Вокализ

Фрэнк Синатра «My Way»

14

Я был ковбоем на ранчо… был прокурором, выносящим приговор, и был заключённым за колючей проволокой, я был солдатом-освободителем и был захватчиком, был учителем и строителем, я был хирургом и был санитаром в больнице… был полярником среди льдов Антарктиды рядом с пингвинами и был радистом в Арктике рядом с белыми медведями, я был скромным бухгалтером в магазине, и я был астрономом, стоящим у телескопа там, высоко в горах, где звёзды большие и яркие, и такие близкие… я прожил долгую жизнь, и вот, послушайте меня…

And now the end is near15

And so I face the final curtain

My friend I'll say it clear

I'll state my case of which I'm certain

Я добивался высоких целей и был профессионалом, меня выгоняли с работы, я был безработным, я падал и поднимался, боролся и побеждал, проигрывал и терял, и начинал всё снова… я былинка в замке из песка у широкой реки…

I planned each charted course16

Each careful step along the byway

And more, much more than this

I did it my way

Я любил и страдал, ошибался, ревновал и снова любил… я верил, надеялся, прощал и снова любил… смеялся, плакал, обижался, ждал и снова любил… меня предавали и я предавал… но снова и снова любил…

Regrets I've had a few17

But then again too few to mention

I did what I had to do

And saw it through without exemption

Невысокий, худощавый, с правильными чертами лица, внешне он был довольно обыкновенный, но у него были ослепительные, яркие голубые глаза и поразительное мужское обаяние, и он имел потрясающий голос, потрясающий…

Женщины, услышав его пение, просто сходили с ума, говорят, некоторые даже выпрыгивали из окон, они ездили за ним по всему свету, они создавали тысячи фан-клубов, они преследовали его, чтобы только слышать его голос.

«Голос» – именно так звала его вся Америка, ещё – мистер Голубые Глаза, а Марлен Дитрих называла его «роллс-ройс среди мужчин», имя же его было Фрэнк Синатра, и его глубокий, мягкий, бархатный и бесподобный баритон покорил весь мир. Он пел о своей, о моей, о твоей жизни, когда жизнь – это Путь.

For what is a man what has he got18

If not himself then he has naught

To say the things he truly feels

And not the words of one who kneels

The record shows I took the blows

And did it my way.

Я шла по вечернему зимнему парку около дома, тихо падал снег, в моих наушниках Фрэнк Синатра пел My Way, я знала эту песню и негромко подпевала, в стороне от тропинки сгущалась темнота, но уже зажглись фонари, освещая уходящую в даль Дорогу…

Твист

– Вас можно пригласить на танец?

– Можно.

– Николай.

– Елена Павловна.

– Музыка приятная, ретро. Я сегодня днём смотрел по телевизору старый фильм… забыл вот название.

– И я смотрела, хороший, добрый фильм. Как же он называется?

– Его снимали в Плёсе. Вы были в Плёсе?

– Нет.

– Я был давно, на теплоходе заходили. Красота! Волга, берёзы, сирень цвела, незабудки.

– В этом фильме актёр известный играл… замечательный актёр, народный артист… его фамилия…

– Знаю, знаю… сейчас… он, помните, играл в фильме… тоже прекрасный фильм, он там дедушку играл и у него внучка… известная актриса…

– Помню. А маму играла актриса… красивая такая…

– Да-да, она Миледи в «Трёх мушкетерах» играла.

– И в «Зеркале» Тарковского она же. Вам нравится Тарковский?

– Нравится, особенно «Солярис».

– Согласна. Эти затянутые, долгие кадры, паутина на деревьях, роса на траве.

– Бесподобно.

– А знаете, Коля, есть такое растение, манжетка называется или росянка, его широкие листья образуют своеобразную воронку вроде бокала. И вот летним утром в этом зелёном бокале собирается большая капля росы. Представьте себе: лужайка, заросшая манжеткой, и в каждой капля росы, сверкающей на солнце. И если эту росинку…

– …выпить…

– Да, её нужно обязательно выпить. Тогда будет…

– И будет тогда счастье, Леночка. Так как же звали того актёра?

