О! Так эти люди на пути к цивилизации, не то, что те, от которых я сбежала – вот уж дикари, так дикари.
Мы подходим к одной из хижин и, откинув полог закрывающий вход, входим в наше жилище. Вдоль стен лежат скрутки шкур животных, а в центре костер с едва тлеющими углями, для безопасности, по кругу обложен камнями.
Само строение изготовлено по типу плетня, а с улицы обмазано глиной, защищающей от ветра, холода и обжигающих солнечных лучей. Ни о каких окнах, естественно не может быть и речи.
Ну, ничего ребятки, баба Лида в теле девушки к вам доберется и сдвинет ваш быт с мертвой точки. Уж я-то вас научу: и овец стричь, и шерсть прясть, и вязать, да и многому другому. Только бы дойти благополучно, не пропасть по дороге. А то, что я на правильном пути ни на миг не сомневалась.
На миг я выплыла из забытья, облизала пересохшие губы. Меня неимоверно мучила жажда, но чтобы подняться и попить воды не хватало сил.
– Пить! – прошептала осипшим голосом и снова провалилась в воспоминания.
Я стою рядом с мамой, а она гладит свой округлившийся живот. Затем, она берет мою голову и прижимает к себе, и я ухом ощущаю, как что-то плавно перекатывается у нее в животе. Поднимаю голову и вижу улыбку на любимом лице и глаза, сияющие от счастья.
Как будто в диапроекторе, всплывает другое изображение: я с мамой иду в лес недалеко от поселения, чтобы добыть вкусных ягод. Набрав две емкости, напоминавшие лукошко, отставили их в сторонку и стали лакомиться, забыв об опасности, а она пришла – откуда не ждали.
Четверо полуголых дикарей, с темным цветом кожи и с дубинками в руках, вышли из густого кустарника. Один из них схватил меня поперек туловища и прижал спиной к себе, закрыв рот грязной ладонью, не оставляя возможности закричать и позвать на помощь.
Двое других схватили маму, у которой от неожиданности пропал голос. Залепив ей рот куском шкуры, они распластали ее на земле, прижав руки и ноги своими телами.
Один из дикарей, гораздо крупнее остальных, сорвал с мамы шкуру и лег на нее. То же самое проделали с ней и остальные дикари, передавая меня с рук на руки. Мама уже не шевелилась, а ее глаза были широко распахнуты и, не мигая устремлены к небу.
Я, выбившись из сил, перестала сопротивляться и уже не плакала, потому что рот по-прежнему был закрыт воняющей ладошкой дикаря. Я в ожидании смотрела на нее, и не могла понять, почему она молчит и не зовет на помощь.
Самый крупный дикарь, вытащил у мамы изо рта шкуру и, запихнув ее мне в рот, перекинул через свое плечо мое маленькое тельце. Другие подхватили наши лукошки с ягодами, и пошли туда, откуда пришли.
Осознав, что мы удаляемся от поселения, я с новой силой возобновила сопротивление, и начала брыкаться. Разозлившись, дикарь, уносивший меня от родного поселения, тряхнул так, что голова дернулась, и я потеряла сознание.
Когда же я очнулась, то совсем не узнавала местность. С одной стороны были камни и камни, а с другой – незнакомый непроходимый лес с высокими деревьями, кроны которых смыкались вверху, не позволяя проникнуть солнечным лучам.
Все, что запомнилось мне, и частенько всплывало в памяти – это мои родные места. Просторные лужайки, поросшие разнотравьем и пасущиеся на них стада прирученных животных.
Несколько ночей и дней мы шли по лесу. Чтобы облегчить себе передвижение, они сплели из гибких веток клетку и, усадив в нее меня, тащили по очереди на спине. В пути, мы питались в основном ягодами, и пили воду из ручьев.
Вскоре лес кончился, и сколько хватало взгляду, тянулись горы и каменные россыпи.
Спустя еще несколько ночей мы наконец-то достигли пещеры, где и располагалась стоянка дикарей. Когда клетку опустили на пол и вытряхнули из нее меня, все племя собралось вокруг. Вот тут, я хоть и маленькая, но заметила, как сильно они отличались и от меня, и от жителей моего поселения.
Не то грязные, не то смуглые, с темными немытыми волосами на головах, со слегка раскосыми глазами. Почти все дети младше меня имели выпуклые животы, но уже тогда, я заметила, что очень отличаюсь от местных дикарей.
Моя кожа обладала молочной бледностью, но не из-за того, что получала мало солнечного света, тогда как остальные дикари были очень темными.
И если мои волосы имели огненный цвет, то у моих похитителей, были темные, блеклые и свисали паклей с головы.
В этой пещере мы задержались всего лишь на несколько ночей и дней. Потом племя собрало свои пожитки, в принципе, им и собирать-то нечего было, так несколько шкур, и все пошли выше в горы.
Меня уже не стали сажать в клетку, но намотав на шею кусок кожи и, закрепив ее конец на палке, тянули, чтобы я не отставала и не вздумала убежать.
