеся сложно-выразительными взглядами.
– Думаешь, там есть на что смотреть? – полюбопытствовал наконец Буряк. – Ты кроватей не видел?
– Я Стаса в подобной ситуации не видел, – сквозь зубы ответил Зинин.
– Ладно, – пожал плечами Буряк, никуда не торопясь. – Пойдем посмотрим, раз ты считаешь, что это будет занимательное зрелище.
– Скорее познавательное, – пробормотал Зинин и нехотя поднялся.
…Когда они добрались до бывшего вольера питеков, ныне игравшего роль тюрьмы, действо там еще только начиналось.
За прозрачной стеной вольера-тюрьмы красовалась роскошная кровать с густо-вишневым балдахином, наводившая на мысли о Версале или Эрмитаже. На кровати привольно возлежал Макс, со злорадной ухмылкой любуясь балдахином. По другую сторону стены разъяренным изваянием застыл Стас с руками в карманах и вздернутым подбородком. В нескольких метрах позади него стояли члены Совета, оглянувшиеся при приближении задержавшихся Буряка с Зининым.
– И что это значит, позволь спросить? – подрагивающим от сдерживаемого бешенства голосом спросил Стас.
– Это? – удивился Макс, слегка повернув голову на голос. – Это – кровать. Разве не похоже? Не спать же на голой земле…
Стас еще немного помолчал, договариваясь с собственной выдержкой, а потом бросил через плечо:
– Отойдите все. Дайте мне поговорить с ним.
– Оп-па! Оказывается, у нас с тобой есть общие тайны? – продолжал веселиться Макс.
– Ну?! – не оборачиваясь, рявкнул Стас, спиной почувствовавший всеобщую напряженную нерешительность.
Экторы заполошной петушиной стайкой метнулись прочь от вольера. Члены Совета отошли с большим достоинством, хотя и без всякого желания. Только Алена, сделав пару шагов назад, остановилась, не отрывая тревожно-сосредоточенного взгляда от спины Стаса.
Стас подошел поближе к прозрачной тюремной стене и негромко спросил:
– Как тебе это удалось?
– Здрасте! Ты же сам сделал так, чтобы мы все это могли – вот я и смог, – торжествующе заявил Макс. – А почему нет-то?
Стас еще больше понизил голос:
– Где ты был, когда… – он осекся, помолчал немного и сам себе возразил: – Да нет, я тебя тогда видел.
Макс так заинтересовался, что даже повернулся к Стасу, приподнявшись на локте:
– Это когда же?
– Проехали, – отрезал Стас.
– Ух ты! – возрадовался Макс. – Раз ты так всполошился – значит, сильно я тебе в компот нагадил. Не поверишь: приятно… Просто чертовски приятно! Эх, знал бы я раньше, что не только закон нарушаю, а еще и тебя так сильно злю…
После небольшой паузы Стас ледяным тоном поинтересовался:
– И что именно ты создавал раньше?
– Да кучу всего! Тебе бы в мой подвал спуститься… Да, кстати: подвала-то у меня раньше тоже не было. Ты разве не знал? Так вот у меня в подвале – целый зоопарк. И штук пять экторов, чтобы все это зверье обслуживать. Ну не Дашка же моя стала бы их дерьмо выгребать, верно? Между прочим, о Дашке. Я ей в подвале тоже местечко выделил, – забавлялся Макс. – Представляешь, ей вдруг приспичило померить королевские наряды. Пришлось уважить, а то ж не давала, зараза! Мне продолжать, или ты боишься от злости лопнуть?
Стас молчал, покачиваясь взад-вперед. Макс терпеливо ждал его реакции, продолжая злорадно скалиться. Наконец ждать ему надоело, и он снова плюхнулся на спину:
– Все, надоел ты мне до смерти. Сил больше нет тебя видеть, – и в ту же секунду вокруг кровати возник небольшой аккуратный дом, приткнувшийся передней стеной прямо к невидимому ограждению тюрьмы.
В наступившей тишине неожиданно громко прозвучал голос Цветаны, констатировавшей:
– Макс продолжает плевать на закон, а его жена, оказывается, все знала.
Стас резко повернулся и обнаружил, что практически все зрители за время его разговора с Максом, сами того не замечая, вернулись на свои прежние позиции.
Вот же любопытные паршивцы! Наверняка все слышали. Хотя…
Ну даже если и слышали – что они могли понять? Ничего конкретного никто не сказал. Впрочем, Макс и не мог ничего сказать. Не мог же он, в самом деле, что-то понять: просто ума бы не хватило. Если Зинин с Буряком до сих пор в тумане бродят – куда уж тут простачку Максу…
Или эти двое тоже только прикидываются, что ничего так и не поняли? Впрочем, если поняли – тогда тем более неважно.
Да черт возьми, что вообще в этом дурацком разговоре могло быть опасного?! О чем тут думать? Или… Может, об этой ерунде думается просто для того, чтобы не думать о том, что произойдет сейчас?..
И Стас, оглядев притихших зрителей, спокойно сказал:
– Алена, уведи Цветану. Все остальные тоже могут идти.
Цветана изумленно вздернула брови, но Алена что-то зашептала ей на ухо, одновременно увлекая болгарку за крепкий локоть в сторону едва видного за деревьями институтского здания.
Небось, дамы решили, что это – наказание за любопытство. Ну и хорошо, если решили именно так. Буряк-то, судя по всему, не так доверчив… Ни за что не уйдет. Зинин тоже не уйдет, но останется скорее из любопытства. Что ж, дело хозяйское: если человек мечтает за компанию утопиться… Грех мешать людям делать то, что они хотят.