– Который в Плёсе снимался? Какой лёгкий, светлый фильм, и хэппи-энд! Господи, ну как же его звать?

– Сту-ге-рон.

– Что?

– Его звать Стугерон Валокординович.

– Смешно. Но сейчас от склероза есть новые лекарства.

– Вспомнил! Первый фильм назывался «Почти смешная история», а во втором дедушку играл Михаил Глузский, внучку – Марина Неёлова, маму – Маргарита Терехова, фильм «Монолог».

– Спасибо, облегчили страдания. Бабушки только в том прекрасном фильме не хватает. А моя внучка на втором курсе медицинского института учится.

– Мой внук на четвёртом автодорожного.

– Не женат?

– Кто? Я?

– Да что вы! Ой, простите… я о внуке спрашивала.

– Пока нет. А ваша внучка замужем?

– Пока нет.

– Так давайте, Лена… А вы заметили, мы давно танцуем без музыки.

– Да что вы?! Не может быть!

– Перерыв был.

– Как неудобно… мы танцуем одни, без музыки… а вокруг нас люди… О, Боже!

– Включили. Тухманов – «Я пригласить хочу на танец вас и только вас».

– Как хорошо вы танцуете, Коля!

– И вы, Елена Павловна. У вас до какого числа санаторная путёвка?

– До 28-го.

– А у меня до 29-го. Так у нас всё ещё впереди!

– Твист, Коля!

– Yes! Come on let’s twist again, like we did last summer!19 Побежали, Леночка!

Секонд-хэнд

– По-моему, вам очень идёт, особенно блузка с жакетом, и цвета прекрасно сочетаются.

– А размер? – спрашивала женщина, прикладывая к себе выбранные вещи, среди которых были ещё и джинсы, и чёрные брюки.

– Вы можете померить, но только дома, у нас, сами понимаете, нет примерочной, а если что не так – принесёте обратно.

Марина загляделась на эту сцену во дворе церкви, воскресная литургия только что закончилась, тёплый солнечный день, «за окнами август». Подержанные вещи были развешаны на скамейках, лежали на нескольких раздвижных столах, висели на каркасе палатки, а обувь стояла прямо на асфальте. Все эти куртки, рубашки, брюки, юбки, все сапоги, детские сапожки, ботинки и ботиночки были принесены прихожанами и раздавались тем, кто в них нуждался. Люди подходили, выбирали, благодарили и уносили то, что понравилось и подошло.

Марина остановилась, женщиной, примеряющей блузку, джинсы и чёрные брюки, была Фаина из соседнего дома, а вещи, которые она держала в руках и собиралась, видимо, взять домой, были вещами Марины – именно их неделю назад она и принесла в церковь. Она поступала так уже давно, некоторые новые вещи, например, подаренные, иногда просто не нравились, другие, купленные давно, часто почти не носились, а третьи Марина стирала, чистила, приводила в порядок и тоже приносила в церковь.

«Кому-нибудь да пригодятся», – думала она.

Однако Марина не представляла Фаину в своих собственных вещах, нет, они ей как раз подойдут по размеру, но между Мариной и Фаиной произошёл конфликт или, скорее, непонимание друг друга. И вдруг эти вещи…

У Марины была собака – золотистый ретривер, а у Фаины три маленьких рыжих симпатичных немецких шпица. Ретривер Юлька была собакой очень дружелюбной, людей любила, с детьми дружила и никаких охранных качеств не имела. Досталась Юля Марине от старшего сына – женился, семья, маленькие дети, мама, возьми, и взяла, что делать. Команды Юлька знала, даже любила, и, когда её просили – принеси мячик, тапочки, дай лапу, другую, сидеть, стоять, лежать – все выполняла с удовольствием, радостно, всем своим видом показывая – давай ещё! Гулять с ней в парке было одно удовольствие – послушная, добрая, все её ласкают, гладят, к собакам спокойна. Три шпица Фаины были задиристые, приставали, лаяли на других собак беспричинно, а гулять всем приходилось в одном парке – жили рядом.