Много дней и ночей длилось наше перемещение, и наконец, мы пришли на небольшое плато со скальным выступом, под которым зиял вход в пещеру.
С момента, как я ступила под каменные своды, и стала постигать премудрости жизни пещерных людей, моя душа окончательно приняла тело, в которое попала. Я осознала, что не могу себя называть просто – девочка, и тогда я дала себе имя – Сол, от слова солнечная.
Я вынырнула из воспоминаний от того, что тело сотрясалось в ознобе. От мышечной дрожи и ощущения холода кожа покрылась колкими мурашками.
Я еще ближе подтянула ноги к груди, и опять мой разум уплыл в воспоминания.
Днем женщины и дети выходили на площадку перед входом, чтобы погреться под солнечными лучами, а в случае опасности быстрее юркнуть под своды пещеры.
Несколько дикарей-мужчин уходили с рассветом на промысел, а остальные оставались, чтобы охранять племя. Возвращались охотники к заходу солнца: то с рыбой, то с тушками птиц. Иногда, им удавалось убить крупное животное, и тогда путем трения палки о палку, в пещере разводили костер, и племя пировало, объедаясь пережаренным мясом. После таких пиршеств, почти все мучились животами, и воздух пещеры наполнялся – вонью от испражнений.
Я хоть и маленькая, но помнила, что надо ходить в одно место в выкопанную ямку, которую потом закапывала. Дикари смеялись надо мной, но через какое-то время видимо поняли, что так у них нет возможности наступить на собственные испражнения, поступали как я.
Девочек в пещере было мало. В основном появлялись на свет большеголовые мальчики, которые жили совсем недолго. Нас редко выпускали из пещеры, опасаясь нападения диких животных.
Когда у повзрослевшей девочки появлялась первая кровь, а было это по моим соображениям, где-то в пору совершеннолетия.
Вожак племени, брал ее к себе на ложе, состоящее из огромных листьев, уложенных в несколько слоев и сверху прикрытого шкурой животного.
Все находящиеся в пещере слышали сначала возню и рыки вожака, а потом плач девочки. Через какое-то время у нее начинал увеличиваться живот, а потом появлялся ребенок, но редко какой выживал. А если и выживал, то бегал по пещере с огромным животом.
От наблюдательного вожака не возможно было скрыться. Он внимательно следил за всеми самками, и указывал определенному дикарю, какую из всех он должен покрыть. К себе же на ложе, он брал каждую ночь другую дикарку.
Живя в пещере вместе с похитителями, я удивлялась такому образу жизни, ведь в моей памяти еще сохранились картины, как жили мои родители и соплеменники – они жили парами: мужская особь и женская.
Прошло много лет со дня похищения. Я выросла, окрепла, у меня округлилась грудь и появилась первая кровь.
И вот подошел и мой черед идти спать с уже состарившимся вожаком. Я очень боялась его разгневать, чтобы он меня не побил. Поэтому, как только наступила ночь, сама подошла к его ложу и безропотно легла, раздвинув ноги.
Не ожидающий такой прыти от пленницы, он что-то прорычал и спихнул меня прочь. И в этот раз он спал один.
А на другой день, произошла битва между старым вожаком и молодым дикарем. В схватке победил молодой и проворный дикарь, вот он то и занял лежанку, теперь уже бывшего вожака. По-праву сильнейшего из всех, он совершил со мной то, чему подвергались остальные самки.
Этот вожак, из всех женских особей выбрал для себя единственную – меня.
По его грозному рыку, означающему приказ выбрать себе одну самку, мужчины-дикари выбрали себе пару. Какое-то время они не понимали, для чего так поступил, но боялись его и продолжали тайком поглядывать на других особей женского пола.
Меня после ночи с вожаком никто не трогал, но так продолжалось недолго. Когда на небе появилась новая луна, вожак пальцем указал, чтобы я вновь легла к нему, и пока луна не проделала круг, я спала с ним, а он брал меня каждую ночь.
Потом, целую луну по приказу вожака, меня никто не трогал, а если у меня, вновь, появлялась кровь, вожак становился зол и вновь брал меня к себе на лежбище. И так продолжалось длительное время.
В конце концов, он так разозлился, что отдал меня другому дикарю. Но и этот дикарь не смог совершить того, чтобы у меня прекратилась кровь.
Так я кочевала от одного дикаря к другому, пока однажды, в один из дней, когда все мужские особи ушли на охоту, а в пещере остался бывший старый вожак, и женщины с детьми. Вот он то и, совершил то, что не смог сделать ранее.
Завалив меня, раздвинул мои ноги и, пропихнув в меня свой отросток, затрясся и излился. После этого и пропала моя кровь на несколько лун.
В один из дней, когда дикари ушли за добычей, в пещере остались одни женские особи и дети. Тогда то и решил старый вожак повторить попытку изнасилования.
На тот момент я была уже беременна. Он попытался лечь сверху, но выпирающий живот мешал произвести ему задуманное, да к тому же, я бурно сопротивлялась.