Однажды, когда Марина гуляла со своей собакой и подругой, Юльку прямо-таки атаковали эти самые три шпица – окружили, стали лаять, не отставая от неё, она рассердилась и показала зубы, укусить она не могла, но слегка прихватила кого-то из троицы для порядка. После дождя дорожки в парке были грязные, лужи кругом, шпицы в комбинезонах.

– Ваша собака комбинезон порвала моей, – закричала Фаина.

Марина осмотрела собачку:

– Всё в порядке.

– Нет, порвала!

– Хорошо, давайте я вам заплачу за комбинезон, сколько?

Фаина фыркнула, повернулась и быстро ушла, собачки за ней.

– Что это она? Чего хочет? – спросила Марину подруга.

– Кто же её знает!

Однако дело этим не закончилось. На следующий день с Юлькой гулял муж Марины, шпицы снова бегали вокруг неё, лаяли, та огрызалась, рычала.

– Юля, что такое? Сидеть!

– Ваша Юля нам комбинезон вчера порвала.

– Ладно, давайте я заплачу.

И опять Фаина развернулась и быстро ушла. С тех пор Юлька затаила обиду на шпицев за несправедливость, она чуяла их за версту – шерсть на холке и по спине вставала дыбом, хвост вверх, смотрела напряжённо вперёд, хотя на горизонте никого, и только через несколько минут из-за поворота показывалась Фаина с собаками. Юльку брали на поводок и уводили, добрую ласковую Юльку. Марина даже гулять стала в другой стороне парка и в другое время только чтобы не встречаться со шпицами и их хозяйкой. И теперь Фаина будет ходить в вещах Марины.

«Нет, на здоровье, не жалко, но вдруг встретимся в парке, а у Юльки такой нюх! Она же точно почувствует мой запах», – думала Марина.

Она стояла рядом, растерянно смотрела на свою блузку, на жакет, джинсы, брюки. Фаина тем временем повернулась, увидела Марину, быстро положила одежду в сумку и ушла. Они встретились через два дня. По аллее парка шла Фаина, на ней ладно сидели чёрные брюки и блузка Марины.

«Симпатично смотрятся, и по цвету хорошо сочетаются», – подумала Марина.

Юлька, увидев Фаину в знакомых вещах, остановилась, села, долго принюхивалась, потом подняла голову, посмотрела на Марину и дальше не пошла, так и сидела, глядя, как мимо прошагали шпицы с хозяйкой. А шпицы почти не лаяли, как обычно, так… совсем немного, вроде бы по привычке или только для вида.

Может, Юлька решила, что если Марина отдала свои вещи другому, то, значит, это – друг?

Может, шпицы подумали, что если от вещей хозяйки пахнет вот этим человеком, если хозяйка взяла от него подарок, то, значит, это – друг?

А может, Юлька и шпицы напрямую поговорили друг с другом на только им ведомом языке?

Неизвестно, что произошло, но именно с этой минуты отношения между шпицами и Юлькой, а потом между Фаиной и Мариной стали не сразу, но постепенно налаживаться, будто что-то помогло им измениться.

Ну разве только секонд-хэнд. Или что-то другое?

Юный пограничник с собакой

Петух был роскошный – гребешок и бородка алые, клюв золотой, оперение туловища жёлто-коричневое с белыми вкраплениями, а перья пышного и длинного хвоста ярко-синие с бордовым – невероятное сочетание, но такое вызывающе яркое и притягательное! Он стоял, высоко подняв голову и широко расставив лапы, задиристый, весёлый, вот-вот победно прокричит «кукареку» и бросится куда-то по своим важным петушиным делам.

Это была фарфоровая статуэтка размером приблизительно двадцать на пятнадцать сантиметров, стоящая на раскладном столике на базаре в центре города Конаково. Красавец-петух возвышался среди хрупких трепетных балерин, стоящих в классической позе на одной ноге с изящно изогнутыми руками, среди собачек и кошечек разных пород, среди супниц, тарелок, чашек и расписных заварных чайников всех размеров. Всё это были изделия Конаковского фаянсового завода. Но я загляделась на лихого петушка.

– Можно подержать? – спросила я продавщицу, женщину средних лет в цветастом длинном платье.

– Конечно.

– Сколько же стоит такая красота? – я любовалась статуэткой.

– Три тысячи.

– Недёшево.

– А что же вы хотите? Теперь это раритет, такой статуэтки нигде больше нет, – продавщица грустно вздохнула. – Как нет уже и самого фаянсового завода.

– Понимаю, спасибо.

Я шла вдоль торговых рядов с ароматными малосольными огурцами, крупными, плотными, только начинающими краснеть местными помидорами, связками укропа, хрена и чеснока для соления, черники и голубики, синеющих в пластиковых бутылках, душистой красной земляники в стаканчиках, оранжево-жёлтых лисичек в небольших берестяных коробочках.

У нескольких продавцов увидела первые белые грибы – колосовики – толстые ножки, светло-коричневые вогнутые шляпки, коренастые, как сказочный хозяин леса старичок-лесовичок. Наклонилась и вдохнула потрясающий грибной аромат. Пора и мне пойти по грибы!

Много рассады садовых цветов для посадки – разноцветные флоксы, бархатцы, клематис, петунья, анютины глазки. Запах свежей рыбы привёл к рыбакам. В больших распахнутых сумках лежали серебристые длинные судаки, жерех, лещи с толстой спинкой, подлещики.

«Надо бы купить на уху, – подумала я. – Похожу ещё, посмотрю, потом вернусь ».

И вдруг я замерла, увидев до боли знакомую и уже почти забытую картину из далёкого детства – это была статуэтка пионера с собакой. Как же она называется… не помню… юный пограничник?… пограничник с собакой?

Мальчик-пионер был одет в тёмные шорты и белую рубашку с короткими рукавами, поверх которой повязан красный галстук. Казалось, он только что присел на колено, придерживая двумя руками за шею верную собаку. И юный пионер, и друг-собака смотрели напряжённо и внимательно в одну точку, как будто видели вдали опасность, требующую срочных действий, как будто вот-вот должна была прозвучать команда «Вперед!».

– И шпион будет схвачен, – неожиданно услышала я.

Эти слова произнёс незнакомец, стоявший рядом со мной и также внимательно рассматривающий статуэтку.

– «Юный пограничник с собакой», скульптор Столбова, Ломоносовский фарфоровый завод, 1952 год. А эта статуэтка на столике перед нами, где пионер в красном галстуке и одет немного по-другому, сделана у нас в Конаково… давно сделана, – добавил мужчина.

– Вы избавили меня от мучений, не могла вспомнить название, – сказала я.

– Всё в прошлом, нет больше фаянсового завода в Конаково, – вздохнул незнакомец.

– Как же так получилось? Ведь вся страна знала и пользовалась этой посудой.

– Да, а теперь вот покупаем китайские чашки, тарелки. Эх, что говорить! Приватизировали, обанкротили, разрушили, растащили по кирпичику. Видели старое здание завода? Из красного кирпича, которое ещё сам Кузнецов построил?

– Видела.

– Даже эти кирпичи растащили, на них ведь печать Кузнецова была… позволили уничтожить. На Конаковском фаянсовом заводе при советской власти работали больше пяти тысяч человек, экспорт большой был, многие страны покупали. Мощная инфраструктура была – детские сады, ясли, пионерский лагерь, пансионат, жилые дома строили для своих… всё, всё было… эх! – мужчина горестно махнул рукой и не стал больше ничего говорить, ушёл, тяжело было вспоминать.

А я всё глядела на юного пограничника с собакой, тревожно смотрящего из прошлого в далёкое будущее. Ах, если бы… если бы знать…

06.08.2014, Конаково – Москва

До свидания, снег!

Первый день весны. Не помню такой бесснежной и тёплой зимы, как в этом году – было мало снега, метелей, и почти не было снегопада. Какое красивое слово снегопад… ещё листопад, ещё звездопад, будем ждать звездопад… обычно это завораживающее зрелище бывает в конце лета или в начале осени ясными прозрачными ночами.

Но почему-то с первыми весенними днями мы уже думаем о лете и начинаем «шить сарафаны и лёгкие платья из ситца», которые «вы полагаете, будут носиться?», но всё равно, всё равно их «следует шить»; и мы мечтаем о летнем отпуске, купании в быстрой лесной речке, о первой землянике, первом подберёзовике, о тихих вечерних закатах и запахе сена.

Но почему-то ещё в начале лета мы задумываемся об осени и отсчитываем время по цветению трав и деревьев – уже отцвели ромашки и клевер, а вот кипрей и душистая белая таволга, какое красивое слово таволга… вот липа, жасмин, колокольчики, васильки… уже зацвели во дворах, золотые шары – высокие, ярко-жёлтые фонарики, потом мальва, астры и, наконец, хризантемы с горьковатым и грустным ароматом осени…

Мы настроились на зиму, позади Покров, капусту посолили и ждём первый снег. А последний снег – вот он, осевший, грязный, неряшливый: «Извините меня, извините, уйду… а помните, какой я был… вы помните?»

Дворники безжалостно выбрасывают его на дорогу… и машины, машины… Мне кажется, он плачет, прощаясь с нами до следующей зимы. Мы грустим об уходящем, помним первый и ждём тёмной хмурой осенью неожиданный, белый-белый снег.

Мы чего-то всё время ждём…

Случай из армейской жизни

Когда Илюша проходил срочную двухгодичную службу, часть его на полгода расположилась недалеко от большого села во Владимирской области. А Илюша был большой любитель чтения, любил фантастику, классику, исторические книги… многое, и очень ему не хватало хороших книг в свободное время. В селе была библиотека, и если идти от в/ч Илюши по шоссе, то до неё было чуть больше пятнадцати километров, а прямиком через поля, овраги – километров шесть-семь. Илюша дорогу знал и ходил всегда напрямую.

Библиотекарше, женщине средних лет, он отдал в залог свой комсомольский билет, случилось это в советские времена, когда были не только комсомольцы, но и коммунисты, и юные пионеры. Между ним и библиотекаршей была договорённость: если часть Илюши уедет, а он книги не вернул, тогда он вышлет книги в библиотеку бандеролью, а взамен ему будет выслан заказным письмом его комсомольский билет.

Решил Илюша в очередной раз пойти в библиотеку поменять книги, договорился, чтобы отпустили из части, и после обеда отправился прямиком по протоптанной дорожке. Был тёмный январский день, облачное небо, шёл небольшой снег, изредка поднимался ветерок, мороз был градусов семь-восемь. Пройдя немного по полю, засыпанному снегом, Илюша подумал: «Может, не ходить? Вернуться? Нет, договорился, пойду!»

В библиотеку он пришёл около четырех часов. Пока не спеша выбрал книги, поговорил с библиотекаршей, было уже около шести вечера. За окном стемнело, было слышно, как завывает ветер, поднялась метель.

– Может, останешься, Илюша? – спросила библиотекарша. – Переночуй здесь, гляди, какая вьюга да метель началась. А утром распогодится, и пойдёшь.

– Да нет, спасибо, надо идти.

– Ну, смотри.

Илюша вышел на улицу – темнота, сильный ветер, снег. Как идти – напрямую или по дороге? Напрямую путь в два раза короче. И пошёл он полями и оврагами, чтобы быстрее добраться до своей части. Между тем, ветер становился всё сильнее, с неба повалил, посыпал крупными хлопьями снег, заметая еле видимую впереди дорогу.

Пройдя ещё немного, Илюша подумал: «Надо бы вернуться и заночевать в библиотеке».

Он остановился, оглянулся назад, но огни села исчезли, и вокруг была чёрная, бушующая мгла, снег и ветер. Теперь он не знал, куда идти – направо, налево, вперёд, назад, кругом была беспросветная тьма. Побрёл наугад, но забрёл в овраг и провалился по плечи в снег. Еле выбрался, снова пошёл куда-то и снова провалился, с трудом вылез, встал… вокруг был мрак и океан бурлящей и клокочущей метели.

«Зарываться в снег нельзя – заснёшь, замёрзнешь, завалит снегом», – мелькнула мысль.

Илюша стал вытаптывать дорожку в снегу, получилась едва заметная тропка метров пятнадцать. Он стал ходить по ней взад-вперёд, взад-вперёд, только бы не упасть и не заснуть, взад-вперёд… не упасть, не заснуть, свернувшись калачиком… Он не помнил, о чём думал, что вспоминал, сбился считать и начинать снова… и так до полпятого утра… больше десяти часов…

И всё-таки он услышал где-то вдали слабый шум проехавшей машины, на часах было 4:30 утра. Это стало ориентиром, на который пошёл Илюша. Он падал в снег, снова проваливался в овраги, но вставал и шёл. Метель понемногу стихала, но было ещё темно.

Наконец, Илюша вышел на узкую дорогу, он огляделся и понял, что она идёт от села к основному шоссе, до которого идти километра два. Он не встретил на пути ни одной попутной машины, а потом, когда шёл уже по шоссе, мимо него проехали два грузовика. Если бы он проголосовал, один из них наверняка бы остановился, но он просто шёл… больше пятнадцати километров до своей части. Не опоздал. Книги сохранил.

Марина внимательно слушала рассказ мужа уже который раз, но всё равно спросила:

– А книги какие были?

– Фейхтвангер и ещё что-то, забыл.

– А если бы волки…

– Глупая, какие волки, зайчика видел… такого же зайчика, как ты.

Марина улыбнулась и обняла мужа.

Академик

– Дочка, я на работе могу взять для тебя путёвку на турбазу, льготную между прочим. Сессию ты сдала, вот и поезжай-ка на три недели, как раз студенческие каникулы начались, зима, лыжи, что дома-то делать.

– Я никогда не ездила никогда турбазу. Вот если бы с Наташей! А куда?

– Под Бологое. Говорят, места там очень красивые, озёра.

Но ещё одну путёвку получить не удалось. Маринку родители всё-таки уговорили, и она впервые поехала на турбазу.

Её поселили в номер с двумя москвичками. Женщины были намного старше, имели семью, детей и к Маринке относились как к младшей сестре. Они подружились, и перед сном начинались бесконечные разговоры обо всём на свете, которые продолжались обычно далеко за полночь. Маринке было интересно слушать старших подруг, и она ни разу не пожалела, что именно они стали её соседками.

Конец января, каникулы, на турбазе много студентов, по вечерам на танцплощадке в клубе не протолкнуться. Среди отдыхающих кроме молодёжи много интеллигентных среднего возраста мужчин. Маринка заметила это сразу и как-то вначале заглянула во Дворец культуры, чтобы взять в библиотеке почитать что-нибудь, но попала в актовый зал, где сидели солидные мужчины, многие с аккуратными бородками, в очках, похожие на профессоров. Выйдя из здания, Маринка обратила внимание на вывеску: «Всесоюзная научная конференция по…» и тут же про неё забыла.

В те благословенные давние времена была традиция – проводить научные семинары, конференции, совещания в Домах и на базах отдыха, на турбазах. Это было не всегда, но довольно часто, как говорится, совмещали приятное с полезным, работу и отдых. В тот год был именно такой случай – со всей страны собрались то ли физики, то ли математики, то ли энергетики.

Турбаза находилась недалеко от города Бологое. Как пел на танцах ансамбль «Весёлые ребята»: «Бологое, Бологое, Бологое – это между Ленинградом и Москвой». Места эти отличались необыкновенной красотой – озёра, протоки, холмы, поля, хвойный лес.

Зима укрыла землю белым покровом, метель закручивала снежные вихри, и на аллеях турбазы вечером, под горящими фонарями, струился и падал в руки снегопад. Погода стояла чудесная – небольшой мороз, солнце, искрящийся снег.

Каждый день Маринка вставала на лыжи и скорее в лес, где вокруг турбазы была проложена лыжня. Она ходила на лыжах и утром, и под вечер, потом немного отдыхала, а после ужина шла на танцы во Дворец культуры, где яблоку было негде упасть, и где, кажется, даже стены дрожали в ритме музыки.